– Искупаться хотела, – Лера показала на полотенце в руках.

  – Я так и подумал, – Игорь чмокнул жену в нос и улыбнулся. По приезду с работы он успел зайти домой. Не найдя «своих девчонок», переоделся в пляжные шорты, взял полотенце и отправился составить компанию жене и дочерям.

  Лина с Лисой ожидаемо сделали вид, что папу с Лерой в упор не видят, продолжили общаться с приятелями и друзьями. Пришлось идти купаться без них. Вода была теплее, чем воздух. Совершенно не было желания выбираться на берег. Хотелось нежиться в озере температуры парного молока и в деликатных объятиях мужа – любопытные синие взгляды нет-нет, а вспоминали о родителях.

  Обратно шли медленно. Игорь придерживал Леру за талию привычным, немного собственническим жестом, Лера держала руку на его пояснице, так же не отказывая себе в демонстрации всему миру, чей до одури привлекательный мужчина идёт с ней в ногу.

  Впереди, оживлённо беседуя, топали девочки. Лина выше, крепче, и как всегда, немного впереди. Лиса отставала на шаг, задумчиво поглядывая на носки цветастых кед. Яркая майка-«разлетайка», не менее яркий топик внизу, светлые шортики, ужас колориста на голове – и нарочито простенький сарафан из вискозы, пушистое каре, едва прикрывающее шею, и пара собственноручно сплетённых фенечек на запястье.

  – Не знаешь, что с Лисой? – хмурясь, спросил Игорь. – Задумчивая какая-то, грустная. Её кто-то обидел?

  – Нет, а что с ней? Всё хорошо, – она соврала, не моргнув глазом, честно смотря на мужа. Пришлось. Разговоры ничего не изменят, а лезть в тонкую, закрытую на сотни замков душу одуванчика не стоит.

  – Значит, показалось. Слушай, ты видела постер в комнате Лины этого якобы певца, которого она слушает целыми днями? Лицо в татуировках, шрамы через всё тело… Посланник ада на земле, честное слово.

  – Лине не скажи, – рассмеялась Лера.

  – Не стой на пути у высоких чувств? – усмехнулся озадаченный вкусом собственной дочери папаша.

  – Тебе жалко, что ли? – Лера ткнула пальцем под рёбра Игоря, тот поморщился, попытался увернуться. Не тут-то было. – Они Грэмми взяли три года назад, между прочим. Парень в Аргентине живёт, и вообще гей, у бедолаги нет ни единого шанса стать твоим зятем.

  – Успокоила, – пришлось снова уклониться от тычка пальцев. – Лина! – вдруг окрикнул Игорь. – Иди-ка сюда!

  – Что? – Лина подошла, недовольно зыркнула на отца.

  – Это у тебя что такое? – он развернул девочку к себе спиной и заглянул под разлетайку со спины. – Что это такое, я спрашиваю?

  – Па! – послышалось возмущённое, только что ногой не топнула.

  – Я внимательно тебя слушаю, – одним движением он поставил дочку перед собой, удерживая взглядом возмущённый блеск глаз. – Слушаю.

  – Машка мне татуировку чёрной хной нарисовала.

  Маша – соседская девочка, ровесница сестричек, неизменная подружка не только в пригороде, но и в городе.

  – На всю спину?

  – На всю!

  – Отлично. Маша сама нарисовала? Хну где взяла?

  – В интернет-магазине купила.

  – О возможной аллергической реакции ни одна из вас не подумала? О качестве так называемой «хны»?

  – Какой же ты зануда, папа!

  – Папа не зануда, мы заботимся о вашем с Лисой здоровье, – вступилась за мужа Лера.

  Вообще-то, причин для паники она не видела. Хна для мехенди не вызывает раздражения, тем более, Лина не страдала от аллергии, но в сомнительном магазине могли подсунуть токсичный краситель вместо натуральной хны.

  – Может, вам пора начать заботится о своём ребёнке? – с горячностью выпалила Лина, сверля непонятливого отца взглядом. Что может случиться от рисунка на спине? Не маркером же рисовать, как малышня.

  – Ты и есть ребёнок, – одёрнул дочку Игорь.

  – Своём собственном ребёнке! Родите себе ребёночка и заботьтесь о нём, сколько влезет! А мы с Лисой не дети! Лиса?! – рассерженная Лина призвала на помощь сестру, требуя активного участия в защите угнетаемого населения. – Лиса?!

  – Я бы хотела брата, – деликатно ушла от ответа Лиса. – Но о таких вещах не спрашивают и не говорят. Это личное дело пары… – она покосилась на папу, кинула недоверчивый взгляд на сестру и поспешила отойти в сторону, подальше от эпицентра надвигающегося конфликта.

  Лина поспешила за сестрой, размахивая на ходу руками, пиная в раздражении песок. Возмущению девочки не было предела. Она их свободу и гражданские права отстаивает, а сестричка деликатничает. Где это видано?! Где это слыхано?! Как это называется?! И когда закончится?!

  Игорь замедлил шаг, давая дочкам скрыться за калиткой дома.

  – Что ты об этом думаешь? – спросил он тихо.

  Лера поняла, о чём спрашивает муж. Ребёнок… Совместный ребёнок. Игорь никогда не настаивал, но и не возражал, а вот Лера первые годы не хотела слышать о совместных детях. Не чувствовала в себе потребности становиться матерью. К Лине и Лисе она относилась с искренней любовью и привязанностью, но воспринимала их как младших сестёр, а не как собственных дочерей, и они смотрели на Леру, как на старшую подругу.

  В последний год что-то изменилось… Видимо, время пришло.

  Лера всё чаще задумывалась о рождении ребёнка, вспоминала про свой возраст, возраст мужа. Поглядывала на детские площадки со снующими малышами, на коляски, то и дело натыкалась на беременных на улице, ловя себя на мысли, что хочет так же: неспешно идти, переваливаясь как уточка, катить впереди себя коляску, проводить часы на игровой площадке. Выбирать кроватку, балдахин к ней и развивающие игрушки для младенцев.

  Что дети – не пластиковые пупсы в праздничных одёжках, она отлично понимала, как и то, что вряд ли сможет уделять всё своё время ребёнку. Работу в фонде она надолго оставить не сможет, домохозяйка из неё не выйдет. Но желание становилось навязчивым, приобретая почти осязаемые черты.

  После нового года Лера поговорила с Игорем. Вместе они сходили на консультацию к специалисту, который не нашёл никаких причин откладывать беременность, раз уж пара созрела. Они были полностью здоровы и готовы к продолжению рода «хоть завтра». Лера покончила с контрацепцией, но всё как-то не решалась на ответственный шаг, а Игорь ждал её осознанного желания, полной готовности. Пока же они пользовались старым, добрым, раздражающим обоих латексом.

  – Думаю, стоит попробовать, – она прикусила губу и вдруг заробела, как девчонка перед первым поцелуем.

  – Я люблю тебя, – просто сказал Игорь. – Всё получится, обещаю тебе.

  Дом встретил суматохой, накрытым столом в беседке, запахом шашлыка и овощей на гриле, от которых потянуло под ложечкой, закружилась голова. Валерий Анатольевич снимал по одному большому шампуру с увесистыми кусками мяса и передавал Валентине, та несла добычу, как стяг, и укладывала на большое керамическое блюдо в центре стола. Лидия Максимовна расставляла последние приборы, а девочки, забыв разногласия, носились из кухни в беседку и обратно, принося тарелки с закусками, зеленью, салатами.

  За ужином желали хорошего отдыха Игорю с Лерой, лёгкого полёта и много впечатлений. Мексика – не ближний свет. Чете Алёшиных захотелось новых впечатлений, решение «изменить» юго-восточной Азии и европейским горнолыжным курортам пришло одновременно, выбор пал на страну ацтеков и загадочного племени майя.

  Потом дружно планировали совместный отдых в последнюю неделю августа на побережье. Дом детства Леры отец оставил в качестве общей семейной базы отдыха. Валерий, как обычно, ратовал за поход в горы, Валентина истово соглашалась, Лидия Максимовна скептически молчала, вспоминая свою единственную ночёвку у Фишта, а девчонки выражали энтузиазм и активно строили планы.

  Может быть, приедет Сюзанна – она так и жила в Женеве, посвятив свою жизнь непутёвой племяннице. Раз в год женщина выбиралась в Россию и, с разрешения Игоря и под его же присмотром, общалась с девочками, которые радовались встрече с родственницей, несмотря на то, что были в курсе истории своего появления на свет. С Алёной не общался никто, кроме Лисы. Время от времени они разговаривали по телефону, Игорь не запрещал, а Лера не смела возражать, да и психологи в один голос говорили о вреде строгого запрета. Для Лины женщины, родившей её на свет, не существовало.

  – Как раз у Петухова сын родится, – засмеялся бывший начальник Родиона.

  – Девочку же обещают! – возразила Лера.

  – Ничто не мешает ему верить в чудо, – заржал папа.

  – Действительно, – Лера фыркнула, предпочтя держать комментарии при себе.

  Родион Петухов всё-таки поступил, как честный человек. Под венец Маруся пошла, больше похожая на жизнерадостную гиппопотамиху, чем на невесту. Лера согласилась быть свидетельницей на свадьбе, летала для этого в город детства, провела там не меньше недели, показывая самое основное будущей жительнице: несколько базарчиков, расположение сетевых магазинов, парикмахерские, химчистку, одним словом всё, что только может пригодиться на будущее.

  Несчастный Петухов сидел на собственной свадьбе – если не прибегать к нецензурным словосочетаниям – с лицом, выражающим крайнюю степень изумления. Время от времени он почёсывал нос, заглатывал, не морщась, горькую и исправно целовал невесту на каждый вопль: «Горько!». Свекровь вздыхала напоказ, а отец Родиона смотрел хмуро, время от времени постукивая пальцами по столу. Одна Маруся была счастлива и беззаботна.

  По истечении более чем пяти лет она рожала третьего ребёнка, и снова девочку. Родион хотел сына. Лере казалось – Маруся знает заветное слово и специально штампует дочек, чтобы не дай бог муж не остановил конвейер, уж очень ей нравился процесс. Воспитания, рождения, беременности или зачатия – трудно сказать.

  Жили Петуховы дружно. Слаженно строили трёхэтажный особняк, судя по количеству комнат – быть Родиону отцом не меньше семи девчонок, пока жена не родит пацана. Завели сторожевую собаку, кота, десяток куриц, засадили огород овощными культурами, а палисадник цветами. Правда, поговаривали, была у отца семейства небольшая, не крупнее пятидесяти килограмм, сердечная слабость, жила через пару улиц, но Маруся сплетни игнорировала. У неё были дети, муж, дом, огород и курицы, а слабость… Мужу при его-то чине полагается. Пусть тешится, если сильно хочется.