И когда я начинаю успокаиваться, просто судорожно дыша, поглаживает большими пальцами, мои зажатые кисти.

— То, что ты видела — это работа. Просто работа. Ты не ее часть.

— Да? И тот кастинг… тоже не ее часть? — шепчу я, теряя звуки.

— Кастинг — работа Арины. Но я иногда помогаю ей с фото и видео.

— На что был тот кастинг?

— На работу в клубе, в Цюрихе.

— Проституткой?

— Проституткой? Никому давно уже не нужны проститутки, Саша. Богатые люди этим наелись, у них устойчивая изжога. Им хочется тонких чувств и изысканных ощущений. Секс сам по себе давно не ценен. В цене наивность, уязвимость, невинность, трогательность, натуральность… Желание прикасаться к этому не разрушая. Клуб коллекционирует моделей с определенными психотипами. Для общения, для авторских сейшенов… Но часть девушек не против поработать и в другом амплуа. В некотором роде — гетеры. Сам факт сексуального общения, которое не заканчивается банальным сексом, держит клиентов на крючке гораздо крепче, чем проституция. А некоторых девушек с удовольствием забирают в шведские “семьи” или банально — замуж. И если девушки довольны — это их личное дело. Никого силой там не держат.

— Я тебе не верю.

— Почему?

— Работа? Я видела твою работу. Подсматривать за женщинами твоя работа? Увозить их? Продавать их?

— Нет. Я работаю в техническом обеспечении. Обеспечении этого элитного клуба в Цюрихе. Иногда с визовыми документами. Ничего противозаконного там нет. Но там есть некая эротическая практика…

— Камеры?

— Да.

— И сколько же человек смотрело на меня?

— Не сходи с ума, Саша. Камеры устанавливаются только с согласия модели. История с тобой… Начиная с того кастинга… Это только моё личное.

— Зачем?

Он отпускает меня. Встает. Уходит к окну. Отдергивает штору, приоткрывает его. Слышу щелчок зажигалки…

— Все началось с Арины. В какой-то момент, она решилась “выйти”, залила в себя бутылку вискаря и вскрыла вены. После этого, я решил, что ее надо как-то переключить, полечить от депрессии… Я нашел для нее хороший пансионат в Цюрихе. И мы уехали туда. Я не хотел обзаводиться никакими отношениями и быстро нашел себе интересную тусовку. Сначала как клиент заведения. Позже — как сотрудник тех обеспечения. Деньги, которые у нас были заканчивались, надо было искать работу. Да — мне нравилось заниматься тем, что я делал. Любому мужчине бы понравилось. Не вижу в этом ничего критичного. Извини уж… Но денег это приносило не столько, сколько нам бы хотелось иметь. Я нашел там работу для Арины, она в прошлом работала в модельном бизнесе и быстро уловила запросы клуба. Но так как девушки их интересовали в основном русские, то мы вернулись сюда, продолжая работать на клуб. Денег стало достаточно. Вот и все. А не то, что тебе показалось. А нет, не всё… Ты. Когда мужчина может позволить себе различные сексуальные изыски с посторонними женщинами, он начинает опустошаться. Так случилось и со мной. В какой-то момент вся эта игра перестала наполнять и возбуждать. Экраны с девушками вдруг перестали отличаться от экранов с коридорами, холлами, залами… Хотелось более тонкого чего-то, более ощутимого, того, что может затронуть. Захотелось впустить ощущения под кожу, а не только поиграть в это. Я много раз видел на камерах, как эротических моделей утаскивают в альтернативные формы сексуальных практик. Для этого есть специальные люди, да. И мне всегда хотелось попробовать. Когда я увидел тебя… Это желание стало непреодолимо. Но при первом же реальном контакте это перестало быть игрой, Саш. Дальше ты все знаешь!

— Ты мог бы рассказать.

— Ну да. А в какой момент? И где бы я тебя ловил? Я едва успел снять тебя с того поезда, если ты не помнишь.

— Ты сказал никаких тайн внутри семьи. Ты соврал.

— Нет. Я планировал объяснить. В Цюрихе. На выходных. Показать тебе этот клуб, чтобы ты не боялась…

— Я никуда не поеду!

— Не веришь мне?

Не верю? Не знаю… Не хочу. Пусть все закончится. Я больше не могу.

— Уходи.

— Нет! — сжимаются его челюсти. — Договор между нами подписан. Ты обещала принимать всё.

— Я его расторгаю.

— Саша…

Уворачиваюсь от его попытки прикоснуться к моему лицу.

— Не делай так, — чувствую, как он начинает звереть.

Его дыхание срывается.

— Ты моя женщина. И это так и останется.

— Я не хочу!

— Это просто истерика. Это пройдёт.

— Нет.

— Тебе нужен рядом я. Чтобы с тобой сегодня было, если бы меня не было? Тебе нельзя быть одной. Или с кем-то слабым, вроде этого Стаса, — с пренебрежением, — Этот мир сломает тебя. Ты слишком уязвима. Даже для заповедника!

— Заповедника.

Разводит руками.

— Ну да. За его рамками дела обстоят еще плачевней.

— И где же это — за его рамками?

— Это не место, Саш. Это определенный круг людей. И они могут устроить тебе выход из заповедника в совершенно любом месте. Вот как сегодня пытались. И мы будем считать, что я егерь, а ты лично мной охраняемый бесценный экземпляр…

— Я не экземпляр, Кирилл. Я — человек. И мне больно…

— Не было бы! Послушай ты своего мужчину — это всего не было бы! Но нет… — начинает накаляться он. — Надо, блять, было нарушить мои запреты, потом бежать, лететь, сходить с ума! Сводить меня с ума!!

— Мне было страшно!!!

— Ты слепо должна доверять мне! Слепо!!

— Ничего я не должна никому. Уходи.

Засучив рукава пуловера по локти, он бросает мне на кровать мою одежду.

— Я сказал — собирайся, Саша!! Или я сам тебя соберу. У меня был крайне хуевый день. Ровно такой же, как у тебя. И я не железный.

Он делает прерывистый вдох поглубже.

Я чувствую протест и возвращающуюся истерику. Встаю с кровати.

Мне хочется разнести его в ответ за все, что я испытала и чувствовала сегодня. Мне хочется, чтобы ему было больно! Также! Чтобы он почувствовал, как больно мне сделал! Какая-то страшная волна саморазрушения запущена и превращается во что-то новое и безумное.

— Я в тебе ошиблась, — теперь я заглядываю в его глаза, отрицательно качая головой. — Я тебя не люблю. Ты не мой человек. Уходи.

И в меня начинает втекать из его глаз то самое, извращенное болевое чувство, когда я сказала ему, что “взрываю гранату” и останавливаю нашу игру. Только оно тяжелее. Гораздо. Настолько, что встает как желе в моих легких. Но это дает мне насытиться, черт возьми! Насытиться его болью. Его неравнодушием! Дает почувствовать себя снова его ценностью!

— Ты что делаешь сейчас? — сминает он в руке пачку сигарет. — Зачем? Ты больно мне так решила сделать?!

Неверяще качает головой.

— Боли моей захотела?!

— Да!

— А чего мелочишься-то, Сашенька?! — взрывается он. — Давай! Хочешь — делай!

Подлетает ко мне всовывая в руки пистолет. Вскрикиваю от страха и неожиданности. Он грубо просовывает мои пальцы, вынуждая взять его правильно.

— Давай, в живот? — вжимает он его себе над ремнем. — В живот очень больно! Месяц буду загибать от боли! Это — цель? М?!

В ужасе роняю пистолет на пол.

— А что такое?! Так честнее, Саш! Или ты какую-то другую боль имела в виду?! Такую?!

С разворота разносит кулаками дверь шкафа из каленого стекла. Оно падает несколькими кусками с грохотом ему под ноги.

— Такую?! — взмахивает разрезанными руками. — Боль — это боль! В любой своей форме! Или ты думаешь, что та которую ты прописала мне, чем-то благороднее?!

Кровь летит во все стороны.

Я вижу, как кожа на его предплечьях начинает разъезжаться, оголяя мясо и…

В моих глазах начинает темнеть.

— Когда любят не желают боли, Саш. Иногда причиняют. Но точно не желают!

Его голос звучит гулко, как в бочке.

Опускает руки. Кровь медленно течет черными густыми ручьями вниз.

И всё вокруг вдруг начинает медленно кружиться. и лететь куда-то вверх.

— Блять…

Слышу как он тихо ругается. Чувствую падение, а удара не чувствую.

— Саша… — ощущаю его щетину на лице. — Прости… Мне жаль. Я не должен был… так.

И я опять словно под наркозом и отхожу. Не открываю глаза. Меня тошнит и в горле все пересохло.

Слышу звук каблуков.

— У вас дверь открыта, — Арина.

Пауза.

Пытаюсь проморгаться, но веки очень тяжелые.

— Как… Ну как можно было устроить такой пиздец за каких-то двенадцать часов моего отсутствия, Кир? Что с Сашей?

— Обморок.

— Положи на кровать и… давай в травм-пункт.

— Зачем?

Я пытаюсь, слепо присесть, но он сжимает меня крепче не позволяя и перекладывает на кровать.

— Пусть заштопают, что ли. Ты всю квартиру кровью залил.

— В зале не моя. Этих…

— А что здесь-то случилось, Кир? — разводит она руками на комнату.

— Да так. Небольшая ссора.

— Ясно… Езжай. Я с Сашей побуду.

Я закрываю глаза у меня нет сил говорить с ними. Мне просто чуть легче, что он послушал Арину и поехал к врачу.

Арина молча ложится рядом. Обнимает меня. Гладит по волосам.

— Напугали тебя, уроды? Трогали тебя?

Отрицательно кручу головой. И начинаю тихо плакать опять.

— Правильно, — гладит она меня. — Надо поплакать… Если не плакать, можно крышей поехать.

— Кирилл… — судорожно вздыхаю я.

— Кричал на тебя?

— Да… и… руки…

— Я видела, да. Просто навалилось всё на него… Он на самом деле очень терпеливый.

Да уж…

— У него сейчас большие проблемы. Мы теряем все наши деньги. И ты сбежала опять. Он сорвался. Прости его. Ладно?

Киваю.

— Ты поспи… — гладит она меня. — Завтра будет все хорошо уже.