– Мне было одиноко, а он оказался рядом. Подвернулся в недобрый момент.

Спустя несколько долгих секунд напряженного жевания я подняла глаза на Бишопа.

– Не хочешь ничего больше добавить? Скажем, правды? – Он стянул у меня новый ломтик и потянулся к моему молочному шейку, потому что свой уже допил.

– Можешь все забрать, – я пододвинула ему коробочку с картошкой, но отобрала коктейль.

– Извини, я, наверное, слишком назойливый?

– Я часто прокручиваю в голове эту тему, просто не озвучиваю. Я искренне не знаю, почему я прожила с ним целый год. Во-первых, я очень не хотела быть одна. Меня тянуло к кому-нибудь прислониться, что ли. Переезжая в Лос-Анджелес, я рассчитывала проводить свободное время с братом Кайлом, его женой Джой и племянником Максом.

– Но не получилось?

Я пожевала пластмассовую соломинку.

– Нет. Я чувствовала себя лишней, ненужной, будто у меня отобрали привычную роль. У Кайла были Джой и Макс, а у меня никого.

– Это тяжело.

Я кивнула.

– Я очень тосковала по малой родине. Вскоре мама продала ферму и тоже перебралась в Лос-Анджелес, но она основное внимание уделяла семье моего брата – ну, первый внук и все такое. Мне по-прежнему чего-то недоставало, и именно тогда я познакомилась с Джоуи. Во многих отношениях он оказался удобным. Я быстро поняла, что он не идеальный вариант, но какое-то время это было лучше альтернативы.

– Какой? – Бишоп звучно потянул из моего стакана, тоже уже опустевшего.

– Одиночества, какой же еще. И всеобщего беспокойства. Эр Джей тогда как раз воссоединился с Лейни и познакомился с сынишкой, а я в Лос-Анджелесе пыталась создать подобие собственной семьи, потому что не умела жить одна, а все были заняты своими делами. Конечно, оставалась учеба, но мне требовалось… что-то еще.

Бишоп намотал на палец прядь моих волос.

– Или кто-то?

– Мне казалось, переезд в Лос-Анджелес все упростит.

– Каким образом?

– Не придется каждый день вспоминать отца, остро ощущая его отсутствие. Мы были очень близки – я папина дочка… Продажу дома и фермы я восприняла неожиданно тяжело: некуда стало приезжать на каникулы, негде остановиться, уже не войдешь в гостиную, где стоит папино кресло, в котором он часто засыпал. Мама продала наш пикап – он бы не доехал до Лос-Анджелеса. За короткое время произошло много изменений, и у меня не было, что ли, времени толком поскорбеть о потере. Или это был уже иной уровень скорби, не знаю.

– Это все равно что снова потерять отца, – тихо сказал Бишоп.

– Согласна.

– А что с ним произошло?

– Организм отказал. Папа очень следил за собой – и диета, и физическая активность, и лечился очень тщательно, но тело просто не воспринимало лечение, диабет оказался сильнее. Потом отец впал в кому… и все.

– Стиви, мне очень жаль, – теплая ладонь легла мне на шею. От этого было приятно и хорошо.

– Только после переезда я по-настоящему ощутила потерю. Ни мамы рядом, ни нашей фермы. Я оказалась к этому не готова. Джоуи был любезен и мил, хотел проводить со мной время. Он сперва не знал, что у меня брат известный хоккеист, а я не говорила, зная, что люди вовсю начинают использовать это к своей выгоде… Короче, мне нужен был человек, которого можно приводить на семейные обеды, чтобы братья не пытались заменять мне отца. Джоуи стал… щитом, как ни ужасно это прозвучит.

– Чего тут ужасного, просто щитом от новой боли!

– Да. Да! Братья хотели как лучше, особенно Эр Джей, но моя жизнь вечно строилась вокруг его карьеры, его жизни и его успеха. Когда папа умер, Эр Джей счел своим долгом взять его роль на себя, однако от этого папино отсутствие стало только заметнее. Я старалась держаться, и когда в моей жизни появился Джоуи, приспособила его вместо брони. Он был моей защитой от потери, от которой я не могла оправиться. Все сочли, что я пристроена и устроена. Джоуи оказался безопасным вариантом: я хорошо к нему относилась, мне с ним было комфортно, но влюблена я в него никогда не была.

Только сейчас, произнеся это вслух, я осознала – это правда. Джоуи был для меня удобным щитом.

– Я очень надеюсь, что родные тобой очень дорожат, – сказал Бишоп, рассеянно разминая мне шею. По крайней мере, мне казалось, что рассеянно.

– В другой семье мне доставалось бы больше внимания и похвал, но попробуй соперничать с братом – звездой НХЛ… Конечно, Эр Джей не виноват, и родители тоже не виноваты, просто когда у ребенка явный талант и огромный потенциал, в него вкладываются по максимуму. Я горжусь Эр Джеем, но когда рядом горит такой яркий огонь, волей-неволей оказываешься в тени. Впрочем, я не возражаю – не люблю быть в центре внимания.

– Поэтому ты не приходишь на матчи и скрываешь, что Рук твой брат?

– В том числе. Не хочу, чтобы меня использовали. Такое уже бывало и еще не раз случится.

– Как это?

– Разные знакомые неоднократно пытались через меня подобраться к Эр Джею. Когда он по молодости пустился во все тяжкие, мне вообще прохода не давали.

– Он же был на пике популярности! Через это все проходят, профессия такая.

– Сложно, знаешь ли, воспринимать «тройничок» в джакузи как особенности профессии, – с иронией сказала я. – Какое-то время Эр Джей вел себя как черт знает кто, родители тогда не на шутку рассердились. Я почти радовалась – в кои-то веки ему в попу не дуют…

– Потому что в соцсетях и печати его поливали грязью?

Я поморщилась и кивнула.

– Я не завидовала его успеху и не желала неудач, я хотела и хочу для него самого лучшего, но он даже не догадывался, как на мне сказывались его оглушительные скандалы. Мы же росли в маленьком сельском городке, вся старшая школа на Эр Джея только что не молилась. Когда он начал спать с хоккейными шлюшками, я в одночасье стала самой популярной и одновременно презираемой девочкой в школе. Всеобщее расположение длилось пару дней, не больше, а потом началось сплошное ехидство, злорадство… Старшеклассницы бывают очень жестоки друг к дружке.

– Знаешь, ты полная противоположность Нолану. Этот паршивец козыряет моим именем, чтобы затащить женщин в постель, а потом абсолютно хладнокровно отправляет их восвояси, зная, почему они изначально согласились.

– Я бы так себя за человека не считала.

Бишоп кивнул.

– Нолан избегает настоящих привязанностей. Он, по-моему, боится остепеняться, потому что здоровье может подвести в любой момент. Им занимаются лучшие врачи, но все равно он может закончить так, как твой папа. Нолана коробит осознание, что он может не по своей воле навсегда оставить любящих его людей. К тому же у нас был не лучший пример…

– В смысле? – я не решалась поднять глаза из опасения, что Бишоп не ответит. Он впервые говорил со мной откровенно, хотя я уже давно вывалила все свои тайны.

– Отец постоянно уезжал по работе, оставляя нас на попечение мамы. С братом в детстве было много возни – его постоянно таскали по врачам, а это требовало хорошей медицинской страховки или денег. Со мной тоже было много возни: хоккей требует и времени, и денег. Мать со всем справлялась одна, – Бишоп говорил, глядя в окно, видимо забывшись в воспоминаниях. Моим родителям тоже нелегко было и на ферме успевать, и брата возить на все его тренировки и чемпионаты. Крутились как пчелы, даром что их было двое, а каково тянуть такое матери-одиночке, я даже не представляю.

Родители часто ссорились, и наконец их брак распался. Папаша, не дожидаясь официального развода, переехал к своей коллеге, с которой он много лет ездил в служебные командировки. Мама на эту тему не распространялась, но я сильно сомневаюсь, чтобы папашина интрижка началась уже после расставания с нами.

Я сжала его руку, лежавшую на моей шее.

– Сочувствую. Вам, наверное, нелегко пришлось.

– Отец в нашей жизни практически не участвовал, поэтому развод родителей для нас с Ноланом стал чисто номинальным, почти ожидаемым. Но косвенно это, видимо, как-то повлияло, потому что я начал избегать длительных отношений. Когда меня обменяли из университетской команды, я познакомился с девушкой, но ничего серьезного не получилось.

– Потому что ты не умеешь доверять?

Я бы тоже разучилась доверять, если бы родители развелись.

– Да нет, – Бишоп пожал плечами. – Ее интересовал не столько я, сколько внимание, которое доставалось ей как моей подружке. Ты не выносишь, когда тебя используют, чтобы подобраться к знаменитому брату, а мне на фиг не сдались отношения с женщиной, которую волнует прежде всего количество фолловеров в соцсетях в результате нового статуса. К тому же ты меня знаешь, мой характер девушкам не нравится.

– Отчего же, я к тебе привязалась.

– Смотри, не отвяжешься, я как грибок.

Я тихо засмеялась.

– Какие-то мы с тобой нестандартные.

– У каждого свои демоны, Стиви. Нужно лишь научиться с ними жить и найти людей, которые считают, что хорошее в тебе перевешивает плохое, – Бишоп пожал мне шею и опустил руку. – Ну что, готова ехать домой?

– Да.

Когда мы поднялись в пентхаус, я ожидала, что Бишоп зайдет ко мне – на физиотерапию и обсудить оформление вечера, будь оно неладно. Однако он потянул меня к себе. Сперва я не поняла, что происходит, и лишь через секунду до меня дошло: Бишоп меня обнимает. Я не сразу отреагировала, но наконец тоже обняла его, прижав ладони к широкой спине, где под гладкой кожей перекатывались мышцы. Прильнув щекой к мягкому хлопку футболки, я слушала, как ровно бьется сердце. Пахло от Бишопа очень приятно – примерно как от бургера с жирной мясной котлетой со слабыми нотками одеколона.

Впервые Бишоп обнял меня по своему желанию. От меня не укрылось, что он впервые открыл мне правду о себе и своей жизни. Волнений сегодня было немало – может, поэтому Бишоп немного смягчился.

Наконец он выпрямился. Я задрала голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Бишоп стоял серьезный и насупленный, хотя для него это обычное дело. Помня, что от меня наверняка пахнет луком после бургера, я выдохнула через нос.