Мне неохота было выслушивать про ловлю блох и понос, хотя про себя я признавал правоту тренера.

– Я же буду заниматься под присмотром специалистов.

Уотерс приподнял бровь.

– Старт у тебя получился жесткий, но одна травма не определяет весь сезон.

Я смотрел на Рука, который будто по маслу проскальзывал между игроками, ведя шайбу к воротам. Этого у него не отнять – нереально быстрый и словно текучий какой-то. Даже Кингстона обвел. Объехав сетку сзади, Боумен остановился перед Кингом. Тот вообще со всеми ладит, его невозможно вывести из равновесия. Мы с Кингом дружим по принципу двух противоположностей (единственная общая черта – и я, и он предпочитаем раз и навсегда заведенный порядок). Боумен положил Кингстону руку на плечо, они о чем-то поговорили, и Кинг кивнул, видимо проглотив полученный совет.

Мне бы относиться к Боумену с меньшей неприязнью, раз я выяснил, что у него в пентхаусе не любовница живет, но я люто ненавидел этого типа. Ведет себя как вонючий мажор, а родился-то на козьей ферме!

Боумен подкатил к скамье и взял себе бутылку воды.

– Как дела, Уинслоу?

– Нормально.

– Хороший был сейв, – он запрокинул голову и начал лить воду себе в глотку, искоса глядя на меня.

– Спасибо, – проскрежетал я, не понимая, не то это такой у Боумена сарказм, не то он выделывается, потому что Уотерс рядом и слышит разговор.

– Когда вернешься на лед, отрабатывай сыгранность с ребятами в защите.

Удержавшись от грубости, я выдавил:

– Это обязательно станет частью моего плана тренировок.

– Я не уверен, что Уинслоу надо ставить в защиту.

Мы перестали в упор смотреть друг на друга и уставились на Алекса.

– Как?! Ты же согласился, что Уинслоу лучше защищать ворота, чем пытаться забрасывать шайбы! – прошипел Боумен.

Алекс пригвоздил его к месту взглядом, в котором недвусмысленно читалось предупреждение.

– Ты за меня не выступай, Боумен, у меня у самого язык имеется, – отрезал он и повернулся ко мне. – Уинслоу, ты крупный, для защиты это хорошо, к тому же вы с Кингстоном кореши. Со временем и при должной тренировке ты можешь стать отличным защитником. Может, ты и захочешь на каком-то этапе своей карьеры поиграть в защите, но сейчас я пожалуй что и ошибся, поставив тебя туда. Я следил за тобой во время матча с Нашвиллом. Должен признать, ты очень быстрый при твоих габаритах, так что мы тебя переведем обратно в форварды, где тебе сподручнее.

Я кивнул, подавив улыбку от ощутимого бешенства Боумена.

– А защиту оголим, что ли?

– Волноваться об этом буду я. Это моя работа, – одними губами улыбнулся Алекс.

– Тебе лучше знать. Лишь бы игра не пострадала, – буркнул Рук.

– Кстати, у меня появилась идея, – Алекс сложил руки домиком, глядя то на меня, то на Боумена.

– Какая? – Рук облокотился на борт, но было видно, что он напрягся.

– Когда Бишоп вернется на лед, будете играть в паре.

– Ты это серьезно? – У Рука сделался такой вид, будто у него руки чешутся врезать мне или своему обожаемому Алексу.

– Абсолютно, – подтвердил Уотерс и повернулся ко мне: – Подтянешь скоростную технику и будешь играть на второй линии, а раз Рук у нас лучший форвард, так и действуйте вместе.

Боумен насмешливо задрал бровь.

– Куда мне до самого Уотерса! Может, вам завязать коньки и на лед, тренер?

– Я потерял звание лучшего в прошлом году, когда ты уверенно побил мой рекорд по очкам.

Ну все, начался чертов фестиваль вылизывания нижних полушарий! У Боумена язык уже длиннее носа стал.

– Ребята, я вам не мешаю? – съязвил я.

Улыбки у них увяли, и они поглядели на меня с одинаковым выражением.

– Шучу, – сказал я. Я вовсе не шутил, но зачем злить и тренера, и капитана дурацкими подколками.

– Уинслоу, тебе предлагается редкая возможность. Я понимаю, у тебя хреново на душе, но не навреди себе окончательно своей гордыней, – бросил Уотерс и встал. Боумен поглядел на меня, многозначительно приподняв бровь, и отъехал, давая понять, что раунд остался за ним.

Хоть бы мне как-то научиться прекращать рыть себе яму.

Вот взбеленился бы Боумен, узнав, что его сестрица предложила мне помощь с лечением!.. Ну и наплевать, я куда больше хочу вернуться на лед, чем понравиться Руку Боумену.

* * *

– Все нормально? – спросил Кингстон, когда вез меня домой.

– Уотерс хочет, чтобы я играл в паре с Боуменом, когда вернусь на лед.

– И чем ты недоволен? Он же рекордсмен по очкам в высшей лиге!

– Ты еще давай теперь! – засопел я. – Чего вы им так восхищаетесь?

Кингстон пожал плечами.

– Отличный хоккеист, по своей инициативе отказался от пункта о запрете обмена и перевелся в новую сборную, чтобы жене переехать поближе к родным. Рук Боумен хороший парень.

Я тоже перешел в новую команду по собственной инициативе, но это, похоже, не оценил никто, кроме меня.

– Ты бы послушал их с Уотерсом – во, блин, сладкая парочка! «Ты лучший! – Нет, ты лучший!» – передразнил я. – Странно, как они не отсосали друг у друга прямо через борт!

– Ты что, у них же семьи!

Кингстон порой все понимает чересчур буквально.

– В курсе. Я не утверждаю, что между ними любовная связь с минетами, я лишь объясняю, что стал свидетелем тошнотворного обоюдного облизы… Все, я лучше помолчу, я не в настроении.

– Может, ты голодный? Давай остановимся, возьмем чего-нибудь.

Еда у Кингстона – способ сменить тему.

– Нет, я просто устал. Сейчас приеду и лягу спать.

Дома я принял полагающиеся таблетки и заснул на диване с холодным компрессом на многострадальной ляжке.

Нолан сегодня дома, поэтому я в виде одолжения себе набрал ванну, чтобы проделать всю эту фигню с прогреванием. Стиви оставила мне коротенький список необходимых процедур, включавших еще одну ванну с эпсомской солью и последующий холодный компресс, и потребовала подробно записать, какие упражнения мне назначил спортивный врач.

Я попытался забраться в ванну самостоятельно, но не смог (чертовски больно), поэтому позвал Нолана. Брат долго трепался, как, должно быть, обидно, когда красивая телочка гладит мне ляжки, а эрекция для меня сейчас все равно что раскаленная кочерга к яйцам.

Единственный просвет в сегодняшнем сплошном дерьме случился в семь часов, когда в дверь позвонила Стиви. В руке она держала ломоть пиццы, которую я принес ей вчера, а под мышкой – скатанный коврик для йоги. Сегодня она явилась в спортивных шортах и майке, не скрывавших гладкую загорелую кожу, под которой играли мышцы. Стиви явно много тренируется, чтобы оставаться в форме. Я знаю, каково это, мне самому приходится форму поддерживать.

Она оглядела меня, поджав губы:

– Вижу, сегодня ты снова налегке?

– Мне жарко.

– Ну еще бы, Биллборд-на-яйцах, – она отбросила назад прядь волос (уже голубых) и прошла в квартиру.

– Как ты меня назвала?

– Это мы с девочками в клинике так тебя прозвали.

– Ты рассказываешь обо мне на работе?!

– Я описала, какой ты засранец, так что не спеши надуваться от гордости, – она подчеркнуто долго поглядела на меня. – Ты сегодня принимал ванну с эпсомской солью и делал ледяные компрессы на бедро?

– Да.

– Прекрасно. Теперь давай-ка мне отчет о том, что с тобой делал спортивный терапевт. Ты ходил к нему? Или к ней? – Стиви с размаху уселась на мой диван и вытянула ноги. Она пришла босиком, и ноготки у нее блестели голубым лаком того же оттенка, что и волосы.

– К нему, к нему. Не стесняйся, будь как дома, – пробурчал я.

Стиви сладко улыбнулась:

– Следи-следи за манерами, иначе сейчас тебе придется хуже, чем проститутке в субботний вечер!

Я опустился в свободное кресло.

– В основном он щупал мои ноги и крутил их, проверяя всякую там подвижность, пока меня чуть не вырвало.

Стиви сморщилась.

– Я же ем!

– Сама спросила.

– Про рвотные массы я ничего не спрашивала!

Дикен запрыгнул на край дивана и принялся бодать Стиви. Забравшись на соседнюю подушку, кот, издавая звуки сломанной игрушки, чуть ли не в рот к гостье влез, обнюхивая пиццу. Стиви почесала ему шейку, но Дикен вдруг спрыгнул на пол и потрусил к своей миске проверить, как там дела.

Стиви с беспокойством спросила, указывая на инсулиновый набор на журнальном столе:

– У тебя диабет, что ли?

– Не у меня, у брата.

Вечно Нолан оставляет свою фигню где попало – в комнате на столе, на кухонной тумбе, в ванной опять же. В конце концов я приобрел запасной набор и храню в своей аптечке на тот вовсе не невероятный случай, что Нолан однажды не найдет свой вовремя.

– Первого или второго типа?

– Первого.

Не люблю говорить о болячках брата (меня это напрягает куда больше, чем самого Нолана).

– Так вот почему он не может водить машину, – догадалась Стиви, взяв с пиццы оливку и кинув в рот.

– В основном.

У Нолана есть водительские права, но в прошлом году он столько раз попадал в больницу, пропустив инъекцию инсулина, что права у него отобрали. Чтобы их вернуть, Нолану нужно год провести без экстренных случаев. Да и зрение у него уже нарушено, это тоже проблема.

– Совсем как мой отец.

– У него диабет?

– Был диабет. Папа умер несколько лет назад от осложнений.

– Блин… Сочувствую.

– Спасибо. Без него фигово, – она сунула остаток пиццы в рот и принялась жевать.

Я хотел расспросить, что за осложнения и почему у ее папаши забрали права, но Стиви спрыгнула с дивана, будто у нее в заднице пружина, и растянула губы в фальшивой невеселой улыбке:

– Ну, хватит об этом. Приступим, – и она повернулась ко мне задом, раскатывая спортивный коврик.

Я смотрел на ее зад, дивясь многогранности ее характера. Тут тебе и сарказм, и резкость, и нежность, и отзывчивость, и, похоже, разбитое сердце, которое она старается скрыть. Старший брат – игрок НХЛ, отец умер, а сама она поселилась в пустующем пентхаусе своего брата по причинам, которые я еще не раскусил – ну кроме разве что того, что это для нее бесплатно.