— Лучше бы помешательство, — еле слышно пробормотала она, подпирая в раздумьях щеку и глядя на улицы Москвы.

Сначала клиника и разговор с врачом, а потом тесты и прочая ерунда. Элина убедила себя в том, что все эти разговоры про беременность бред. С ВИЧ пронесло, и с этим пронесет. Жаль, у нее нет иммунитета к беременности. Надо иметь мозг, тогда иммунитет не понадобится, чтобы купить противозачаточные таблетки и держать их под рукой. Выдохнув из себя весь лишний мусор из мыслей и тревог, Элина зашла в искрящееся роскошью здание клиники. Точно в каком-нибудь дворце…

И ждать не пришлось, как в обычных, даже частных, клиниках. Никаких задержек или иных неудобств. Вот что значит деньги! Сами придумали и напечатали бумажки и теперь покупаем за них себе комфортную жизнь. Величайшая финансовая пирамида в истории человечества.

— Здравствуйте, — поздоровалась Элина, оглядывая чуть ли не позолоченную отделку кабинета врача.

Полмиллиона только с нее… Ничего удивительного. Можно и во дворце принимать пациентов.

— Здравствуйте, Элина. Позволите обращаться к вам по имени?

Ее врачом оказалась женщина средних лет с великолепной осанкой, можно сказать выправкой, и с безупречным макияжем. Такому врачу хотелось доверить заботы о своей красоте.

— Конечно. Как мои анализы? — спросила та, присаживаясь напротив.

Неужели она избавится от этого чертового шрама? Мечты так близко подступили к ней, что она могла слышать их дыхание. Мечта снова стать красивой. Мечта иметь возможность ходить по магазинам без килограмма косметики. Мечта любить себя.

— Элина, я буду с вами честной, — тон врача слишком резко сменился с поглаживающего по голове на бьющий наотмашь. — Ваш мужчина заплатил очень большие деньги клинике за проведение операции. Эти деньги обязывают меня делать многое, но…

— Доктор, я не понимаю, о чем вы.

Почему она говорила с ней, как с какой-то преступницей?

— Понимаете, — продолжила София Артуровна, — за деньги можно купить почти все, но неужели вы готовы купить даже смерть?

— Что?! — Элина отпрянула от нее. — Что здесь происходит? Что за чушь вы несете?

— Я отказываюсь вас оперировать. Может, в какой-нибудь подпольной клинике мясник и возьмется за вас, но не я. Да, я понимаю, какие могут быть последствия, учитывая сумму, заплаченную вашим мужчиной, но тем не менее. И, — она жестом остановила Элину от назревшей тирады, — я бы могла по телефону вам отказать, но уж очень хотелось посмотреть в ваши глаза.

Элина уже совсем ничего не понимала. Это розыгрыш какой-то? Прикол от Алекса? Мстит ей за что-то? Что не так с ее глазами? Что плетет эта ненормальная? Она была близка к тому, чтобы заплакать. Вот это сервис: заплати полмиллиона, и тебя совершенно бесплатно бонусом обольют помоями.

— Я не понимаю…

— Что здесь непонятного? Этическая сторона работы моей клиники не позволяет проводить такие операции.

— Да какие операции? — всхлипнула Элина, чувствуя себя униженной.

— Одно дело рисковать жизнью ребенка, если у вас киста лопнула или аппендицит прорвало, но ради красоты лица! — Злость, с которой врач буквально прошипела ей это в лицо, ошарашила Элину. — Немыслимо!

Беременна… Господи, беременна… Головокружение сбило все счетчики и компасы в ее голове, светлые стены кабинета размазались перед ее глазами.

— Беременна… Не может быть… — безумный шепот Элины резко стих, когда она попыталась встать и потеряла сознание.

Сознание возвращалось тучами — темными разводами спутанных имен, бессвязных мыслей, неверия в происходящее. Над ней нависла знакомая врач, которая буквально проехалась катком по ней, вдавила ее прежнюю жизнь в асфальт и утрамбовала ее там.

— Милая, очнулась, — голос женщины потеплел, словно на смену стуженной зиме пришла ласковая весна с ее красками и оттепелью. — Ну, смотри на меня, смотри на меня!

Элина усилием воли сфокусировала зрение на ней, заставляя себя смотреть на источник голоса.

— Я беременна, — снова шокировано прошептала она. — Беременна, понимаете…

— Теперь понимаю. Ты что же, не знала, выходит?

София Артуровна посадила Элину на диван и прижала к себе.

— Бедная девочка.

— Какая же я девочка…

— Все мы, взрослые, опытные, мудрые женщины, становимся девочками при первой беременности. Это же первая беременность?

Элина без сил кивнула. Неужели по ее состоянию не видно, что беременность не только первая, а еще и крайне нежелательная?

— Я не знала, но догадывалась. Все-таки правда. А вы уверены? — Элина вцепилась в рукав халата врача. Пусть все перепроверит, заново возьмет все анализы…

— Уверена. Все же я врач, и было бы странно, если бы по анализам крови и мочи я не разглядела в вас новую жизнь.

— Простите, я не хотела вас обидеть.

Девушка отодвинулась от врача и встала. Унизительное положение. Ей уже тридцать, не девочка, чтобы хныкать в больнице, узнав о беременности. Но как же хотелось биться головой об стену, лишь бы только узнать, что это неправда.

— Я могу рассчитывать, что вы ничего не скажете Александру? Это мужчина, оплативший лечение, — собралась Элина, дабы не терять лицо и дальше.

Ее сопли и слюни, которые она начала с остервенением размазывать по лицу своей гордости, никак не вязались с обстановкой клиники.

— Если вы того желаете, — пожала плечами врач, не совсем понимая, что происходит.

Она-то думала, что эти большие деньги являлись взяткой, пришли к ней с манифестом преступности, а на деле вон как… Этот мужчина даже не в курсе.

— Я очень этого желаю. Поклянитесь, что ничего ему не скажете, — набросилась на женщину Элина, у которой тошнота превратилась в душевную тоже — ее сознание сейчас отчаянно исторгало из себя мысли об этом ребенке.

— Я клянусь, если вы уверены в своем решении.

— Более чем уверена.

Элина встала, нервно схватив сумку, и побежала к выходу. Она уверена в своем решении, и нечего тут рассуждать. Алексу не нужно знать о ребенке, которого у него никогда не будет. У них не будет.

***

Дети плодятся в нищете как шампиньоны в навозе.

Эмиль Золя «Западня»

— Я тебе дам! — крик Жени носился скулящим от звука негодования собственного голоса по всем углам их квартирки. — Женщин, а тем более беременных, бить нельзя, но ты у меня получишь затрещину!

Кулер на кухне не успевал сопеть и наполнять стакан за стаканом, которыми Элина никак не могла напиться. В горле разверзлась самая настоящая пустынная бездна.

— Не кричи, Жень, — устало попросила она. — Какой смысл мне угрожать? Я и так в дерьме, прости, больше, чем по самые уши. Что мне твой крик? Хуже уже быть не может.

По ее щеке мелкими перебежками скатилась слеза, которую она так упорно держала в себе. Дурной пример заразителен. За ней рванули и другие. В итоге Элина, спрятавшись в домике из ладоней, рыдала на столе

Женя присела рядом с ней, остывая, и обняла сзади.

— Эля, прости. Это эмоции. Я в шоке от того, что ты так легко приняла решение сделать аборт.

— Мне не нужен этот ребенок.

— Да откуда в тебе столько презрения к нему уже сейчас, когда он только тошнотой тебя помучил чуть-чуть? Ты и большее людям прощала.

Всю жизнь она что-то кому-то прощала. Решила, видимо, что происходит из знатного рода Христа. Подумала, что ее душа вместит любую обиду. Но простить себя за такую оплошность с ребенком она не сможет никогда.

— Получается, я стала одной из этих дур, которые выстраиваются на аборты только по причине своего скудоумия. Я стала одной из клуш, которые не могут купить презервативы или проглотить крохотную таблетку! — Слезы душили каждое ее слово, поэтому предложение растягивалось на минуту всхлипываний и бормотаний. — Я стала убийцей только из-за того, что мне не терпелось прыгнуть к нему в койку!

— Эля… Эля! — Женя встряхнула ее, но это не подействовало. — Что ты будешь делать.

Оставив подругу на полминуты, она метнулась к раковине и набрала в первую попавшуюся миску холодной воды. Эта вода оказалась на голове Элины, тут же приводя ее в чувство. Мозг переключился с истерики, которая бросила якорь в его водах, и стал возмущаться такому ужасному поведению.

— Ты что сделала?!

— Попыталась вправить твое серое вещество на место. А теперь глубокий вдох. — Элина послушалась. — Еще раз! И еще. Замолчи, и не смей открывать рот, пока я не разрешу.

Будучи слабохарактерной всегда и во всем, она не смогла противостоять Жене. И ей же лучше. Ведомым хорошо быть на поводке, они сами его ищут. На поводке удобно и безопасно: отведут куда надо, скажут, что делать. А ты только и делай, что подчиняйся.

Плечи Элины перестали лихорадочно подниматься, стремясь успеть за ее рваным дыханием, которое трещало, как разрываемая марля. Этот ребенок в ней — снова тупик. Либо потеря всего, к чему она так стремилась, либо убийство. Самый сложный выбор тот, который мы сами навязываем себе посредством своей глупости. Правда, иногда глупость бывает судьбоносной.

— Теперь говори, — дала добро Женя, — почему не хочешь этого ребенка. Внятно и по пунктам.

— Мне уже тридцать.

— И? Я же сказала, внятно. Аргументируй свою позицию. Наоборот, по меркам любой соседской тетки с тремя чадами в однушке ты уже даже опоздала.

— Вот именно, Женя! Я не хочу быть одной из среднестатистических женщин, которые рожают и рожают в однушке от непонятно кого без каких-либо перспектив на будущее. У меня даже однушки нет! Я живу в твоей квартире! — Эмоции так и рвали когтями ее спокойствие, как пуховую подушку. — Я не из тех мамаш, которые мотыляются с детьми по съемным квартирам.

— Ну, Эля…

— Женя, очнись! У нас вся страна построена на этом мышлении стереотипов безвыходности и долженствования кому-то. Ради чего женщины рожают детей в нищете? Рожают детей, когда они сами из себя ничего не представляют и ничего не имеют? Мне нечего будет дать своему ребенку: ни отца, ни материальной стабильности, ни преуспевающей мамы — моему сыну или моей дочери будет нечем гордиться в этой жизни.