…На соседнем участке копал грядки сосед Матвей Егорович.

Он устал и выпрямился. Воткнул в землю лопату и несколько раз прогнулся назад, разминая затекшую спину.

А потом он обернулся на наш дом. Наши глаза встретились.

…Я прощалась с этим местом, с Назарьевом, с лесом, с утлым соседним домишкой и этим стариком, с которым мы даже не были знакомы.

Я передала в своем взгляде всю боль, которую мне пришлось здесь пережить…

А он смотрел на меня и думал: «Живут же люди…»

Глава VIII

Снегу было много; это мешало бежать.

Из носа непрерывно текла густая черная кровь. Она заливалась в рот, я сплевывала ее прямо на шубу.

Страх и отчаяние гнали вперед. Главное – выбраться за ворота…

Слезы не давали возможности разглядеть дорожки, и непослушные ноги все время проваливались в сугробы, образуя глубокие черные дыры.

Впопыхах наброшенная шуба отдельно от тела беспорядочно махала пустыми рукавами, напоминая огородное «пугало».

Уже близко ворота… Пульт, где пульт…

Спасительные секунды были потеряны. Пульт выскользнул из дрожащей руки и упал в снег.

Сзади послышалось тяжелое злобное дыхание.

– Убежать хотела, сука?! Получай! – размахнувшись, Роберт ударил прикладом ружья по моим ногам.

Я рухнула в снег.

– Я – алкоголик, да?!! Я – тварь?!! Что ты там еще про меня говорила?!

Роберт стал наносить ногами удары по телу, норовя попасть в лицо:

– Я тебе жизнь испортил?! Да? Не слышу!! Что так тихо? Больно, да??!! А мне не больно видеть, как ты меня ненавидишь?!

Я вертелась на снегу, стараясь из последних сил защитить лицо и зубы. «Если выживу, как я выйду на сцену?» – упрямо вертелось в голове.

– Роберт, пожалуйста! Не надо!!! Отпусти!!! Помогите, кто-нибудь!!! – кричала я.

На соседнем участке зашлась лаем собака. Роберт, как заправский футболист, подпрыгнул и ударил ногой в грудь.

Жуткая боль резанула где-то в районе ключицы.

– Я сейчас тебя прямо здесь пристрелю, и ни одна сука не найдет, – злобно прошипел Роберт и, оглянувшись на соседский участок, направился в дом.

«Ну почему бабы такие нерешительные дуры? Иметь пистолет и не взять его с собой», – мелькнуло в голове.

Я лежала ничком, лицом в снегу.

Сгребла горсть здоровой рукой и приложила к носу. Инстинкт самосохранения…

Потом сидела, раскачивалась… Как будто баюкала свою боль.

На лице таяла маска «кровь со снегом» и бурой массой стекала мне на грудь.

Я снова сгребла снег и почувствовала в руке твердый брелок.

«Пульт!»

Роберт уже входил в дом. Добежать он не успеет…

Я нажала на кнопку, и ворота медленно поползли вверх.

Когда в боевиках показывают главного героя, у которого в самый ответственный момент кончаются патроны, улетает самолет и мелькает хвост спасительного поезда – нам не верится. Закон жанра – думает зритель. Иначе не будем смотреть.

В жизни, как выяснилось, цепь случайных драматических совпадений случается тоже. Нарочно не придумаешь…

Невдалеке от дома стояла «Газель». Несколько лыжников не спеша стряхивали с ботинок снег и готовились загрузиться в машину.

Я, инициативно вытянув шею, устремила себя к спасителям, но избитые ноги не хотели слушаться и передвигались едва-едва.

Я крикнула:

– Пожалуйста, возьмите меня до Москвы!..

Как в старых фильмах с убыстренной киносъемкой, лыжники молниеносно погрузились в машину и уехали.

«Наверно, я очень страшная… Конечно, вся рожа в крови – они же не знают, чья это рожа»», – оправдала я трусов.

Позади появился Роберт. Как садист-маньяк он шел не спеша, наслаждаясь властью, уверенный, что добыча никуда не денется. С оттяжечкой…

Впереди замаячил перрон станции.

«Там люди!..» – не сомневалась я и пыталась хоть как-то бежать, придерживая одной рукой другую, покалеченную.

Но именно в эти минуты людей на платформе не оказалось! Ни единого человека!

Роберт был уже в нескольких метрах от меня. С пьяной улыбочкой на красном лице. Терминатор хренов…

Вдалеке загорелись две спасительные фары, и я вздохнула с облегчением. Электричка! Я – спасена!

Но электричка на полном ходу пронеслась мимо, издав издевательски-ободряющий сигнал.

Все было против меня…

Роберт волоком втащил меня обратно в дом.

– Сейчас еще выпью и закончим разговор.

Взяв бутылку водки, он лег в гостиной смотреть телевизор.

Для меня это означало смертный приговор. Если он еще «добавит», пощады не жди.

Я медленно поднималась на второй этаж.

Кованая ажурная лестница с деревянными перилами… Когда-то я с любовью рисовала эскизы для этого дома…

А теперь ступени и перила – все в крови. Неприятное зрелище. Похоже на жертвоприношение. Только кому и во имя чего – знать бы…

Няня вскрикнула, увидев меня, и изобразила на лице глубокое сострадание:

– У вас кровь черного цвета – значит, нос поломан… Вам надо срочно к доктору!

Эта женщина лет сорока пяти, приятной наружности, была принята на работу незадолго до Нового года и понравилась всей семье. А особенно мне.

Воспитанная, с высшим образованием, с правильной речью – для Ванечки лучше и не найдешь. Незаметная в доме, исполнительная и спокойная. Мери Поппинс, так она себя скромно называла.

Я частенько подкидывала ей пару лишних сотен, когда Роберт задерживал зарплату. Жалко ее – муж умер, денег нет, а двоих дочерей надо как-то поднимать. С каждым может такое случиться…

Я попросила ее набрать Люсин номер. Мои пальцы дрожали и попадали мимо цифр.

– Люсенька! Слушай внимательно. Объяснять нет времени… Срочно вызывай милицию по нашему адресу! Скажи, что муж вооружен и угрожает убийством. Назови им мое имя – может, быстрее будет…

Я успела разъединить. В комнату вошел Роберт.

– Пошли вниз! – скомандовал он, шатаясь.

– Роберт, ее нужно вести в больницу. У нее нос поломан, – робко вступилась няня.

– Ваня спит? – спросила я.

– Да, но очень плакал после купания. Аж заходился… Еле успокоила.

Роберт натужно засмеялся:

– Да, малыш просто испугался, когда мама поскользнулась на халате и, упав, разбила себе нос.

– А потом пошла за носовым платком, упала и сломала себе ключицу, да? – догадалась я.

Нестерпимая колючая боль пронзала левую руку. Ее можно было держать только в полусогнутом состоянии. То, что это перелом – я не сомневалась. Тогда в Швейцарии после падения ощущения были те же. И поломанная ключица, увы, была та же. Впоследствии это роковое совпадение принесло мне немало горьких минут…

Из носа продолжала течь кровь, и даже лед не мог ее остановить. Болели скулы, зубы, голова… В общем, те, кто получал кулаком в лицо, поймут, о чем речь.

А ведь только три часа назад я сидела в студии под прицелами кинокамер.

Ничего себе, съездила на съемку…

…Пользуясь присутствием свидетеля, я осмелела:

– Сейчас сюда приедет милиция. Если ты немедленно не отвезешь меня в травмпункт – тебя заберут.

У Роберта в глазах мелькнул страх.

– Плевать я хотел. Ворота закрыты. В дом они не попадут, – проговорил он заплетающимся языком.

И, немного подумав, добавил:

– Как я за руль сяду – я пьяный… И потом – что я, последний му…к, привозить избитую жену на ос-с-ви-детельствова-ние, – еле выговорил Роберт.

Во дворе громко залаял Лорд и зажегся фонарь возле ворот.

Роберт резко поднялся и подошел к окну.

– Милицию вызвала?!! Хочешь, чтобы твоего мужа посадили?! – исказилось злобой лицо Роберта.

Он подошел ко мне вплотную и резко «сунул» под подбородок кулак:

– Тебе мало? Еще хочешь получить?!

Но бить не стал, а неожиданно схватил саблю, подаренную Костей Боровым на свадьбу, и что есть силы саданул по полу.

На дивном «версальском» полу образовался ребристый шрам. Пол из моего детства…

Я зарыдала, села на пол и стала гладить изуродованный паркет. Сколько сил я в него вложила! Когда мы с рабочими его создавали, я не сомневалась, что, ступая по такому изысканному полу, любой человек не то что бранные слова произносить, даже тон повысить не может.

Кровь с новой силой потекла из носа прямо на паркет.

Роберт уже начал соображать, что натворил (а может, паркет стало жалко, все-таки потратился), и хмуро проговорил:

– Сейчас менты уедут, я отвезу тебя в Одинцово. Если спросят, скажешь, с лестницы упала…

Ночной травмпункт был полупустой. Пахло нищетой и застарелым недугом.

Возле кабинета травматолога сидели двое: бомжиха с подбитым глазом и алкаш с перевязанной головой.

Я зашла в приемный покой.

Симпатичная медсестра-секретарша взглянула на меня и сразу начала записывать.

– Имя, фамилия, что с вами произошло…

По радио звучала песня «Belle», и следом за ней раздался бой курантов.

За спиной «крепким тылом» возник Роберт.

– Она с лестницы упала, – сообщил Роберт, обдав помещение густопсовым перегаром.

– А потом еще раз и еще… и так восемь раз подряд, – подмигнула я растерявшейся девушке.

– Я серьезно спрашиваю. Мне надо записать, – приподняла она со стола медицинскую карту.

– Я все объясню врачу, – сказала я и, оставив в коридоре Роберта, вошла в кабинет к доктору, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ваш имя-фамилия? – спросила пожилая медсестра.

И тут я впервые за весь страшный вечер увидела свое лицо в зеркале.

Это была не я. Какая-то чужая женщина…

Все лицо отекло, переносица расплылась, нос распух, а глаза сузились до японских размеров. Единственным украшением этого безобразия были два симметричных фингала – по одному на каждый глаз.