Всерьез подумываю наесться мороженого и заболеть. Еще со школы для меня это стопроцентный способ откосить от чего-то нежаланного. Слабое горло. Я даже покупаю десяток «Лакомок» с ужасом думая, что от такого количества не только заболею, но и ни в одно платье не влезу…

— Зачем это тебе столько мороженого? — подозрительно спрашивает Сашка, которая везет меня домой вечером четверга.

— Соскучилась, давно не ела. И Люсьен обрадуется.

— Что-то ты темнишь, подруга. Оно же жутко калорийное.

— Ну говорю же — для Люсьен большая часть.

— Старым тем более столько вредно, поджелудочная и все такое.

— Не хочу завтра на вечер идти, — признаюсь неожиданно.

— Я так и думала, — вздыхает Ухватова. — Понимаю.

— И все? Больше ничего не скажешь?

Обычно наоборот затыкаю подружку, прошу не поднимать неприятные темы. Так почему сейчас по-другому? Чего жду от нее? Что беззаботно рассмеется и скажет, что я себя снова накрутила, что все что говорят про Багримова и Соболеву — сплетни. Что слухи про помолвку не может быть правдой…

— Не скажу, — вздыхает Сашка. — Мне нечем тебя утешить…

***

Я все-таки слопала на ночь три «Лакомки», и соответственно наутро болело горло. Обозвав себя идиоткой, я поехала на работу. Потому что если от вечера я намеревалась откосить, то пропустить дневную подготовку и окончательную примерку — не могла. Даже полуживая приползла бы… Самочувствие было отвратным. Забежав в перерыве в столовую, заказала чай с лимоном. Села в самом неприметном и темном уголке, голова просто раскалывалась. Приняла аспирин. И только принялась за чуть остывший чай, как появился Эмир.

Рука, держащая чашку задрожала, и я поспешно поставила ее на стол. Только сейчас, увидев его так близко, я поняла, насколько истосковалась. Впитываю жадным взглядом крупную фигуру, уверенную походку. Он один. Ненадолго, в этом нет сомнений. Это прямо подарок для моего измученного сердца. Увидеть его в одиночестве. Иметь возможность разглядеть из своего дальнего угла, где свет максимально приглушен, и я чувствую себя почти невидимкой. Вот бы еще запах его почувствовать, по которому тоже скучаю. Резковатый, терпкий, с нотками апельсина и бергамота. Я ищу этот запах повсюду. Перенюхала на днях кучу мужских ароматов в большом супермаркете возле дома. Но не нашла.

Сглатываю, и боль в горле напоминает, что надо пить чай. Станет хотя бы чуточку легче. Мне пару часов надо продержаться. Голова раскалывается, возможно у меня температура. Прикрываю глаза, на пару секунд, чтобы почувствовать хоть немного облегчения. И тут слышу:

— Привет, — произносит до боли родной хрипловатый голос. — Я присяду?

Поднимаю глаза и тону в голубом блеске. Эмир сегодня небрит, впрочем, скорее у него недельная щетина. Что делает его облик еще более диковатым и брутальным.

— Да, пожалуйста, — произношу как можно отстраненнее, а внутри буквально все кипит от паники, смешанной с ликованием. Прямо-таки адреналиновый взрыв, растекающийся по венам. Заглушающий и головную боль, и прочую. Я точно оживаю.

— Хотел тебя похвалить, ты отлично работаешь, — так же отстраненно произносит Эмир.

— Спасибо.

И виснет пауза. Мы словно оба теряем нить, не знаем что сказать. Чувствую себя неловко. Наверное поэтому брякаю глупость:

— А я — поздравить.

— Что? — удивленно переспрашивает Багримов.

— С помолвкой. Кажется, сегодня… Ведущая модель, — продолжаю нести несусветный бред и ненавижу себя за это.

— Спасибо, — прищуривает глаза Эмир. — Не знал, что ты интересуешься сплетнями.

— Об этом сложно не услышать, — отвечаю с дерзостью во взгляде. Я так надеялась, что он скажет, что все это чушь и нет никакой помолвки, а Соболева выдает желаемое за действительное. Но он подтвердил. И это разбило мне сердце.

— А вообще, это в твоем духе. Подходит.

Мне вдруг думается, что разговариваем как бывшие любовники. Обсуждаем ошибки прошлого и надежды на настоящее. Безумие. Между нами ничего не было кроме вырванного Эмиром поцелуя… Тогда откуда это чувство, словно от меня кусок отодрали?

— Да, ты права. Мне очень подходит, — тихо произносит Багримов, встает и отходит от моего столика даже не попрощавшись.

Глава 15

Pov Эмир

Выскакиваю из столовой, точно огнедышащий дракон из преисподней, внутри все клокочет от ярости. Больше месяца, блядь. Больше гребаного месяца не приближался к Солнцевой. Игнорирую, не замечаю. Озверел от тоски, от желания хотя бы просто поговорить.

Петрович при встрече смотрит виновато. Считает, что припугнул меня, вынудил. Но правда в том, что я никогда и ничего не боялся. Ни у кого не шел на поводу. Если бы любой другой мне заявил подобное тому, что сказал Данила, ультиматум поставил… я бы не оставил от этого человека мокрого места. Но правда в том, что этот разговор заставил меня посмотреть на все со стороны. И стало настолько тошно…

Я преследую женщину. Добиваюсь… чего? Секса с ней? Ее любви? Что бы это ни было — выглядит омерзительно, жалко и пошло. А я не хочу быть таким говном. Виола задыхается от моего внимания, я мешаю ей работать… Тут еще и про чек вспоминаю, который, рассердившись, у Тодорова взял, пообещав передать Солнцевой… и не отдал. Решил поиграть, как кошка с мышью. Посмотреть, что будет делать. Как вариант — побежит к Тодорову жаловаться. Но она не побежала. А потом и вовсе про чек забыл. И только сейчас понял, каким же мудаком со стороны выгляжу. Так что это не Даниле передо мной виноватым себя надо чувствовать. Это я, наконец, посмотрел на ситуацию под другим углом, устыдился, и принял решение отойти в сторону. Как я умудрился превратиться в говнюка? Никогда не обижал женщин. Не уважал, использовал, но так как с Виолой — никогда и ни с кем не вел себя.

Я отстранился. Чек вернул, избавил девушку от своего пристального внимания. И вскоре понял, что это не так просто. Мне не хватает ее. Наших стычек, разговоров, даже взглядов, бл*дь, ее гневных, не хватает. Это абсолютно иррационально. У меня были тысячи женщин. Самые разные, стройные, красивые…

Никогда не платил за любовь. Женщины хотели именно меня. Брутальную внешность, накачанные мускулы… А я — никогда не хотел ничего настоящего. Всегда дистанцию держал. Почему с ней по-другому? Чем она так сильно зацепила меня, что мгновенно бросился добиваться? Безразличием? Но я не верил в это, чувствовал, что реагирует на меня. Как бы Виола не пыталась играть, скрывать, она была слишком простой и открытой. И на все реагировала естественно. А я до смерти от фальши устал. От силикона, ботокса, шмоток люксовых. Женщины позабыли о натуральности, чураются ее как чего-то постыдного. Во всяком случае, в моем окружении именно так. Виола показала мне насколько я устал от фальши. Интриг, флирта, маски на лице. Хочу избавиться от всего этого. Может поэтому гоняюсь за ней, в надежде что она все исправит? Черт, сколько же дури лезло в голову все это время, пока дистанцию выдерживал, сам втайне надеясь, что затоскует. Заревнует. Сама подойдет…

Сегодня моя выдержка дала сбой. Увидел ее в столовой, в самом темном углу забившуюся, и снова чудовищем себя почувствовал. Это я вынудил ее стать отшельницей, почти не выбирающейся из своего кабинета. Я хоть и отстранился, но новости о своей недосягаемой мечте через секретаршу свою собирал. Подруга Виолы дружила с Маринкой и все ей передавала. Что в столовую не ходит, на бутербродах сидит. Такова реакция на мой поцелуй? Больно осознавать это… Но эта боль стала для меня живительной. Заставила думать, анализировать. Где неправ был, как ужасно вел себя. Виола изменила так много, кто бы мог подумать. Я даже начал по-другому думать о женщинах.

Вот только здоровую похоть никто не отменял. Зря конечно связался с Соболевой. Думал одной ночью все ограничится, но вцепилась пиявкой. А я слишком тосковал, чтобы оставаться одному.

Но такого я не ожидал. Когда подошел к столику Виолы, не думал зачем это делаю. Поддался порыву. Сказал первое, что в голову пришло. Что молодец она, я правда так считал. Талантливая, самодостаточная. А она в ответ со скорой свадьбой меня поздравила. И снова накрывает волной ярости. Что все это значит? Радуется, что увлекся другой, что забыл о ней? Неужели я до такой степени ей неприятен?

Про свадьбу — чушь собачья. После показа я собирался уволить Соболеву, надо ж было додуматься про меня подобные сплетни распускать. Что жениться на ней собираюсь, хотя подобного разговора не было и в помине. Трахнул два раза, и совсем уже забыть собрался. Потому что не понравилось, другую на ее месте представлял… Не хотел, всячески избегал, но ничего не мог поделать с проклятым воображением.

А взамен что? Поздравляю с помолвкой, Эмир, как хорошо, что ты женишься? Я, сука, ею буквально бредить начал… Она в ответ радуется, что другую трахаю. От злости сам не понимаю что несу. Кажется, Соболева вытащила свой счастливый билет. Вместо увольнения я только что признал ее своей невестой…

Я все-таки заболела, к вечеру у меня поднялась температура. Позвонила Жанне и сказала что при всем желании никак не смогу на вечер прийти. Та велела лечиться и повесила трубку. Злится, понятное дело. На ее месте я бы тоже злилась на нерадивую работницу. Но я уже мало что соображала, лоб раскаленный как печка, спасибо Люсьен, которая хлопотала надо мной с лекарствами. Спустя два дня, слабая от непрекращающегося жара и озноба, я лежала в постели и ругала себя последними словами. Как можно было так глупо себя вести? С мороженым — поступок ребенка, который не желает идти в школу. Чувствовала себя инфантильной идиоткой…

На третий день меня приехала навестить Сашка, привезла фрукты и, конечно же, сплетни. Но о помолвке Эмира — ни словечка. Поэтому разрываюсь между желанием задать этот вопрос и в то же время не могу себе этого позволить — я же уверяла Ухватову в своем безразличии. На ее месте я бы потом больше никогда не поверила, и вряд ли Сашка сможет удержаться и не упрекнуть…