— Кто прилетел?

— Шарф. Но ты зря беспокоилась. Оставила бы себе. В Эдинбурге он гораздо нужнее. Там чертовски холодно зимой.

— Издеваешься? Ну да, заслужила, сама знаю.

— Зачем ты его взяла?

— Сам знаешь зачем. А нет, тогда попробуй догадаться.

Сняв шарфик с крючка, прибитого к двери, Кейр прижал его к лицу.

— Но он же ничем не пахнет.

— Это тебе не пахнет, у тебя не такой чувствительный нос.

— У меня? Еще какой чувствительный. Я даже им прославился. Меня запускают первым на платформу. Как канарейку. Ну, знаешь, их запускали горняки в шахту, потому что эти птахи сразу реагировали на метан.

— Может, ты просто принюхался, ты же его все время носишь.

— А запах-то хоть приятный?

— Ну что тебе сказать… мне нравится.

— Еще скажи мне, когда именно мой шарф тебя… тешил?

Она рассмеялась:

— По-твоему, в этом было нечто эротическое?

— А разве нет? Ты меня расстроила. Я-то надеялся, что его держали в ящичке прикроватного столика, вместе с вибратором и «Камасутрой», напечатанной шрифтом Брайля.

— Я действительно держала его в ящичке столика. Иногда доставала. Когда скучала по тебе. Гладила… вдыхала запах. Запахи мгновенно возвращают прошлое, как ничто другое. Я чувствовала, что ты в комнате, рядом со мной.

— Ты спала с ним?

— Иногда, — прошептала она.

Кейр медленно сложил шарф и протянул его Марианне:

— Держи.

— Нет, что ты, не нужно, это я по дурости его утащила…

— Держи, говорю.

— Зачем?

— Мало ли зачем, вдруг пригодится.


Марианна

Я сложила его, запихала в полиэтиленовый пакет и убрала в гардероб, на полку с вещами, которые никогда не ношу. Совершенно вдруг обессилев, рухнула на кровать, и тут назойливо затренькал телефон. Я ждала, что подойдет Луиза, потом вспомнила, что она в парикмахерской. Встав с кровати, я потащилась в гостиную, надеясь, что перестанут звонить. Не перестали. Я сняла трубку.

— Алло.

— Марианна?

Я швырнула трубку на рычажок, меня трясло, я не могла сойти с места, хотя хотела тут же убежать. Ясно было одно: у меня начались галлюцинации, то есть я схожу с ума. Это из-за гормонов. Ложные голоса. Вот что делает с нами горе, проклятые нервы…

Телефон зазвонил снова, я подскочила от ужаса. И долго не снимала трубку, потом решилась, но говорить ничего не стала.

— Марианна? Это я, Кейр, — послышалось из трубки.

Я задохнулась от рыдания, потом зажала рот рукой, чтобы не закричать, голос продолжал:

— Прости, я тебя напугал. Наверное, сообщили, что я погиб. Но я живой. Правда… Хотел тебя успокоить. Подумал, что ты наслушалась новостей. Вероятно, в Шотландии это сейчас главное происшествие… Марианна, алло!

— Кейр?!

— Я.

— Ты жив?!

— Жив.

— И где ты?

— Пока в Казахстане. Завтра лечу домой. Жду, когда мне сделают новый паспорт.

— Кейр, мы думали, что ты погиб!

— Да, я понял. Я и сам иногда так думал. Но это долгая история.

— Погоди… ведь был взрыв… как же тебе удалось спастись?

— Я предвидел, что взрыв неминуем. О-о, только не подумай, что я про то… Я просто сразу просек: ситуация опасная. Почувствовал запах вытекающего из канистр топлива. Или бензиновые пары скопились в трюме, кто знает, но положение было критическим. Я пробовал поговорить с этими ребятами, но у них не тот английский, чтобы понять что-то про подтекающие канистры. Объяснить на пальцах я тоже ничего не мог, поскольку у меня были связаны руки. Ну и мотался по корме, а как только завели мотор, перевалился за борт, подумал, лучше уж утонуть, чем разлететься на мелкие кусочки. Когда всплывал, заметил в воде перевернутую шлюпку, она была единственной на нашей ржавой посудине, под нее и вынырнул.

— Ты спрятался под шлюпку?

— Да. Очень неплохое в тот момент местечко. Под ней было некоторое количество воздуха, она защищала от горящего мазута — а его разнесло ветром — и от горящих же кусочков катера. Потому я под шлюпкой и обосновался. И все ломал голову, как же мне со связанными руками удержаться на плаву. Поэтому мы с лодкой просто плыли по течению. Вероятно, время от времени я отключался. Но когда начинал тонуть, тут же приходил в себя.

— Тебя кто-то нашел?

— Случайно. Я услышал мотор рыбачьей лодки, высунулся из-под шлюпки и начал во всю глотку орать. Старый рыбак подцепил меня багром и втащил в свою лодку. Видимо, он ловил осетров, судя по тому, что бортовые огни были выключены, а их ловить запрещено. Мы не успели друг другу представиться, я сразу вырубился, такая вот незадача. А когда очухался, увидел, что руки мои по-прежнему связаны. Мой спаситель с помощью жестов пояснил, что развяжет меня, если я отдам ему часы. Короче, мы приплыли в какую-то захолустную деревеньку, к нему домой, там я вместе с его семейством поел рыбы. Пиршество получилось даже веселым, поскольку единственным языком общения был язык мимики и жеста. Но потом, позже, все было не так уж весело.

— А что случилось?

— Понимаешь, меня ожидали крупные неприятности, ведь при мне не было никаких документов. Похитители забрали все наши бумаги, заодно и деньги, и телефоны. Поэтому пришлось разыскивать местного полицейского, уговаривать его, чтобы смилостивился и помог, давать ему взятку, так тут принято.

— Взятку полицейскому?!

— Да, представь, у них это неизбежная процедура. Старые советские обычаи, оказывается, весьма живучи. Потому я и прихватывал с собой всегда доллары, в непромокаемом пакетике, в ботинке прятал.

— Он отвез тебя в Посольство Великобритании?

— Отвез, как же! Засадил в камеру и держал там, пока не выманил все доллары. И лишь после этого разрешил мне позвонить. Только тогда я узнал, что уже три дня меня нет в живых, стало быть, предстояло воскреснуть, как Господу нашему всемилостивейшему. Еще один день и мое кольцо с печаткой ушли на то, чтобы связаться с чиновником, которому полагалось мной заняться и выдать необходимые контактные телефоны. В общем, я исхитрился выжить и собираюсь отбыть домой. Как это ни прискорбно, Казахстан произвел на меня не самое лучшее впечатление… Я смогу тебя увидеть? Когда приеду?

Во мне нежно дрогнул ребенок, я инстинктивно прижала руку к животу.

— Погоди, Кейр, дай опомниться… я ведь была уверена, что ты погиб.

— Ну да. Прости. Ты не представляешь, какой скандал мне устроила сестра. Известие о моей смерти чуть не довело ее до выкидыша, так она переживала.

— Как она сейчас?

— К счастью, обошлось. Нормально себя чувствует, и ребенок тоже. Может, запишешь ее телефон? Я остановлюсь у нее. Какое-то время точно пробуду. Но, как только смогу, отправлюсь на Скай. Когда именно, не знаю.

Он умолк, видимо, ждал, что я попрошу продиктовать телефон сестры. Не дождавшись, продолжил:

— Я знаю, мы давно не встречались… но мне очень хочется тебя увидеть. Я много о тебе думал.

Он снова умолк, и разговор наш застопорился. Тишину нарушила я:

— Мне нужно подумать, Кейр… о многом подумать… Я счастлива, что ты жив, камень с души свалился. Но, знаешь, с апреля прошло столько времени, столько воды утекло…

— Это точно. Никаких обязательств — так мы постановили. Стало быть, никакого давления. До свидания, Марианна.

— Кейр, не вешай трубку!

— Тут ждут, когда я освобожу телефон.

— Я только хотела сказать… Ты очень-очень мне дорог, теперь я это поняла… но… но лучше нам не встречаться.

— В твоей жизни кто-то появился?

— Нет!.. Хотя… в принципе… можно сказать, что появился… Его зовут Джеймс.

Кейр долго молчал, так долго, что я подумала: прервалась связь. Потом снова раздался его голос, на этот раз даже веселый:

— Понятно. Спасибо за откровенность, браво. Береги себя. Этому Джеймсу повезло. — И он повесил трубку.

Я даже не успела сказать «до свидания».

Глава двадцатая

Луиза

Не поймите меня превратно. Я люблю свою сестру больше всех на свете. Я ее обожаю и искренне уважаю, я даже перед ней преклоняюсь, но иногда — крайне редко — мне хочется ее побить. И сейчас мне очень этого хотелось.

— Что-что ты ему сказала?

— Я сказала… что лучше нам не встречаться. Вернувшись от парикмахера, Луиза увидела, что Марианна, страшно бледная, лежит на кровати, стоявшая рядом корзина для мусора была полна смятых бумажных платков, один валялся на полу, видимо случайно оброненный. Преодолев оторопь, Луиза продолжила расспросы, пытаясь говорить спокойно:

— Прости, но я не понимаю. Почему ты это ему сказала?

— Потому что не желаю, чтобы он узнал про ребенка. При последней нашей встрече мы договорились, что предоставляем друг другу полную свободу. В частности, в личной жизни.

— У него кто-то появился?

— Не знаю, я не спрашивала. Меня это не касается.

— Ох, что ты несешь, Марианна? Человек чудом остался жив и, как только выпутался из этого кошмара, сразу стал звонить именно тебе, волновался. По-моему, тут все ясно. Более чем ясно, как он к тебе относится.

— И что? От этого я перестану быть беременной? Пузо уже никуда не спрячешь, а в пузе — его сын. Если бы я по-прежнему готова была отдать малыша, может, даже и рискнула бы встретиться. Но теперь — ни за что. Я специально до сих пор ничего ему не говорила, не хочу вешать на него обузу. Он начнет угрызаться, решит, что теперь несет за ребенка ответственность, и моральную, и материальную, что он обязан его любить.