– Мы, между прочим, остались живы.

– Я заметил.

– Ты испытываешь радость по этому поводу?

– Огромную.

Теперь от шока не осталось следа, Леся взяла незнакомца за руку и засмеялась, выплескивая пережитый страх и волнение. Его пальцы сжались, от запястья к плечу побежала теплая волна мурашек, сердце дрогнуло, и все плохое забылось в один короткий миг. «Вот бы еще он не смотрел на меня так…» Но он смотрел – пристально, сверху вниз, и терпеливо ждал, когда она успокоится. Наверное, на его планете не умели извлекать подобные звуки, их приравнивали к непонятным, ненужным, а может, даже преступным. Мысли полетели быстрее, и Леся ухватилась за самую настойчивую и яркую: «Он держит меня за руку так, точно не собирается отпускать. Но мне не страшно».

– Как тебя зовут? – спросила она и быстро убрала несколько заноз-щепок из рукава его свитера.

– Егор, – ответил он и, не поинтересовавшись ее именем, двинулся дальше.

– А я Олеся. Ты, наверное, здешний, если знаешь про ручей.

– Да. А ты – нет.

– Я приехала в гости к дяде. Поживу у него немного, а потом вернусь обратно в Москву.

Егор не проявил любопытства, не задал никаких вопросов.

Молча поднявшись, они дошли до того места, где случилось скоростное падение, и остановились метра за три до края. Здесь было гораздо светлее, верхушки деревьев не закрывали полностью небо, не давили со всех сторон резкие очертания земли и камней. Не верилось, что совсем недавно здесь чуть не случилась трагическая история.

Леся счастливо вздохнула и осторожно вытянула свою руку из руки Егора. Сам он почему-то ее не отпустил. «Его нужно рисовать среди деревьев, потому что он похож на сосну. Ну-у… на какую-то необычную черную сосну… Нет, лучше среди птиц, потому что нос такой…» Образ ускользал, не поддавался пониманию и прочтению, и от этого в душе заерзала досада.

– Расплети волосы, – сквозь раздумья услышала Леся и посмотрела на Егора. Он стоял напротив и, кажется, был удивлен.

– Зачем?

– Ты… рыжая?

Наверное, на дне оврага, в сгущающейся темноте, в пыли цвет волос не сильно бросался в глаза. Теперь, среди зелени леса, наоборот, выделялся сильнее.

– Да. – Она улыбнулась, соглашаясь с названным цветом.

Егор бросил резкий продолжительный взгляд на овраг, затем вновь посмотрел на Лесю и покачал головой, будто отрицая собственные мысли. По его лицу пронеслась тень, в глазах застыл вопрос, на который, похоже, не было ответа.

Леся стянула с косы резинку, провела рукой по волосам и специально тряхнула головой, чтобы вьющийся оранжевый пожар подскочил вверх и окружил ее со всех сторон. Сколько раз она пыталась усмирить его, заплетая туже, теперь же… Пожар был на свободе, и Леся чувствовала себя удивительно свободно и хорошо.

Егор закрыл глаза, открыл их, первый раз коротко улыбнулся (или усмехнулся?) и со вздохом сказал:

– Только не говори, что ты живешь в доме Дюкова и он твой дядя.

– Откуда… – теперь пришел черед удивиться Лесе. – Откуда ты знаешь?

– Это так?

– Да, я приехала к Василию Петровичу.

Взгляд Егора задержался на копне рыжих волос, потом медленно, точно каждый сантиметр имел огромное значение, потянулся вниз, оставляя после себя обжигающий след. Ниже, ниже, до коленок, до высоких тяжелых ботинок с потертыми от времени мысками, до травы… Егор будто только что увидел Лесю и теперь намеревался познакомиться с ней обстоятельно. Его чувства не угадывались, лицо оставалось спокойным, лишь глаза болезненно щурились, будто в них попали крупинки песка.

– «Лесные феи носят тяжелые ботинки, потертые джинсы и длинные вязаные зеленые платья. Волосы у них огненно-рыжие… Их, похоже, не так-то просто забыть…» – еле слышно произнес Егор, но Леся поймала каждое слово. Непонятно, чьи это были фразы, они будто принадлежали другому человеку, а Егор их просто повторил. – Иди домой, – устало сказал он, делая шаг назад. Но через секунду на губах заиграла усмешка. – Думаю, очень скоро тебе понадобится помощь, и… – Он хотел сказать что-то еще, но не стал, развернулся и пошел к ближайшей тропинке, ведущей в деревню.

– Я упала, стукнулась головой, все это мираж, – выдохнула Леся и, дождавшись, когда фигура в черном исчезнет, принялась отряхивать платье и джинсы. Таким видом нельзя шокировать Василия Петровича, тем более что предстоит серьезный разговор.

* * *

Встречей с Евой Глеб остался абсолютно доволен и теперь пребывал в отличном расположении духа. Конечно, она и не подумала сказать ему «спасибо», но кого это расстроило? Правильно. Никого.

«Сегодня поистине великий день, ибо я узнал многое… А именно: холодные селедки – моя слабость. Дорогая, я непременно вернусь, обязательно жди».

Около елей Глеб опустил Еву на землю, и дальше они шли рядом, причем ей приходилось держаться за его локоть. «Сближение на пять с плюсом». Он нарочно меньше шутил и демонстрировал ослабевший интерес, что должно было уязвить ее самолюбие и поселить в душе занозу нетерпения. В данную минуту Ева Кравчик наверняка вспоминает о каждом взгляде, прикосновении и гадает: увидятся они еще или нет. «Даже не сомневайся». И, конечно, она представляет, как будет подчеркнуто равнодушна и холодна… Ну да, ну да, кто такая она и кто он?..

Глеб проводил Еву до дома, а она, бросив на прощание острый взгляд, закрыла перед его носом дверь. «Крошка, ты еще будешь шептать слова благодарности… Жду не дождусь этого момента. Кстати, где девчонка?..»

Настроившись на волну Олеси, Глеб «поймал» ее около дома Дюкова и зашагал к противоположному краю деревни. Пора уже посмотреть, как там подопечная. Прыгает от счастья или нет?

«Лучше бы прыгала. Сколько мне еще торчать здесь?»

* * *

Увидев Василия Петровича на скамейке рядом с раскидистой яблоней, Леся замедлила шаг. Калитка хлопнула за спиной, будто хотела подтолкнуть вперед и подчеркнуть: назад дороги нет. Но никто отступать и не собирался: наоборот, после оврага разговор Лесю совершенно не страшил. Если она и желала растянуть минуты, то вовсе не трусость была тому виной, а колоритный вид Василия Петровича и его царственное выражение лица. Дядя, вновь облаченный в длинный леопардовый халат и бордовые бархатные тапочки с нелепыми помпонами, читал газету и попивал из тонкой фарфоровой чашки не то чай, не то кофе. Если бы не пестрое одеяние, то он вполне бы мог претендовать на роль заезжего графа.

«Кофе», – уловив аромат, поняла Леся.

Свет фонарей выделял наваленные бревна, засохший кустарник, скворечник, повисший на одном гвозде, заросшие дорожки… Какой же противоестественной казалась картина! Василий Петрович в ярком халате никак не гармонировал с окружающим миром. Сюда бы художника-авангардиста…

– А я тебя заждался, – сказал он, тщательно складывая газету и отправляя ее на край скамейки. – Загулялась ты что-то. Тетка твоя звонила и задавала бесконечно длинные и нелепые вопросы.

– Какие? – автоматически спросила Леся, присаживаясь рядом.

– Не болит ли у тебя горло, ешь ли ты овощи… Ха! Я их сам не ем! Подозреваю, Сашка просто хотела сунуть нос в наши дела. Насколько я помню, этим она способна заниматься с утра и до вечера. Но доставлять ей удовольствие я не собираюсь. Обойдется! Постой… – Василий Петрович вынул из кармана очки в золотой оправе и нацепил их на нос. – Что за вид? Где ты валялась? – Он фыркнул и приподнял брови-домики.

– Я скатилась в овраг, – честно ответила Леся и сделала попытку еще раз отряхнуть правую коленку. Но именно в этом месте грязь пристала намертво.

– А я предупреждал… Не подходи к обрыву, и никому потом не придется считать твои кости. Сдается мне, ты хочешь трагедии. Если твоя тетка узнает об этом, она прилетит на ковре-самолете, задушит меня, а потом напечет пирогов с капустой и соберет на поминках всех двоюродных братьев и сестер. Был бы повод! – Василий Петрович беззвучно засмеялся, получая удовольствие от собственной шутки, но быстро успокоился и деловито осведомился: – Внешние и внутренние органы целы?

– Да.

– Отлично. Больные родственники меня утомляют. А если учесть, что я жадный, а врачи нынче дороги, то… То тебе лучше не огорчать меня.

– Постараюсь.

– И все же… – Василий Петрович пригладил редкие волосы и замер, будто пытался обдумать нечто важное. Его щеки порозовели, глаза забегали, широкий лоб заблестел. Облизав губы, Дюков уточнил бархатным голосом: – Говоришь, скатилась в овраг?

– Земля под ногами посыпалась, а я и не заметила. Глупо вышло.

– Отнюдь не глупо, – протянул Василий Петрович и повторил тише: – Отнюдь не глупо…

Леся повернула голову к дому, вздохнула и почувствовала радость. Оттого, что виделась с Кириллом, гуляла с ним, от спасения в овраге, от встречи со странным Егором, от слов Василия Петровича. Неважно, каких слов. В душе сидела железобетонная уверенность: случись что плохое, дядя не пожалеет денег на врачей. Кажется, она уже начинает улавливать, где шутка, где правда, а где… «М-м… безумие».

– И чему ты улыбаешься? – поинтересовался Василий Петрович.

– Мне кажется, вы хороший человек.

– Ты сошла с ума! – Он закинул голову назад и захохотал. Но Леся уже была знакома с этим раскатистым смехом, и он не показался ей обидным или зловещим.

– Вовсе нет.

Василий Петрович перестал трястись, убрал очки обратно в карман, закинул ногу на ногу, посмотрел на раскачивающийся тапок и поднял указательный палец вверх:

– Поверь, ты еще не раз обвинишь меня в самых страшных грехах. Уж не откажешь себе в удовольствии. И я даже не стану возражать. Именно потому, что ничего хорошего во мне нет. Запомни сегодняшний вечер. Да, запомни. – Василий Петрович допил кофе, осторожно поставил чашку на скамейку рядом с собой и потер руки, будто только что провернул отличную сделку. – Совсем не холодно. Вечерок нынче отличный. И знаешь, какой момент меня радует больше всего?