Бишоп с громким стоном ухватился за спинку стула, слегка касаясь моих плеч локтями, и нагнулся ко мне. Колючая щека задела мою, а нос щекотал мое ухо.

– Как думаешь, я его смущаю или возбуждаю?

– И то, и другое, – ответила я ему в ногу.

Позиция, в которой мы так массажились, оказалась неожиданно интимной. Я чувствовала запах мужчины, пота и вроде бы детской присыпки, что было… необычно. У меня вдруг возникло желание приоткрыть рот и узнать, какова на вкус его кожа, что было странно – ведь изменивший мне бывший бойфренд сидел в нескольких футах, квадратными глазами следя за происходящим. С другой стороны, может, это и хорошо. Бишоп в курсе моей незадачливой личной жизни, и этот нарочито интимный сценарий призван помочь мне расквитаться за ту сцену, что я застала, вернувшись на два дня раньше обещанного.

Пальцы Бишопа у моего затылка напряглись, когда я случайно коснулась пениса… который был очень и очень напряжен. С начала наших сеансов физиотерапии я уже привыкла к постоянной эрекции у моего пациента: я же постоянно касалась Бишопа в области члена, а на сеансы приходила в спортивных шортах, футболках и иногда майках, потому что пока размассируешь ляжку таких габаритов, два раза взмокнешь. Кроме того, Бишоп буквально живет в своих труселях, так чего мне стесняться? Поэтому его реакция не стала для меня неожиданностью. Но вырвавшийся у него звук, в котором смешивались мука и желание, вызвал у меня мороз, пробежавший по спине, и прилив жара между ног. Воображение тут же пошло вразнос, рисуя, какие звуки Бишоп издает во время секса.

– Я, пожалуй, пойду, – стул Джоуи со скрипом проехался по деревянному полу. Всей пятерней я еще держалась Бишопу за бедро. Когда я попыталась убрать руку, Бишоп переплел наши пальцы и удержал меня, вовсе не подумав выпрямиться. Так и стоял, согнувшись, надо мной.

– Уже отчаливаешь? А то Стиви почти размяла уплотнение, – голос Бишопа был низким и жестким.

– Круто, бро. Я понимаю, тебе нужно на лед. Стиви, до встречи на работе, – отозвался Джоуи неестественно высоким, петушиным голоском, будто надышался гелием.

– Ладно, пока, – ответила я почему-то приглушенно и с придыханием.

Бишоп удерживал мою руку на бедре, обнимая меня за шею, пока не щелкнул замок закрывшейся входной двери.

Мы оба тяжело дышали. Моя ладонь, прижатая к его коже, стала влажной. Обычно во время сеансов физиотерапии Бишоп жаловался, что у него опять это самое, и тогда мы делали перерыв и я советовала ему думать о всяких колоритных мертвецах, чтобы успокоиться. Иногда он подсказывал, какое место под мошонкой нужно размассировать, я, соответственно, причиняла ему некоторую физическую боль, и отношения возвращались к сугубо профессиональным. Но сегодня все было иначе.

Придерживаясь за спинку стула, Бишоп осторожно, с моей помощью опустил ногу на пол. Я ожидала, что он отступит на шаг, дав себе и мне столь необходимое личное пространство, но он вдруг уселся на меня верхом, забросив обе руки мне на спину.

– Гм… Бишоп?

– Дай мне минуту, – проговорил он, уронив голову мне на плечо.

Он не то чтобы развалился или обмяк, но я все равно чувствовала его немалый вес. Происходящее вызвало в памяти танец на коленях, какой устраивают в стрип-клубах – ну, насколько я это себе представляю, потому что подобного опыта у меня нет.

За последние недели мои руки частенько находились возле его паха и манипулировали его ногами. Я даже забрасывала его ноги себе на плечи – по одной, но все равно: меня касались много какие части его тела.

Но вот полностью он меня еще не окружал. Бишоп – здоровенный парень, и вот этот здоровенный и почти обнаженный парень оседлал мои колени. У меня сбивалось дыхание от близости и позы. Я перестала понимать, что происходит. Джоуи уже ушел, Бишопу вовсе не обязательно льнуть ко мне, однако он и не подумал отстраниться.

Я осторожно сжала его предплечья (мышцы сразу напряглись под моими пальцами).

– Ты в порядке? – вырвалось у меня прерывистым шепотом.

Бишоп издал странный звук – если это было слово, то я не разобрала. Я медленно вдохнула, стараясь успокоиться, и нахмурилась, вновь уловив знакомый запах от его кожи. Мне точно не показалось.

– Почему от тебя пахнет детской присыпкой?

Бишоп усмехнулся. Его теплое дыхание ласкало мою ключицу.

– Перед приходом я натерся детским маслом.

Я фыркнула смехом, и непонятное сексуальное напряжение, заполнившее пространство между нами и откачавшее воздух из комнаты, сразу прошло.

Бишоп со стоном оттолкнулся от моих коленей, встал и непослушными ногами отступил на шаг. Я схватила его за бедра, чтобы не упал. Так как я сидела, а Бишоп стоял, его пах снова оказался у моего лица, и эрекция была ну очевиднее некуда. Когда стало ясно, что Бишоп не упадет ни навзничь, ни плашмя, я его отпустила. Он отодвинулся, выйдя из моего личного пространства, и я снова смогла дышать.

– По-моему, миссия «заставь Джоуи смутиться и уйти» увенчалась успехом, хотя от вопросов мне завтра не будет спасения. – Я поискала резинку для волос и увидела ее на полу. Подобрав волосы повыше, я снова скрутила пучок. – Так что спасибо тебе.

– Я сам получил огромное удовольствие. Он чмо и дурак.

– Угу. Я, пожалуй, заслуживаю аналогичный титул, раз провела с ним целый год.

Я двинулась в обход Бишопа, желая побольше свободного пространства – и одновременно меньше.

– Эй, – пальцы Бишопа сомкнулись на моем запястье. – Прекращай. Не бери на себя чужие проступки, твоей вины в них нет.

– Я должна была разглядеть его раньше.

– Иногда больше видится на расстоянии, а вблизи мы будто слепнем.

Я подняла голову и заглянула Бишопу в глаза. В его взгляде читалось много невысказанного, чему лучше таковым и оставаться, раз я теперь отчитываюсь перед целой командой врачей, опекающих хоккеистов новой сборной. Но игнорировать явное взаимное влечение не получалось. Я честно старалась сдерживаться по многим причинам, одна из которых только что вымелась из пентхауса, плюс Бишоп, как игрок НХЛ, неизбежно привлечет к себе пристальное внимание прессы, как только вернется на лед, и я бы не хотела ненароком попасть на радар… На столе зажужжал мобильный, и мы с Бишопом чуть вздрогнули. На экране высветилось имя Патти. Хочет узнать, как прошла встреча с Джоуи.

– Ну что, поработать над тобой? – я неопределенно показала куда-то на круглившийся пах Бишопа.

– Да, только сегодня помягче. Поприкалывался я от души, но теперь мне здорово больно.

– Надо думать…

– Но оно того стоило. Ох, видела бы ты его физиономию! Он готов был меня на куски порвать.

Следующие сорок пять минут я вовсю трогала и мяла Бишопа. Учитывая, как он стонал и ругался, разыгранный спектакль едва затормозил на грани фола. Я ожидала, что Бишоп сразу же и уйдет к себе, но он вдруг достал тарелки и разложил себе и мне остывшую пиццу. Половина пиццы была как я люблю, а другая – с мясом, но без оливок и ананаса. Бишоп скрутил крышки с двух бутылок пива, которые тоже принес с собой. Я отчего-то очень хотела пить, поэтому залпом выпила первую и взялась за вторую.

Бишоп растянулся на моем диване, завладев пультом от телевизора, и переключал каналы, пока не нашел «Спортснет». Выковыряв оливку из своей половины пиццы, он бросил плод мне на тарелку:

– Держи свое извращение.

– Ничего подобного, вкуснятина! – я откусила пиццу и застонала от удовольствия. Даже остывшая, пицца осталась аппетитной, а я с обеда ничего не ела. Прикрыв рот рукой, я заметила, жуя: – А у тебя скучнее некуда.

– Три вида мяса? Ничего себе скучная!

– Не-ет, в ней отсутствует дух приключений.

– Куски фруктов на пицце – это, Стиви, не приключение, а фигня какая-то.

– Помидоры, между прочим, вообще ягоды, однако они размазаны по всей основе, – нашлась я.

– Да, но помидоры не сладкие и продаются в овощном отделе, это не одно и то же. Будешь ты, например, крошить на пиццу персики? Не будешь. Так и нечего ананасы на ней раскладывать, особенно вперемешку с такой гадостью, как зеленые оливки.

– Давай-давай, Шиппи, не стесняйся, расскажи о своих чувствах.

– Не называй меня так.

– Как тебя нельзя называть, Шиппи?

Бишоп приподнял уголок рта и нехорошо на меня поглядел:

– Прекрати.

– Или что?

– Размажу твою пиццу тебе по лицу.

– Только попробуй, и завтра на физиотерапии ты об этом горько пожалеешь!

– А что ты сделаешь? Натянешь стринги и начнешь танцевать вокруг моей ноги, как у шеста?

– Ну и фантазия у тебя, Шиппи!

Бишоп потянулся к моей пицце, но травма паха не у меня, и я проворно соскочила с дивана.

– Фу, какой ты тормоз, Шиппи. Надо работать над реакцией.

– Я ненавижу это прозвище – ты даже не представляешь как.

– Ладно, не буду… если попробуешь мою пиццу.

– Ни за что!

Я беззаботно повела плечом:

– Будь по-твоему, Шиппи.

Кличка оказалась прилипчивой и грозила пристать к языку. Прозвище действительно гадкое[3] и совершенно ему не подходит – должно быть, поэтому я так и завелась. Забавляясь его раздражением, я уселась на другой конец дивана, объедаясь пиццей и довольно похрюкивая.

– Серьезно? – Бишоп изогнул бровь.

– Что не так, Шиппи?

– Помимо того, что ты назвала меня Шиппи сто раз за две минуты, ты будто кончаешь от своей пиццы.

– Так она же просто наслаждение! Один укус, и я больше в жизни не назову тебя Шиппи! – и я подалась ближе.

– Ну, блин, ладно, договорились. Один раз откушу, и никаких больше «Шиппи».

– Погоди, еще втянешься! Будешь каждый день втихаря заказывать.

Бишоп вытянулся на диване, широко расставив ноги и выставив синяки. Я пододвинулась ближе, коснувшись коленями его бедра, и поднесла треугольный ломоть пиццы ему под нос.

Бишоп сжал губы и отвернулся, как ребенок, не желающий есть свой обед.

– Если мне не понравится, я выплюну.