- Катерина, а давай, как взрослая, - он быстро подошёл, распугав подружек,

которые побросали сигареты, на всякий случай, опасаясь взрослого парня, а вдруг

родителям расскажет. Она даже глаза не отвела! Поднесла ко рту сигарету и

затянулась в затяг, небрежно стряхнула пепел, даже начала выпускать дым, сложив

губки буквой «о», как зашлась в кашле, покраснела, сложилась пополам, раздалось

несколько рыгающих звуков. - Катрин Денёв, - хмыкнул Марк, откуда-то вспоминая

фотографию актрисы с сигаретой, ей идёт. - Нос не дорос, - он забрал сигарету,

которую Катя умудрилась крепко держать между пальцами и, затянувшись, тоже

чуть не кашлянул. Дешёвая гадость. От этого лёгкие вывернутся наизнанку,

пожалуй, вместе с желудком. - Что, голова кружится? - оглядел бледную «сестру». -

Да, - понуро опустила голову и покачнулась. - Пойдём, - протянул руку, подтягивая

к себе, заодно принюхался, только ли курить удумала тихоня Катерина или чего-

нибудь горячительного приняла на грудь. Нет, слава богу. А может... мелькнула

мысль. Пьяная Катя, дома никого нет, Лопоушка ещё на работе, в вечернюю смену,

отец тоже где-то мотается по делам... Сколько, интересно, надо налить этому

цыплёнку, чтобы она захмелела, но не вырубилась во время процесса. Пора

переходить на новый уровень. А то топчется, как сопляк, на месте, тут потрогал,

там погладил... И ведь не сопротивляется она совсем, не отворачивается, не

отталкивает. Только стоит ровнёхонько, если зажал её в коридоре, и дышит часто-

часто. До груди дотронься - стон, тихий такой, уютный, а сама, как солдатик

оловянный, руки по швам. - Держи, - он подвёл её к своей машине во дворе и

достал из бардачка Милкины сигареты, лёгкие, тонкие, женские. - Если куришь,

кури такие. Она покрутила с сомнением пачку и вернула. - Они дорогие, - тихо. -

Хорошие сигареты не могут быть дешёвыми, бери, потом ещё дам. Она покрутила с

сомнением пачку и вернула. - Они дорогие, - тихо. - Хорошие сигареты не могут

быть дешёвыми, бери, потом ещё дам. - Не надо... не курю я больше... - Понятно, -

усмехнулся, - иди, на лавочку присядь, а то завалишься, я сейчас. Так... и что же не

свалит Катерину с ног? У отца нет ничего слабее сорока градусов, но Лопоушка-то

должна что-то пить, такие пируэты вчера голосом выдавала, точно была навеселе.

Вышел Марк, неся в одной руке бутылку минералки, а в другой - наливки.

Сладенькая. Девочке точно должно понравиться. Потом сходил за закуской, быстро

организовав «пикник» с обратной стороны дома. Даже если кто-то приедет, можно

будет успеть всё прибрать, частный двор огромный, укромных уголков много. -

Давай, что ли, отметим. - Что? - посмотрела с интересом. - Как - что? То, что ты

бросила курить, - разлил по рюмочкам, Кате, едва заметно, больше, и протянул,

буквально вкладывая в ладошку, ставшую прохладной. - Не пью я... - Как это - не

пьёшь? Курить - курила, а не пила, непорядок, - он подносил рюмку с рубиновой

жидкостью к девичьим губам. - Не должно быть такого, когда девушка уже

целуется, а алкоголь не пьёт. Катерина странно посмотрела на Марка и сделала

маленький глоток, поморщилась с «фууу», и отставила. - Давай, давай, - продолжал

настаивать. - Ты споить меня хочешь, - выдала Катерина, - споить и трахнуть. Марк

от неожиданности подавился, наливка пошла носом, он долго отплёвывался, смотря

в удивлении на Катеринку. - С чего ты взяла? - Разве не так? - Вообще-то - так, -

Марк посмотрел прямо на девушку, интересно, что ответит? - Хочу тебя трахнуть,

Катерина, сильно хочу, у меня и сейчас стоит, если честно. Не была бы ты целкой,

уже бы раскатал тебя вот на этой лужайке, - нагнулся к ней близко, - знаешь, как?

Ноги бы твои развёл широко-широко, прижал к земле, - ого, как расширились глаза,

ещё чернее стали, - и трахал, а с тебя бы текло, и всё вокруг влажно было... - вот и

щёки бордовые появились. - Знаешь, какой отличный вид, когда женщина так

лежит, она вся открыта, вся, - заметно вздрогнул. Хотел смутить Катерину, а

добился того, что член пришлось поправлять, его-то не очень интересовали

вопросы морали, общественного мнения, того, девственница Катерина или нет, он

был готов прямо сейчас нырнуть в трусы к девушке. Марк разделял мнение своего

члена. На шее Кати выступил пот, едва заметный, его тут же захотелось слизать.

Она два раза крупно вздрогнула, сжала губы и посмотрела глазищами, в которых,

кажется, мелькнули слёзы. - Нет, - она быстро встала, одёрнула юбочку, которая

была почти до колена, с её-то ногами - преступление. - Ты не будешь меня трахать,

- и пошла в сторону дома. - Это почему? - Марку даже стоять было больно, внизу

живота ныло, что же он так реагирует-то на неё? - Потому что! - теперь уже

побежала, быстро, Марк был выше, да и ноги значительно длиннее, но не сразу

догнал, только у дверей её комнаты, успев подставить ногу, чтобы не смогла

закрыть дверь. - Ты не ответила на мой вопрос, Катерина, почему? - Мне нельзя, -

её лицо стало бордовым, как свежесваренная свёкла. - Брось, Катерина, многие в

твоём возрасте занимаются любовью, а ты только с виду худая, на самом деле

сформировалась... - он подтолкнул девушку к кровати. - Тебе же нравится, когда я

глажу тебя, я вижу, ты возбуждаешься, ты хочешь, давай. У неё не было сил оказать

хоть какое-то сопротивление, она упиралась парню в грудь руками, но всё равно

была зажата между матрасом с  постельным бельём, с какими-то розовыми

слониками, и мужским телом. - Давай, - он пристроился между ног, не задирая

юбку, и упёрся эрекцией ей в низ живота, постепенно спускаясь ещё ниже, потом

поднимаясь, теряясь в ощущениях. А ведь он даже не снял штаны с себя и с

Катерины трусы, которые он прямо сейчас захватил пальцами сбоку, какой-то

плотный трикотаж, грубоватый... и потянул вниз. - Нет! - у Марка в глазах

потемнело от визга. - Да что ты так орёшь-то?! - навис над ней, прижав её руки к

подушке одной рукой, продолжая шлифоваться о девушку, она ёрзала, пыталась

вырваться, получалось даже слаще. - Нет, - Катерина отвернула голову к стене и

снова покрылась багровым румянцем. - Почему? - ему можно было выдать какую-

нибудь театральную премию за то, как он это спокойно и вкрадчиво сказал:

«Почему?» Марк даже приотпустил её руки и легко подул на прядь волос, которая

лезла в глаза Катерине, убирая негодную. - У меня эти дни, - тихо-тихо, он даже не

сразу понял. - Месячные? - Да, - вот тут она уже шептала. - Можно и в месячные, -

посмотрел с сомнением на Катю... да, явно не идея тысячелетия. - Хотя, ты права,

первый раз в это дело... - он отпустил окончательно руки и сел рядом. - Сразу надо

было сказать. - О таком не говорят, - она даже не пыталась встать или дёрнуться,

лежала себе спокойно, говорила тихо, только краснела. Поправил то, что было в

штанах, почти кончил от прикосновения, даже погладил себя пару раз, закрыв глаза

от удовольствия. - Катерина, а может, минет, а? - при слове «минет», спина и ноги

покрылись испариной. Его возбуждение переходило разумные границы, а он сидит

тут, светские беседы ведёт. - Что это? - Ну, в рот, если по-простому. - Катерина

поднялась и смотрела на Марка так, словно он ей открыл Америку и Антарктиду

одновременно. - Это... в рот? - она, видимо, от неожиданности, показала пальцем,

что именно «это», и в какой рот, и ведь не перепутала, догадливая. Слово

«трахнуть» знаем, а детали неизвестны. Нахваталась у ранних подружек, а у самой

каша, похоже, в голове. - Да, - коротко кивнул, а что тут скажешь. По сути, права.

«Это - в рот». - Ты меня даже не поцеловал ни разу, и... - вот таких глаз он ещё не

видел у Катерины. Обиделась? Он её не целовал? Да он её зацеловывал... хотя,

действительно, в губы он её и не целовал, не приходило в голову. - Катенька, а тебя

целовали? Умеешь? - до чёртиков захотелось стать первым, вот тут - первым, во что

бы то ни стало. - Нет, - снова отвернулась, уютная такая, волосы взлохмачены, щёки

алеют, а кожа на лице гладенькая, бархатистая. - Пододвинься ко мне, -  села ближе,

он смотрел на её губы, нецелованные, и ощущал себя примерно таким же -

нецелованным и неопытным. Нагнул голову, приблизился к лицу, Катины глаза

были чернющие, сверкающие. Сухие губы к сухим губам, скользнули, задержались,

снова скользнули. Захватили в плен нижнюю губу, сжали, никакого языка, только

дыхание. Легко прикасаясь. Соприкасаясь. Остро. - Это твой первый поцелуй, -

отодвинулся немногою - А это - второй, - жёстче, не сразу, но ощутимо, чтобы

понять самому, впитать в себя это дыхание и вкус. Какой же там оказался вкус,

когда язык скользнул между девичьих губ, неловких и напряжённых. Сладкий,

ароматный, малиновый... нет, уютный. Бывает же такое. Уютный. Запустил пальцы

в волосы, поглаживал затылок и придерживал, пока язык изучал уютный рот,

скользнул между губ, пробежался по нижней губе, по верхней, снова скользнул

вглубь, почувствовал, как  раскрылся, впустил, разрешил. Казалось, всё вокруг

застыло, время остановилось, свет перестал двигаться сквозь пространство, только

кровь неслась по венам и стучала в висках. Она простонала, ответила, неловко, но с

каждым глоточком воздуха увереннее, словно всю жизнь знала, что делать именно с

его губами. Как надо провести, придавить, лизнуть. Он терялся, кажется, забывал