– Это что? – спросил он.

– Чаевые.

Паренек указал на буйвола на монете:

– Это, по-вашему, чаевые?

– Ну конкретно это, по-моему, буйвол.

– Понятно, что буйвол! Монетка-то в пять центов!

– И?

– Вы так звенели, пока выуживали пятицентовую, что даже буйвол разнервничался.

– Больше предложить не могу, – сказал я.

Мальчишка вздохнул, однако все равно помог с мешками.

Я предложил Эмили руку, но она отвергла помощь и спрыгнула сама, не свернув шею и не выставив на всеобщее обозрение панталоны. Вернула шляпу (которую я тут же надел) и устроилась в тени дилижанса.

Я посмотрел вдаль – не летит ли Нинин самолет.

– Наверное, приятно кого-то изображать и еще получать за это деньги, – сказала Эмили. Заметив мое смущение, добавила: – Я имела в виду актрис…

– А, понятно… – протянул я и, задрав голову, медленно повернулся вокруг своей оси. Нина могла появиться откуда угодно – гости съезжались со всех концов света. Однажды был даже настоящий индийский махараджа – один из немногих постояльцев мужского пола. Мы не знали, где его разместить, однако он заявил, что всегда мечтал быть ковбоем, и без малейших претензий заселился к нам в барак. Мы с Сэмом заняли одну комнату, а он – другую. И попросил называть его «мистер Смит». Всегда безупречно одетый, махараджа отличался изысканностью манер. Однажды, когда он уже освоился, я спросил:

– Зачем вам разводиться? Разве махарадже нельзя иметь сколько угодно жен?

Он ответил с произношением, которому сам Шекспир позавидовал бы:

– А ковбоям разве не положено круглые сутки сидеть на лошади и играть на этих ваших странных маленьких ситарах? Банджо, кажется?

Махараджа – хороший парень, мы не обиделись. Мы из Соединенных Штатов, он из Азии – одним словом, братья-южане. Он взял с нас обещание, что мы обязательно заглянем в гости, если окажемся в его краях.

– А вы? – вдруг спросила Эмили.

– Что я?

– Вы тоже актер?

– Я? Актер?

– Ну вы знаете Шекспира, вот я и подумала…

– Нет, мэм.

– Все актеры вестернов выглядят примерно как вы. Если мужчина слишком красив для настоящей работы, он идет сниматься в кино. – Повисло неловкое молчание, потом она сказала: – Я не то имела в виду.

– Не объясняйтесь, – махнул рукой я. – «Слишком красив» – не самое страшное оскорбление.

Она же не добавила «и слишком глуп».

На горизонте появилась и стала приближаться маленькая точка. Послышался нарастающий шмелиный гул мотора.

– Смотрите, – с удовольствием перевел тему я, – кажется, самолет Нины!

Мимо пронесся двухместный самолетик с оранжевым корпусом и серебристыми крыльями, сел и проехал к ангару на дальнем конце взлетного поля. Внутри подпрыгивали от тряски две фигурки – пилот в черном и пассажир на переднем сиденье – пониже ростом.

Я от сердца оторвал еще одну пятицентовую монетку и попросил долговязого присмотреть за лошадьми, пока мы пойдем встречать Нину. Мальчишка скривился и сказал:

– Вот здорово! Вдруг этот буйвол влюбится в предыдущего и они начнут чеканить монеты? Тогда я разбогатею!

Мы с Эмили издалека увидели, как вылез из кабины пилот, ловко сполз с верхнего крыла на нижнее. Затем спрыгнул на землю. Я побежал навстречу.

Когда я был ярдах в ста, пилот уже стоял у носа самолета. Заметив меня, он ослепительно улыбнулся и помахал рукой. Поджарый, ростом футов шесть, не меньше, бледный, с лукаво-ангельской улыбкой. Мисс Пэм сказала бы: «симпатичный мальчик». Из тех, что остаются «симпатичными мальчиками» лет до пятидесяти. Так я думал. А потом летчик снял очки и шлем и потряс головой, рассыпав по плечам каскад длинных светлых волос. Передо мной стояла высокая блондинка с черным от сажи лицом – за исключением белых участков вокруг глаз.

– Здоро́во, ковбой! – прокричала она, хотя я был на расстоянии вытянутой руки. – Это ты меня встречаешь?

– Да! – машинально крикнул я в ответ (как переходишь на шепот, когда собеседник охрип). Почему я принял Нину за парня при первом знакомстве? Вероятно, наряд ввел в заблуждение: просторная рубашка не первой свежести, небрежно повязанный шейный платок, парашют за плечами, кожаная куртка и кобура на поясе.

Нина сбросила парашют и куртку и прокричала:

– А где старина Сэм? Только не говори, что уволился, – я умру от горя!

– Повез в город целую машину дам.

– Что-что? – Нина оттопырила ладонью ухо.

Как я потом узнал, Нина плохо слышала после полетов на бешеном ветру в открытой кабинке.

– Рино! – заорал я. – Много дам! Вернется позже!

– Много дам?.. Сэм кремень-человек! У тебя выпивка есть?

– В дилижансе вода!

– Что-что?

– Вода!

– Вода? Я не ослышалась? Послушай, ковбой, я просила выпить, а не искупаться! Хотя вымыться тоже не помешало бы. Возьми-ка сумку! Весит больше, чем я, зараза!

Когда мы шли обратно к дилижансу, Эмили, поравнявшись со мной, сказала:

– Вот что значит зажигалка! Я тоже так хочу…

Глава третья

Вылезая из «социализатора», Эмили с Ниной уже вовсю шептались и хихикали, как школьницы.

– Нет! – воскликнула Эмили. – Я бы не решилась. Ни за что!

– Еще как решилась бы! – возразила Нина. – Ты же доехала сюда из Сан-Франциско! Совершенно одна! По-моему, ты очень смелая!

С этими словами Нина пропустила руку Эмили себе под локоть, и они вместе направились к дому.

– Я просто отчаялась, – сказала Эмили.

– Именно! Настоящая смелость всегда рождается от отчаяния. Ну и алкоголь хорошо помогает.

– О, я не пью!

Нина похлопала Эмили по руке:

– Это пока…

Навстречу вышла Маргарет. Нина, оставив новую подругу, взлетела по ступеням террасы и кинулась в ее объятья, словно вернувшийся с войны солдат.

Да-да, у нас даже была терраса. Я понимаю, вы не видели фото дома и, конечно, представили нечто низенькое и непрезентабельное. Нет, особняк бракоразводного ранчо «Скачок в будущее» был выполнен в викторианском стиле – обитый рейкой, с остроконечными крышами мезонинов и широкой террасой, огибающей здание с трех сторон. Шахтеры из восточных штатов обычно мечтают разбогатеть и отгрохать нечто подобное. Живописно и страшно невыгодно для содержания при внушительном размере (целых шесть спален) и капризном климате пустыни. В Неваде много было разбросано подобных недоразумений, нелепых на фоне здешних лунных пейзажей. Хотя гостьи были довольны: они приезжали ненадолго, и непрактичность ранчо их никак не касалась. Макс и Маргарет установили масляные обогреватели для зимнего сезона и вентиляторы для летнего. Сами Макс и Маргарет жили на первом этаже за кухней, и перепады температур их тоже не очень мучили. Мы же с Сэмом спали в отдельном двухкомнатном бараке напротив амбара. Барак (с одобрения голливудского декоратора) смастерили из серых досок, которые насобирали на развалинах шахтерского домика где-то в Спаниш-Спрингс.

Изначально Нина собиралась жить в «Скорпионе» – маленькой спаленке под самой крышей. Крошечной, жаркой летом и холодной зимой, к тому же жутко неудобно расположенной – на верхнем пролете длинной лестницы. Даже в ванную комнату надо было спускаться на второй этаж. Зато это была единственная во всем доме комната на одного человека, и оттуда открывался лучший вид на горный хребет Сьерра-Невада. Большую часть года «Скорпион» пустовал, им пользовались, только когда все остальные номера заняты или когда кто-то из любимых клиенток про него спрашивал. Маргарет считала, что нашим гостьям противопоказано одиночество. Когда лежишь один в темноте, наваливаются мрачные мысли, и недолго впасть в депрессию.

– С лошадьми так же, – объясняла Маргарет. – Чтобы чистокровная кобыла не разнесла стойло в щепки, к ней часто подселяют козла.

– А как вы понимаете кто кобыла, а кто козел?

– О, они меняются ролями по несколько раз.

Поскольку Нина выбрала «Скорпиона», пришлось тащить ее гигантскую сумку аж на третий этаж. Сумка была тяжеленная. Когда я в первый раз поднял ее на аэродроме, то невольно воскликнул:

– Что у вас там? Кирпичи?

– Консервные банки. Я расчленяю мужчин, которые недостаточно меня ценили, и закатываю, – подмигнув, заявила она. – Так что будь поосторожней, красавчик!

Пока я волок сумку по лестнице, мне пришла мысль, что на самом деле эти твердые штуковины внутри – книги. В тридцатые годы сравнение мужчины с прочитанной книгой было вполне в ходу и в целом недалеко от истины.

Когда я спустился, Эмили уже куда-то исчезла, а Нина и Маргарет все еще сжимали друг друга в объятьях. Я нашел повод задержаться в коридоре – зашел в гардеробную, чтобы повесить куртку Нины. При дневном свете дальний конец коридора оставался в тени, так что меня трудно было заметить, зато акустика была прекрасной. Матушка, земля ей пухом, говорила: чтобы по-настоящему узнать человека, нужно побыть в его шкуре или подслушать парочку разговоров. Вот я и слушал – разумеется, из лучших побуждений: чтобы угодить клиенту, нужно хорошенько его узнать.

– Необязательно выходить замуж, чтобы меня навестить! – говорила Маргарет.

– Я не только поэтому вышла! – возмутилась Нина. – Я еще и Сэма хотела повидать! Новый ковбой сказал, что он поехал в Рино.

– Да. Скоро вернется.

– Рино… фу! Содом и Гоморра. Прибежище распутниц и папарацци.

Нина стояла на фоне светлого прямоугольника открытой двери. Она ослабила узел и стянула через голову платок. На шее сверкнула нить жемчуга. Жемчужины были размером с жевательную резинку и напомнили мне изумруды с дверную ручку. Чем удивляли меня наши богатые гостьи – они ощущали себя хорошо одетыми в любимом украшении, даже если на них больше ничего не было… Однако не буду забегать вперед.

– Послушай, Маргарет, я просила поселить меня в «Скорпионе», но передумала… Можно я поживу в «Койотах», как в прошлый раз?

– «Койоты» на двоих.

– Я помню.

– А помнишь, ты говорила, что скорее сквозь землю провалишься, чем согласишься на соседку?