— Эля!

Девушка подняла лицо, покрасневшее от смеха, и они обе упали на песок, заливаясь трезвоном сотен колокольчиков.

— Уж если у тебя шнобель… то я не знаю, как назвать Мишкин клюв! — выдавила из себя Элина, сгибаясь от смеха.

— Я прощена?

Кивок все сказал сам за себя.

— Тогда надо чем-нибудь заняться. Почитаем светскую хронику…

— Не расстаешься ты с телефоном.

— Ага… Ну вот, интересненько. В ноябре состоится бал дебютанток. Позавидуем тем, кто родился в элите и с пеленок ходит в Гучах и Габанах?

Новый поток веселья стремительным ручьем пронесся по пляжу, сметая недовольные взгляды соседей по песку и мамочек, опекающих своих спящих под солнышком чад.

— Над чем смеетесь? Вас под водой слышно, — появился Дмитрий, и Элина отвела от него глаза.

Ей хватило и пары секунд, чтобы увидеть, как вода стекает по очертаниям его сильного тела, как капли остаются погреться на груди, запутавшись в темных волосах. Она молила себя не следовать глазами за этой дорожкой волос, чтобы не знать, куда она ее приведет.

— Лина, все хорошо? — встревожился мужчина, видя, как она зажмурилась.

— От солнца уже голова болит, — соврала она, думая про себя, что он и есть ее Солнце.

— Любуемся жизнью сверхлюдей, — хихикнула Женя и показала ему планшет.

Бал дебютанток. Бывал он на этом сборище богатых и не обремененных талантами детишек «правильных» родителей.

— Ты бы хотела там побывать, Лина? — поинтересовался он, устраиваясь на песке рядом с девушками.

Теперь они втроем листами фото на планшете и разглядывали фото гостей.

— Даже не знаю. Наверное, любая бы хотела…

— Нет, — отрезала Женя. — Ни за что на свете.

— Чего это?

Дмитрий обратился в слух. Послушать критику в свою сторону никогда не будет лишним. И он знал о характере Жени — рубит правду так, что щепки только враз режут глаз.

— Эль, ну ты посмотри на них, — поднесла девайс ближе к Элине.

Та все равно не понимала.

— Солидное мероприятие, бриллианты, платья от кутюр…

— От купюр у них там все. Купленный богатенькими папками и мамками фарс для своих детишек, которые только и умеют, что зубы ломать о золотую ложку. Надо же их выставить на продажу. Ярмарка тщеславия. Классика. Балаган «элиты». Короче, они приходят туда, как на рынок: свою корову выставить и на чужую поглазеть. Или для тебя наличие денег равняется наличию вкуса, ума, личностных качеств? Деньги есть деньги. На них можно колбасу купить. И туалетную бумагу. И даже человека порой. Но ни ум, ни вкус не купишь.

— Очень жестко, — вклинился Дмитрий, чтобы хоть как-то отстоять свой бывший круг интересов. — Там собираются уважаемые люди.

Женя хмыкнула, расплываясь в улыбочке.

— Уважаемые кем? Сами себе придумали мирок, в котором не имеют права существовать. Всякие певички безголосые, берущие трусами и наклейками на титьки; светские львицы (кстати, это вообще что за профессия такая?); бизнесмены — читай, ворье; телеведущие всяких недошоу для дураков? Только в этой стране элита представляет собой проплаченное сборище клоунов.

— Жень, ну чего ты так категорично, — поддержала Диму Элина.

— Эль, ты вечно в розовых очках, от которых уже скоро ослепнешь. Дим, хоть ты скажи ей! В какой еще стране силиконовые глупые девки, вовремя запрыгнувшие на причинное место олигархов и носящие брюки по двести тысяч рублей (возможно, наших, налогоплательщиков) причисляются к элите? Кстати, вы заметили, что все эти телки всегда певицы, актрисы и модели, не имея голоса, таланта и даже банально натуральной красивой внешности?

В пух и прах. Она уложила его на лопатки. Он даже никогда не задумывался об этом, не оценивал стороны, критически, как выглядит их фантиковая жизнь. Просто блестящие шуршащие свертки вульгарности внутри которых вакуум.

— Ладно, — после паузы согласился Дмитрий. — А кого ты считаешь правильным высшим обществом?

— Очевидный ответ: умнейших людей страны, в чьих числе гениальные ученые, например. Но наши люди хавают устоявшийся режим и мечтают стать надменной, бесталанной с распирающими от филлеров губами и размалеванной тоннами косметики дочкой какой-нибудь такой же точно мамашки. — Женя передернула плечами, не понимая встреченной оппозиции. — А ты видишь в бесполезных людях, которые ворочают миллионами ради собственных благ, высшее общество?

— Думаю, ты права, — качнул головой он. — Действительно, среди этой элиты, только и делающей, что таскающейся по разным низкопробным шоу, нет порой даже образования.

— Ну вот, Женька и тебя сломала, — улыбнулась Элина, которой было фиолетово до всех этих разговоров, будто попала на дебаты с Жириновским.

Все, чего ей хотелось в данный момент — обнимать Диму, а он пусть спорит с Женькой, соглашается с ней, что угодно…

— Она говорит здравые вещи, — подмигнул ей мужчина.

— Женька, тебе пора самой в эти телешоу. Будешь всех разоблачать.

Их местечко снова озарилось широкими улыбками. Элина поняла, что такое дом. Не координаты на карте, не бетон, вылитый в форму клетки-квартиры, не какие-то еще условности. Ее дом — это пляж сейчас, ее родина — это скромная квартирка Димы, ее отчизна — еще более тесная квартира Жени. Ее жизнь в теплоте улыбок этих людей, в размеренном биении их сердец.

И как же уютно в ее новом доме. Наконец-то она нашла его.

***

Лучше согрешить и покаяться, чем не согрешить и раскаиваться.

Джованни Боккаччо «Декамерон»

Вечер был наполнен тревогами о предстоящем разводе. Ее жизнь раскололась на две части, и одной из них было суждено болезненно утонуть в океане новых событий совсем скоро. Через каких-то несколько часов. Через одну ночь.

— Элина разводится, — шокировано пробормотала она, примеряя купленный на особый день комплект атласного красного белья.

Тело приобрело сочный оттенок загара, что отлично гармонировал с насыщенным цветом белья, словно разрезая ее фигуру всполохами кровавого пламени. Завтра, уже завтра она сможет надеть этот комплект для него, того самого мужчины, который облачил ее в эту пылающую страсть, украсил ее самой дорогой ювелирной продукцией из счастья и радости.

Миша оставил еще один пропущенный звонок днем, и больше она о нем не вспоминала. Уж если он завтра не явится на слушание, то она совсем не сможет объяснить его поведение. Скоро путы разорвутся, и она будет свободна. Почему-то штамп оказался слишком тяжелым камнем на ее шее.

— Ну не могу я так просто скинуть его, душит и душит, — простонала она и со злостью дернула кран на себя.

Невнимательность и излишняя эмоциональность привели к тому, что руки ошпарило кипятком из-под крана. Ее крик, должно быть, поднял воробьев с крыш.

В дверь раздался стук, и она замерла. Черт. Одного воробья, самого опасного из их семейства, она точно потревожила…

— Лина, все в порядке?

— Угу.

Голос куда-то резко пропал. Только казалось, белье стало нагреваться и жечь кожу. Или же это возбуждение?..

— Лина! — мужчина распахнул дверь и обомлел. — Я думал, у тебя что-то случилось… Но теперь мне самому стало нехорошо.

Она смотрела на него немигающим взглядом. Миллион сверхновых засиял над их головами. Сама Вселенная взорвалась газом и пылью, только бы оставить их одних на всем свете. И все, что сейчас было важно, это ее чувства, которые опиатом травили вены, жгучей водкой оставляли поцелуи на губах, растекались по запястьям алым потоком лепестков роз.

Всего один день… Она сможет выдержать… Сможет сыграть по правилам в этой игре…

— Все хорошо, — дрожь ее голоса была похожа на треплющуюся на ветру бельевую веревку. Она и пыталась удержать и хотела отпустить.

— Ну, я тогда пойду?

Пусть она скажет «нет»! Впервые он хотел услышать «нет» от женщины. Элина стала чем-то невообразимым в его жизни, чем-то, что еще никогда не появлялось в его жизни. Редкий цветок с другой планеты, неизвестная специя из таинственных долин Индии, неведомая сила из иного измерения… Не женщина — гораздо-гораздо больше.

— Д-да.

Она кричала ему вслед, терзала дверь ногтями, срывала кожу на руках в кровь, пытаясь его остановить, но ни один мускул на лице не дрогнул. Зато злобная часть сознания, всегда ненавидевшая ее, разразилась гомерическим хохотом. Ну вот, снова Элька все потеряла. Глупая и трусливая.

Мужчина буквально вывалился обратно в реальность. Ванная виделась ему сгорающей в тысячи огнях Преисподней, самым ее сердцем. Он тяжело вздохнул, взъерошил волосы рукой и призвал себя к спокойствию. Это не просто унизительная похоть, голод до мяса, жажда, что заставляет пить даже из лужи. Это желание нищего вкусить изысканных деликатесов. Желание мужчины, никогда не знавшего истинной женской красоты, прикоснуться к ней хотя бы подушечками пальцев. Жалкий мажор, которому в самую пору сдохнуть на этом балу с такими же отбросами высшего общества.

— Боже мой, — вымолвил Дмитрий, ударяя стену кулаком.

Бог тут ни при чем. Это не бог. Дьявол и его окаянные черти. Любовь родилась в аду, а не в эдемском саду. Черти пускают свои ядовитые стрелы, а не милашки — ангелы. Любовь — отрава, вирус, разъедающий до основания, терминальная болезнь сердца.

— Не могу, — прорычал мужчина, и его рука легла на ручки двери.

В этот же самый момент дверь чуть не слетела с петель изнутри, и ему в объятия упала Элина.

— Плевать на этот день, — прошептала девушка. — Свою совесть я заткну уж как-нибудь.

— Уверена?

— Да, — ее кроткий ответ сладким парфюмом проплыл по воздуху, потрепал его по волосам и чмокнул в щеку.

Такого уюта он еще никогда не испытывал. А Элина никогда не знала таких нежных мужских касаний. Либо похоть от знакомых на один вечер, либо ненависть мужа, завуалированная под желание.