– Но ты же её по-прежнему любишь и ты старше, поэтому должен что-то предпринять, чтобы исправить ситуацию.

– Она же взрослая, разумная девочка, – Саша повысил голос, – как же так возможно, что мы не можем договориться! Я не понимаю, почему она так сопротивляется, тем более нет никаких реально важных предпосылок для такого категоричного упрямства. Детская вредность и всё!

– Если я – причина конфликта и ты рискуешь потерять дочь, может, всё изменить, пока не поздно.

Саша нашёл в темноте её лицо, коснулся мягкой щеки. В голосе зазвенел лёд:

– Ты хочешь меня бросить? Может, я тебе надоел?

– Нет, ты что, – Даша замотала головой, прижалась к нему, обняла напряжённые плечи, – но дети – главная часть нашей жизни, если не вся, и от их счастья зависит и наше. Мне невыносимо думать, что я виновата в вашей размолвке. Ты делаешь вид, что всё хорошо. Но твоя дочь несчастна, и я не могу этого не замечать. Это гложет изнутри, не даёт расслабиться и вздохнуть полной грудью. Ведь столько времени прошло, и никто из вас не уступает. Этот путь приведёт к ещё большему непониманию и куче проблем.

– И что делать?

– Не знаю. Может, мне попробовать поговорить с Яной?

– Ещё бы знать, где она…

Саша даже не представлял, насколько близко его дочь. Минут десять по заснеженной деревне пешком. Мимо высокой горки, которая раньше была совхозным подвалом. Сейчас здесь веселилась детвора – со звонким визгом скатываясь вниз…

Свет дали через час. Саша уехал домой, в Москву, в глубине души надеясь, что дочь звонила из их московской квартиры и сейчас ждёт его там для разговора. Ведь не просто так Яна ни с того ни с сего позвонила.

Даша всё думала об их разговоре и о Сашиной дочери. На душе было какое-то беспокойство и тревога. В тот день, когда Алёшка узнал, что в жизни мамы появился ещё один любимый мужчина, она сказала сыну, что если Алексей против, то они с Сашей расстанутся. Потом Даша засомневалась – не покривила ли она душой. Сейчас, думая о сыне, о Яне, о Саше и своих чувствах, она сердцем понимала, что, если бы Лёшка пропал или объявил маме войну, она бы пожертвовала своими отношениями ради сына, ради его спокойствия и благополучия…

Даша вошла в комнату к Алексею. Как только вернулось благо цивилизации – электричество, Лёшка затих в комнате с книгой. Он её дочитывал, а непредвиденное отключение света сбило его планы. В отношении учёбы, организации времени на уроки, любимых занятий спортом и чтения – у него был полный порядок. Но вот в бытовом плане – абсолютная безалаберность. Дашину сентиментальность быстро сменил гнев, когда она переступила порог Лёшкиной комнаты и споткнулась о разбросанные на ковре учебники. На маленькой мягкой кушетке были свалены футболки, рубашки, джинсы. Это молчаливое, а иногда и не молчаливое, противостояние у них длилось уже много лет: мама выговаривала за бардак в комнате, сын игнорировал. Оба выжидали, кому первому надоест и кто начнёт наводить порядок. Обычно это была Даша…

Парнишка, лёжа на диване, увлечённо читал и даже не обратил внимания на маму.

– Лёш, ну что за беспорядок опять в комнате! Школьную рубашку же можно повесить на вешалку, а не кидать как зря. Теперь гладить ещё раз придётся! Вот окончишь школу, уедешь учиться, кто будет каждый день твои вещи убирать!

Алексей не реагировал, Даша заводилась сильнее и сильнее и повышала голос:

– Посмотри, какая свалка: вещи все мятые! А почему учебники на полу? Тебе на столе места не хватает? Алексей! Я к тебе обращаюсь!

Сын перевернул страницу, поднял голову, отстранённо посмотрел на мать, которая держала в руках его вещи, помолчал немного, видимо соображая, о чём речь, и совершенно искренне выдал:

– Ма, да я сам в шоке!

Всё, что было в руках у Даши, немедленно полетело в Алёшку…

Яна открыла глаза, потому что в не завешенное шторами окно ярко светил уличный фонарь. Из-под пледа вылезать не хотелось: тут было тепло, мягкая бахрома приятно щекотала щёки. Она подтянула его ещё выше, под подбородок, и посмотрела в окно, на чётко-очерченный треугольник света: в его границах метались, кружились в безумном танце крупные хлопья снега…

«Марина» Александровна поставила Алексею Добарину очередную двойку. Он хорошо подготовился, практически без ошибок прочитал английский текст, но учительнице не понравилось произношение – два!

Даша готовила обед к приходу сына. Лёшка, не говоря ни слова, с порога прошёл в свою комнату и с чувством швырнул худенький рюкзак в угол. Мама пошла следом, осторожно заглянула в дверной проём:

– Опять двойка по английскому?

– Ага, – рыкнул парень.

Даша старалась не показать негодования, с которым она реагировала на эту ситуацию, англичанка (так называли в школе новую учительницу иностранных языков) явно невзлюбила его за что-то, но вот за что? Алексей был уважительным, уравновешенным юношей, целеустремлённым, неконфликтным, общительным. Признавал авторитет старших и учителей. Знал, чего хочет от жизни. Не страдал желанием утвердиться за чужой счёт.

– Может, мне в школу сходить? – осторожно спросила Даша. Она никогда этого не делала – не ходила в школу просить за сына, все десять с половиной лет, которые он учился на отлично. Только на родительские собрания.

– Мам, ну нет конечно, – буркнул расстроенный парнишка, – сам разберусь.

– Ну-ну, – Даша не успокоилась. Заволновалась. Всегда было тревожно, когда у сына намечались проблемы. Она же мама.

Техничка Верка, не скрывая злорадства, сообщила Яне:

– Опосля уроков вас директор в кабинете ждёт.

Помнится, Верка хотела подружиться с эффектной москвичкой. Искала встреч, грубо льстила молодой учительнице, преданно ходила следом.

Яна отреагировала резко и высокомерно:

– Иной интеллектуальный уровень не позволяет мне долго с вами общаться.

Верка не поняла и половины из сказанного, но почему-то обиделась…

«Марина» Александровна знала, о чём пойдёт речь в кабинете директора, и была готова к подобному разговору, подготовила аргументы. Ещё из коридора она услышала громкий голос Ольги Павловны. Она восседала на своём кресле как королева: с традиционным высоким пучком на голове, ярким макияжем и затейливым маникюром, в красной прозрачной блузке под горло и тёмно-синем шерстяном сарафане. Увидев в дверном проёме Яну, директриса резко махнула рукой, приглашая девушку пройти, и продолжила разговор на повышенных тонах:

– Та, Мартыновны девка. Не помнишь? Коли хромого дочь, – кричала она в трубку. В прежней жизни Яна бы в этот момент решила, что пожилая женщина ругается, но за время работы привыкла к несколько суетливому нраву начальницы, манере общаться на повышенных тонах, импульсивности. – Пусть приходит устраиваться. Заявление напишет. Нам технички нужны. Слышишь?

Яна была уверена, что директрису прекрасно слышно на другом конце провода. Даже больше – её и в противоположном конце коридора отлично слышно, и в спортзале…

Наконец Ольга Павловна положила трубку и обратилась к Яне:

– Давайте поговорим за закрытой дверью.

Девушка послушно закрыла дверь.

– У вас личная неприязнь к Алексею Добарину? – не считая нужным ходить вокруг да около, начала пожилая директриса.

Яна, изображая возмущение, ответила:

– Почему вы так решили? Конечно нет. Но если вы считаете, что я буду ставить ему пятёрки, потому что он отличник и чтобы не портить статистику школы, то этого не будет. На отлично Добарин не знает мой предмет, – произнесла заготовленную речь «Марина» Александровна, талантливо разыгрывая оскорблённое достоинство.

Девушка не ожидала, но Ольга Павловна улыбнулась.

– А вы, значит, претендуете на объективность? – иронично спросила она.

Яна гордо вскинула голову:

– Да.

– Сейчас вы утверждаете, что тройка Пашина тоже абсолютно заслужена? Да он ни одного слова на английском правильно не произнесёт, а судя по вашим оценкам, предмет Егор знает лучше Алексея Добарина? – Ольга Павловна слегка наклонила голову и вцепилась взглядом в молодую учительницу. Наверное, именно так директора смотрят на провинившихся учеников. Да, поторопилась Яна с ходу «вываливать» свои аргументы. Нужно было выждать время. Девушка поёжилась от строгих глаз пожилой женщины. Она лихорадочно соображала, что говорить: «Да уж, не так и проста эта деревенская клуша. Может, одеваться стильно она и не умеет, но руководит на пять с плюсом». В бешеном вихре мыслей, которые кружили в голове Яны, вдруг родилась одна совершенно абсурдная идея. Потом девушка думала, откуда она появилась, эта мысль, которая позволит значительно приблизиться к врагам. Ведь заранее Яна этого не планировала – о мести постоянно думала, но конкретного плана не было. Он формировался под гнётом сложившихся тех или иных ситуаций и предлагаемых обстоятельств. Вот и сейчас.

– Может, мне позаниматься с ним дополнительно? – понимающе закивала молодая учительница. – Чтобы не краснеть потом за его отличную оценку. Пашину вряд ли пригодится английский, и его тройку никто проверять не будет, а с пятёркой Добарина – сложнее.

«Чудненько, – размышляла Ольга Павловна, разглядывая подчинённую, – никто тебя за язык не тянул. Зато теперь у Алексея будет личный репетитор высокого уровня и бесплатно!»

Вслух же она спокойно ответила:

– Хорошо, Марина Александровна, так и поступим.

И, сделав паузу, добавила:

– Надеюсь, я была с вами не слишком резка?

«Ничего себе, какие реверансы!» – удивилась про себя Яна.

– Нет, нет, что вы! – затараторила она, демонстрируя покладистость и послушание. Работа ей ещё нужна и ссориться с начальницей рано, а иначе москвичка высказала бы ей всё: и о её гардеробе, и манере одеваться, и провинциальной наивности. – Я могу идти?

– Конечно, – кивнула головой директриса и тут же забыла о Яне. Она вздохнула, взяла телефонную трубку и стала набирать номер: районному отделу образования нужно было передать очередную статистическую информацию, к улучшению качества обучения особого отношения не имеющую, считала Ольга Павловна, тем не менее крайне срочную.