Вернувшись в зал, я сразу пожалела об этом: на смену приевшейся энергичной музыке диджей поставил медляк, и первым, на кого я наткнулась в толпе, оказался Джоуи. Он схватил меня за руку и выдернул на танцпол прежде, чем я успела возразить (или врезать ему по яйцам).

Я не сделала движения положить руки ему на плечи – или на другую часть тела, поэтому Джоуи подался вперед и сказал мне на ухо:

– На нас смотрит начальство, давай сделаем вид, что у нас все нормально. Да и кавалер твой пока занят, – Джоуи сам положил мои руки себе на плечи и кивнул куда-то вправо.

Я повернула голову. Бишоп по-прежнему сидел за столом, а неизвестная брюнетка – явно спортсменка, судя по подтянутой мускулистой фигуре, в очень открытом и коротеньком платье – почти забралась ему на колени. Если бы она могла начать тереться о его ногу, не сомневаюсь, она бы начала. Брюнетка томно уцепилась за плечо Бишопа и так к нему льнула, что ее грудь была наверняка приплюснута к его локтю.

– Что за… – вырвалось у меня.

Стоило мне уйти на пять минут, и о Бишопа практически трется очередная мадам?!

– Детка, послушай, на новом месте у нас с тобой малость не задалось. Я понимаю, тебе нужно время, но мы все уладим, вот увидишь!

Я поглядела на Джоуи.

– Ты начал курить крэк?

– Что? – Обнажающая зубы улыбка увяла, а взгляд Джоуи поднялся от моей груди к лицу.

– Или употребляешь метамфетамин?

Лобик Джоуи прорезали глубокие морщины:

– О чем ты говоришь, Стиви?

– Нет, Джоуи, о чем ты говоришь?

Он слегка опешил. Я не сомневалась, что он чего-то выпил для храбрости. Не знаю, почему я вообще за ним пошла и терплю на себе его руки; видимо, это следствие шока оттого, что парень, которого я была бы счастлива назвать своим бойфрендом, обнимается с явной хоккейной шлюшкой!..

Так, что-то у меня в голове полный сумбур.

Упомянутый сумбур усилился в разы, когда рядом неожиданно возник Бишоп. Я уже запускала ногти в пиджак и рубашку Джоуи в попытке добраться до тельца, когда мощный локоть Бишопа отодвинул его в сторону.

– Это моя девушка, молодец, что погрел для меня место на танцполе. Пошел на хрен отсюда! – раздельно произнес Бишоп, глядя на Джоуи, который вроде хотел заспорить, но через полсекунды передумал.

Бишоп схватил меня за талию и прижал к себе. Я машинально запустила пальцы в его волосы на затылке, не думая, что делаю или насколько интимным выглядит жест, потому что оказалась прижатой вплотную к Бишопу уже второй раз за сегодняшний вечер.

Широкая теплая ладонь согревала мне спину. К прикосновениям Бишопа я должна была уже привыкнуть, но обычно мои ладони касались его обнаженной кожи, а не наоборот. Электрические искры оживились, проскакивая во мне маленькими пульсирующими молниями, направленными непосредственно в вагину.

Да что ж меня так влечет к этому парню?!

Бишоп нагнул голову и тихо сказал мне в ухо:

– Что за чертовщина происходит?

Губы задели край ушной раковины, и у меня подкосились ноги. Лишь спустя несколько секунд я поняла, что Бишоп вне себя от ярости, а вовсе не просит меня сбросить платье прямо на танцполе. Мне пришлось задрать голову и вытянуть шею, чтобы добраться до его уха, при этом я нечаянно проехалась щекой по колючей щетине, отчего-то представив, каково испытать это ощущение бедрами. Поэтому мой ответ прозвучал задыхающимся контральто:

– Ты о чем?

Господи, как хорошо он пахнет! Одеколоном, стиральным порошком и гелем для душа. Нет, не модным и не дорогим – Бишоп моется «Олд спайсом», который можно купить в любой аптеке или универсаме. Наверняка даже набирает «Олд спайс» в запас по акции, потому что в шкафчике в ванной всегда стоят три или четыре флакона. Смешиваясь с другими, более слабыми ароматами, «Олд» служит базой для неповторимого, уникального запаха Бишопа, который кружит мне голову.

– Ты ведешь себя странно и непонятно, куда там пицце с ананасами и оливками! Чего ты пошла танцевать со своим бывшим? Зачем я приехал, если ты делаешь вид, будто я не существую?

– Я не… Это не…

Бишоп прав, я веду себя странно. Я не могу разобраться, что происходит: не то он пришел сюда по обязанности, не то я усматриваю в происходящем скрытый смысл, которого нет, поэтому я, заикаясь, выпалила правду:

– Он застал меня врасплох, пока ты был занят с хоккейной шлюшкой!

Бишоп немного отстранился, недоуменно нахмурившись, отчего его красивое лицо показалось мне еще сексуальнее.

– Ты про ту девку, которая слов не понимает? Я ей пять раз сказал – я с девушкой. Я взял на пробу новую манеру не сразу отшивать всех подряд, особенно раз я приехал к тебе, чтобы не оставить плохого впечатления, – одна из рук, лежавших на моей спине, снялась и описала круг, обозначив зал. – Сначала ты целую вечность сидишь в туалете, потом я вижу тебя с твоим бывшим всю такую покорную. Хватит с меня танцевать менуэты вокруг этого дерьма!

– Танцевать менуэты вокруг какого дерьма? – возмутилась я. Желудок, по ощущениям, ухнул куда-то вниз, сделал сальто, парочку рондадов и еще прошелся колесом.

– Вот какого! – он вновь убрал руку с моей спины и покрутил ею между нашими лицами. – Нас с тобой.

– Нас с тобой? – тупо повторила я.

– Да, нас с тобой. Тебя и меня.

От тревоги у меня пересохло во рту. Я облизала губы и с трудом сглотнула.

– Не понимаю.

– Как это не понимаешь? – недоверчиво спросил Бишоп, и я окончательно перестала что-либо понимать.

– Ты сказал, что оказываешь мне ответную услугу, придя со мной на этот вечер! В благодарность за физиотерапию.

Он приподнял брови.

– Я что, из таких, кто ходит на подобные тусовки из любезности?

Я повела плечом.

– Но ты на неделю раньше вышел на лед.

– И ты решила, что я порядочный, хотя я запарился тебе доказывать, что я вообще-то скотина?

– То есть ты намекаешь, что это не ответная услуга с твоей стороны?

– Нет.

– Нет, не услуга – или нет, не намекаешь?

Мы продолжали топтаться под музыку, описывая медленный круг, и краем глаза я видела взбешенного Джоуи, с ненавистью наблюдавшего, как я выясняю отношения с Бишопом в темпе вальса.

– Господи, – простонал Бишоп, – не услуга!

– Но если это не проявление любезности с твоей стороны, тогда зачем ты приехал?

Джоуи снова мелькнул в поле моего зрения, когда мы с Бишопом неуклюже, будто деревянные, зашли на очередной круг. Никогда не любила медленные танцы, и Бишоп, похоже, тоже. Пару кругов спустя Джоуи куда-то делся, а Бишоп нахмурился еще сильнее. Он поглядел мне за плечо, потом снова перевел взгляд на меня:

– А чтобы твой бывший уяснил, что просрал счастье навсегда.

– Это разве не то же самое, что ответная услуга? – я попыталась отодвинуться, потому что трудно думать, распластав груди по мускулистому прессу Бишопа и чувствуя животом пряжку его ремня.

– Нет.

– Почему нет?

– Я не для тебя стараюсь, Стиви, а для себя.

– Как это? – внутренне затрепетав, спросила я.

Вместо ответа он приложил ладонь к моей щеке и нагнулся так, что губы оказались совсем близко от моих:

– Ты спрашиваешь, как это?

Я кивнула – наши губы едва не соприкоснулись от этого движения.

– Потому что твоим бойфрендом должен быть я, а не этот безмозглый клоун.

– О-о-о, – я втянула воздух, как раз когда Бишоп выдохнул, и ощутила запах мяты, хотя мы и не поцеловались. – Ну это веская причина.

– Я так и думал, – теплая рука проехалась от моего крестца вверх, и пальцы мягко легли на затылок. – Если ты против, сразу скажи…

Влечение между нами усилилось до предела, заполнив все вокруг, так что даже воздух начал неслышно потрескивать от страсти. Я уже несколько недель представляла, каково целоваться с Бишопом, будто и не рассматривала возможность отказа. Ничего не говоря, я приподняла лицо и облизнула губы. Бишоп следил за этим движением, посматривая мне в глаза, а потом нагнулся, и его губы коснулись моих.

Едва мы слились в поцелуе, мне показалось, будто на меня обрушился целый водопад страсти. Я купалась в долго копившемся желании, затопившем меня, бежавшем по жилам, согревая меня. Ощущать губы Бишопа спустя несколько недель на диете из прикосновений без возможности дальнейшего развития оказалось сродни инъекции какого-то наркотика. Бишоп – та еще смесь: саркастичен, вечно недоволен, целеустремлен, горяч, вспыльчив и очень крупен, можно сказать, гигант. Но в поцелуе он открылся с той стороны, которая проглядывала в нем лишь изредка: нежный, мягкий и податливый. По крайней мере, в первые секунды.

Это началось как ненавязчивое, теплое давление. Губы Бишопа разомкнулись, и я ощутила, судорожно вдохнув, мяту. Ладонь, поддерживающая меня под затылок, немного согнулась, и большой палец погладил шею сбоку, остановившись у края лица:

– Стиви, я хочу внутрь.

Я приоткрыла губы без дальнейших уговоров, потому что позади были недели батлов нижнего белья, сеансы физиотерапии, один почти-поцелуй и полусекс в одежде. Мне хотелось большего.

Мы оба застонали, когда наши языки принялись тереться друг о дружку, влажные, теплые и атласно-гладкие. Рука Бишопа, гладившая мою щеку, двинулась по спине вниз и замерла пониже талии; кончик пальца скользнул под ткань и нашел резинку трусов. Сегодня я надела стринги – платье облегающее, любые другие трусы проступали бы под тонким шелком. Бишоп прижал меня теснее, и я запустила пальцы ему в волосы в безмолвной, но отчаянной просьбе не прерывать поцелуй.

К счастью, Бишоп хорошо понимал невербальные намеки и углубил поцелуй. В отличие от нашего разговора, поцелуй не был борьбой или ссорой, а лишь танцем языков, ищущих, отступающих и возвращающихся. С каждой медленной влажной лаской мягкость поцелуя менялась, он становился более настойчивым.

Я забыла, что мы стоим посреди танцпола. Я забыла, что мы в зале, полном людей, среди которых мое начальство, коллеги и даже клиенты – настоящие, потенциальные и будущие. Но когда музыка прекратилась, я уловила одобрительный шепот вокруг. Тишина длилась несколько мгновений, и тут присутствующих оглушила новая быстрая, энергичная композиция.