Юлия Рябинина - Узы страсти

Взяла меня под локоть и подтолкнула к палате. Интересно, а если бы я лежал не в ВИП, они так же бы пеклись о моем здоровье?

***

– Константин, уже солнце вовсю светит, а вы все лежите в кровати. Опять не соблюдали режим?

Я разлепляю глаза. На улице пасмурно, но действительно, через плотную пелену облаков проглядывает солнце.

– Ну, так рвались на волю, а тут свою выписку хотите проспать.

– Да ниче я не хочу проспать, – тру глаза ладонью.

– Может, тогда вы плохо себя чувствуете? – он делает два быстрых шага в мою сторону и пробует лоб.

– Мммм, ну вы что, издеваетесь, Владимир Петрович?

– Да нет, просто шучу, – смеется он в кулак. – Ну что, контрольные процедуры, и вы свободны. Кто за вами приедет?

– Отец.

– Отлично. Как раз мне с ним надо переговорить. Ну все, как принесут результаты, я к вам зайду.

– А как Алина? – догоняет его на выходе мой вопрос.

Он смотрит на меня внимательно.

– С ней все хорошо, как и обещал, она тоже сегодня выписывается, – и он выходит за дверь.

Медсестра через полчаса приносит мне историю болезни.

– Ну что, сам справишься? – глядит на меня насмешливым взглядом.

Сука, че за детский сад?

– Конечно справлюсь.

– Тогда смотри, – подступает ко мне, – я здесь указала кабинеты, в которых тебя уже ждут, – смотрит мне в глаза. – Как все пройдешь, принесешь мне карту. Понял?

– Да, понял, понял.

– Отлично. А то сегодня наплыв больных, некогда с тобой возиться, – она выходит из палаты, а я ей показываю фак в спину.

Батя за эти две недели поставил на уши всю Анапу, меня так просто достал своей опекой.

Орал тут на меня, как только мне полегчало. Что я придурок и болван, нахрен я полез в эту дыру. Я молчал, а что мне ему сказать? Что люблю, вот и полез?

Но и без меня нашлись добрые люди, которые ему все рассказали, и я представляю его лицо, когда он увидел Алину. Да и что представлять, он ко мне в палату завалился с глазами по пять копеек. Руки трясутся.

– Костя, это точно Алина? – был его первый вопрос.

Я на него смотрю хмуро.

– Рассказывай, что случилось на самом деле. Просто собирать информацию по крупинкам и от людей, – он смотрит на меня серьезно, – не самый надежный вариант. Кто ее так избил-то?

Мой рассказ уложился примерно в час по времени. И пусть это было по-детски, но там я упомянул и Лику. Пусть эту суку он тоже уволит.

– Да уж, от Лики такого не ожидал, но я с этим разберусь. Не хватало поощрять такие выходки.

И вот иду с больничной картой в одной руке, с телефоном в другой, набираю номер Алины и сталкиваюсь нос к носу с ней в коридоре. Она отшатывается от меня. И мне не по себе, будто и не знакомы с ней вовсе. Не понимаю, что происходит.

Первым прихожу в себя, хватаю ее за руку, притягиваю к себе, она, нет, не сопротивляется, просто какая-то холодная, какая-то не моя совсем.

– Привет, – шепчу ей в волосы, она сжимается в моих объятиях.

Чувствую, как на нас лупятся все люди, сидящие в коридоре. Мне, конечно, плевать, но понимаю, что Алине неудобно.

Нехотя отстраняюсь от нее. Не могу совсем отпустить, поэтому крепко держу за руку, она такая худенькая, такая маленькая, что мне кажется, надави я на пальцы чуть сильней, и они сломаются.

– Привет, – отвечает она бесцветным голосом. – Ты что здесь делаешь?

Поднимает на меня глаза, и я тону в ее карамельном омуте.

– Делать узи пришел.

– И я. Пойдем вместе… – это вопрос или утверждение, не могу понять.

– Конечно, вместе, – и мы рука об руку покидаем место встречи и вдвоем спускаемся на нижней этаж.

Алина молчит, и я не знаю, что спросить.

– Как твой бок? – наконец-то разрывает она молчание.

– Все хорошо, доктор сказал, что все заросло, как на собаке, – пытаюсь пошутить, но она почему-то не смеется.

– Как ты? – спрашиваю абстрактно, потому что не знаю, что спросить точно.

– У меня тоже все хорошо. Сказали, что до свадьбы все заживет, – шутка, но почему же опускает глаза?

Мы садимся перед кабинетом. Очереди нет, значит, мы единственные.

В коридоре начинается суматоха, это привлекает наше внимание.

– Так, Яковлева, правильно? – указывает на Алину подошедший врач. – Бегом в кабинет, потом смотрим вас, Константин (откуда они знают все мое имя?), а потом я ухожу. Быстрее, милочка, времени нет, привезли тяжелораненого, а мне тут с вами приходится копошиться.

Алина бегом заходит в кабинет. Я вздыхаю. Что же происходит? Смотрю на лавочку, а там лежит ее история болезни. Мои руки сами тянутся к ней. Я беру и начинаю читать, ничего не могу с собой поделать.

Яковлева Алина Дмитриевна.

Дата рождения 31.12.1999 г.

Мои глаза пробегают всю непонятную для меня писанину и останавливаются на печатных буквах.

Диагноз: преждевременный выкидыш в связи с повреждениями маточных… (опять непонятно).

Разрыв селезенки.

Результаты операции… …положительная динамика…

Я несколько раз прочитал диагноз. Выкидыш, это что значит, она была беременна? В моей голове все звенело. Она была беременна, разрыв селезенки. У меня из рук, кто-то выхватывает карту, я поднимаю глаза.

Алина стоит вся белая, вся.

– Прости, – шепчу я одними губами.

Она разворачивается и заходит в кабинет.

– Тебя ждут, – сухо говорит она, выйдя через две минуты.

– Не уходи, – прошу ее.

Как я и ожидал, у меня все хорошо. Все зажило, и шов, и все органы на месте, слава Богу – это прокомментировал узист. Выходя из кабинета, не ожидал, что на лавочке увижу Алину. Но она сидела, понурив плечи, и смотрела в пол.

Я сажусь рядом с ней и молчу. Что в таком случае говорить? Я виню себя во всем. Вспоминаю, что не поехал в тот день к Алине, а если бы поехал, то этого бы не произошло.

– Ты ни в чем не виноват, – она смотрит мне в глаза. – Это я задержалась на работе. Это я тебе наговорила гадостей, это я виновата во всем, – по ее щекам текут слезы. – Я не знала, что беременна, – прячет лицо в ладонях.

Я ее обнимаю. Прижимаю к себе так сильно и так нежно, чтобы она поняла, хочу, чтобы она поняла, что я ее люблю. Так сидим какое-то время.

– Вы что, совсем обалдели? – слышу, как кричит медсестра с начала коридора. – Вас уже все обыскались! – продолжает она гневную тираду. – Не намиловались еще? Вот выпишетесь, потом сколько вашей душе угодно, столько и обнимайтесь. Кыш по палатам! А тебя, – тычет в меня пальцем, – попросила же. Вот никак на вас мужиков нельзя положиться.

Мы встаем, Алина вытирает слезы. Я держу ее за руку, не отпускаю.

– Ждем друг друга, – говорю ей, она кивает головой.

И мы, поднявшись наверх, расходимся по блокам.

В два часа дня нас уже ждет черный джип отца у ворот.

– Ну, наконец-то, – вздыхает он устало. – Извини, что не дождался вас внутри, но эти звери-врачи меня одолели. Как вы? – он заботливо смотрит на Алину.

– Спасибо, Илья, все хорошо, – она смущенно улыбается и сильнее сжимает мою руку.

– Пап, и так сил нет, давай домой, Алине нужно еще маме позвонить.

– Конечно, садитесь, что же вы стоите? Может, помочь? – опять участливый взгляд на Алину.

– Пап, хорош, а? – не сдерживаю я раздраженного тона.

– Ну, если все хорошо, тогда домой.

– Алина поедет с нами, – не даю я ему возможности что-либо еще добавить. – Мы немного передохнем, и я отвезу ее домой.

Батя с одобрением смотрит в зеркало заднего вида.

– Да ладно тебе, сын. Вместе и отвезем, – хмыкает он.

Ночь. Черный джип несется по трассе со скоростью, явно превышающей допустимую.

– Пап, не гони, – говорю я.

Батя ухмыляется, но скорость сбрасывает.

Вспоминаю, как меня провожала Алина, как просила, чтобы был аккуратнее за рулем. Плакала и целовала. Ну, это было после того, как нас встречало чуть ли не полдеревни. Устроили сейшен, так сказать. Ее мать по очереди расцеловала нас с отцом, благодарила со слезами на глазах, что спасли от изверга ее деточку. И мелкий шкет все пытался залезть к Алине на руки, но ей нельзя поднимать тяжелое, и мне пришлось его таскать на себе весь вечер. Но когда мы уезжали, взял тоже с нее обещание, чтобы она себя берегла. И чтобы ждала меня. Как только разрешится все, приеду за ней.

– Любишь? – вырвал меня из воспоминаний вопрос отца.

– Да.

– Я знал, что вы с ней подойдете друг другу.

Я уставился на него в темноте. Он искоса бросил на меня взгляд.

– Ты что, думаешь, я не заметил, как она похожа на Варю?

«Да тут только слепой не заметит», – подумал я, но в слух ничего не сказал.

– Я сначала даже опешил. Но на протяжении года, пока она у меня работала, понял, что обманка. Это облик. Она хорошая, и мне она нравится. Так что я поддержу любое твое решение. Да, и знаешь, когда в молодости через такое проходишь, грех не попробовать что-то серьезное.

Ну батя.

– Я хочу на ней жениться, – поворачиваюсь к нему лицом.

– Мой сын, – смеется отец и хлопает меня по плечу.

– Встать, суд идет!

Шевеление в зале говорит о том, что все поднимаются с мест.

– Суд постановил, после смерти осужденного Шевченко Эдуарда Анатольевича оставить двухкомнатную квартиру за несовершеннолетним Шевченко Дмитрием Эдуардовичем. Так же оставить право опекунства над несовершеннолетним за Яковлевой Натальей Павловной и снять с нее все обязанности по выплате ипотеки. Решение суда обжалованию не подлежит.

В зале послышались облегченные выдохи.

– Дело объявляется закрытым.

Радостное хлопанье в ладоши и поздравления. Я наблюдаю за всем со стороны. Я, конечно, рад тому, что здесь происходит. Эта тяжба длится уже почти полгода. Спасибо, батя подключил адвоката, а то никогда бы не закончилось это шатание по судам.

Отец предлагал Алининой матери отдать долг за ипотеку. Очень смешная сумма, что-то в районе девятисот тысяч, тачка больше стоит. Но она отказалась, сказала, не хватало еще на него свои проблемы навешивать, и напомнила мне Алину, когда та тоже не хотела переезжать ко мне, отговариваясь проблемами.