Когда я слышу эти слова и признаю их истину, то всё напряжение отпускает моё тело. Я снова оседаю на пол, закрыв голову руками. Воздух вокруг меня такой тяжёлый, просто гнетущий. Я не могу пошевелиться.

У меня нет никаких причин двигаться.

Я знал, что этот день настанет. В глубине души я всегда это знал. Когда мы покинули Чикаго, чтобы сбежать от той жизни, которую я вёл, мои намерения были чисты. Я планировал выйти из бизнеса и жить с Лиа спокойной жизнью.

Мне следовало хорошо подумать, но это именно то, чего я хотел в то время.

Невозможно было держаться подальше от той жизни. Ринальдо потребовалось шесть месяцев, чтобы связаться со мной после моего отъезда из Чикаго, но, если быть честным, я обрадовался, когда он это сделал. Стрельба по мишеням никогда не была для меня достаточной. Я жаждал настоящего выстрела – настоящего убийства. Я взялся за предложенную работу, сбежал от Лиа под каким-то неубедительным предлогом, и улетел туда, где мне нужно было появиться, чтобы прикончить того, на кого указал Ринальдо. Сначала это была всего пара заданий, но они становились всё более частыми.

Зато теперь он думает, что я мёртв.

Сколько бы времени прошло до того, как Ринальдо всё выяснил бы? Сколько бы времени прошло до того, как моё собственное желание вернуться к прошлой жизни помешало бы мне проводить время с Лиа? Продержался бы я хотя бы год, прежде чем начал бы искать информацию о деятельности Ринальдо с мыслями о том, чтобы сделать всё возможное и помочь ему?

Я не могу винить Лиа за то, что она ушла. Хочу, но не могу.

Мои плечи дрожат, и я не понимаю, вспотел я или плачу. Я зажмуриваю глаза, и знаю, что, если открою их, мой настойчивый фантом по-прежнему будет там. Я не хочу его видеть. Не хочу смотреть ему в глаза и понимать, что он прав.

Я не могу измениться.

Я падаю на живот, больше не в состоянии контролировать рыдания, когда образы Лиа прокручиваются в моей голове. Моя нога упёрлась во что-то острое. Может быть, она даже поранена, но мне всё равно. Я закрываю глаза, но не могу остановить свои мысли. Она проникла в каждый уголок моей души.

В первый раз я вижу её, когда она подходит к моей хижине в Аризоне. Я вижу её через прицел моего «Барретта», когда беспорядочно обстреливаю близлежащий парк. Я вижу её, когда она обнимает меня, говорит, что всё будет в порядке, и проводит пальцами по моим волосам.

Но всё не в порядке. И никогда не будет.

Свернувшись в клубок, я, наконец, впадаю в забытьё.

И просыпаюсь с криком.

Затерявшись в собственных мыслях, пристально всматриваюсь в пустоту сухими и больными глазами. Не знаю, как долго я пролежал на полу посреди гостиной, в окружении беспорядка, устроенного мной во время срыва. Я в курсе, что мой желудок давно перестал урчать. И больше не хочется пить.

Я вздрагиваю от тяжёлого удара в дверь и поднимаю глаза. Вижу на крыльце через окно размытый контур человека. Он быстро приседает, а потом снова встаёт.

Срабатывает инстинкт, и я откатываюсь из центра комнаты и укрываюсь за краем дивана. У меня нет при себе оружия. Ближайший пистолет на кухне, и всё ещё лежит в рюкзаке, который мне отдал на берегу Малыш Эдди.

Тень в окне движется, и я напрягаюсь. Кто бы там ни был, он разворачивается и топает вниз по ступенькам к подъездной дорожке. Я поднимаюсь на ноги и мчусь на кухню, чтобы достать из рюкзака глок, а затем направляюсь к окну в гостиной.

Едва заметно отодвинув занавеску в сторону, наблюдаю, как от коттеджа отъезжает грузовик ЮПС5.

На крыльце лежит длинная коробка в коричневой упаковке. Обратный адрес – абонентский ящик в Томпсоне. Я присаживаюсь на корточки, поднимаю посылку, чтобы отнести её внутрь, и понимаю, что она довольно тяжёлая. Я, мягко говоря, очень осторожен, когда кладу коробку на кухонный стол и разрезаю упаковочную ленту.

Открыв крышку коробки, я обнаруживаю свою разобранную снайперскую винтовку «Барретт М82».

Я поглаживаю пальцем гладкий металл. Возле спускового крючка металл темнее, без царапин от износа. Он отремонтирован, и я не сомневаюсь, что работать он будет идеально. Когда я поднимаю ствол из коробки, то нахожу небольшой лист бумаги.

Заканчивай свои дела и возвращайся домой.

Ринальдо одурачить не удалось. Он точно знал, что я делал всё это время. Домой – имеется в виду в Чикаго – в этом нет никаких сомнений. Не знаю, завопить мне хочется или зарыдать.

Не делаю ни того, ни другого. Вместо этого я смеюсь. В пустой комнате, разносящийся звук гулкий и глухой.

В заднюю стенку шкафа в спальне встроен небольшой сейф. Я достаю из него старинный телефон-раскладушку и набираю единственный введённый в него номер. Звонок раздаётся только дважды.

— Эван? — я закрываю глаза, услышав голос Ринальдо. Прежде чем ответить, мне приходится сглотнуть.

— Да.

— Ты получил мою посылку, — это не вопрос.

— Да, сэр, — я хочу спросить его, как он узнал, что я выжил, но не решаюсь. Скорее всего, он всё равно мне не скажет.

— Грядут большие перемены, — сообщает Ринальдо. — Мне потребуется твоё безраздельное внимание.

— Оно у тебя есть, — говорю я.

— В самом деле? — Я делаю глубокий вдох, но не могу заставить себя произнести эти слова. — Эван?

— Она ушла, — прошептал я, наконец, хриплым голосом. — Она, в итоге, устала от моего дерьма.

На другом конце телефона повисла длинная пауза.

— Прости, сынок, — произносит, наконец, он, — но, может быть, это и к лучшему.

Я не могу с ним согласиться, поэтому ничего не говорю.

— Не торопись и делай то, что считаешь нужным, — велит он мне.

— Да, сэр.

— Будь на связи.

Телефон замолкает.

Я упаковываю сумку. Коттедж выглядит, будто через него прошёл торнадо, но я ничего не убираю. Сомневаюсь, что когда-нибудь ещё сюда вернусь. Оглядываясь в последний раз, чтобы убедиться, что ничего не забыл, замечаю четвертак на цепочке.

Я прикасаюсь к монете, поглаживая её ребро пальцем. Я медленно стаскиваю её с поверхности тумбочки и сжимаю монетку в ладони. По мере того, как стискиваю в руке четвертак, я чувствую, как металл становится тёплым от жара моего тела. Помню тот день, когда я сделал то же самое в гораздо более простецкой хижине в пустыне Аризоны. Я бросил её, потому что не мог предложить ей ничего, кроме извинений.

Прямо как сейчас.

— Прости, — шепчу я, бросая четвертак на середину кровати.

Какое-то время я пялюсь на него, расправляю плечи и хватаю сумку. Рядом с входной дверью под вешалкой стоит большая спортивная сумка с моим «Барреттом». Я одеваюсь потеплее, забираю все свои вещи и запираю за собой дверь.

Холодный ветер резко контрастирует с жарой, которую я чувствовал, когда покидал хижину в Аризоне. И явно присутствует то же самое чувство, будто мою грудь разрывает на части, но в этот раз со мной нет моего четвероногого друга, и мне не с кем поделиться своей болью.

Я уезжаю.

Пассажирская сторона пуста.

Я абсолютно один.



Эпилог

Точный выстрел.

Прохладный туман увлажняет моё лицо. Я уверен, рано или поздно дождь в Сиэтле всё же прекратится, но мне так и не удалось застать сухую погоду. С сумкой через плечо, я разведываю надёжность охраны вокруг башни Спейс-Нидл и в конечном итоге решаю, что это не очень подходящее место для выполнения моей задачи. Здесь может быть весело, но недостаточно путей отхода, и шансы быть пойманным слишком велики.

У меня есть ещё два варианта.

Я запрыгиваю в автобус и направляюсь к пристани рядом с Пайк-Плейс-маркет. Место со всех сторон достаточно открытое, и можно не бояться проворонить машину. Моя цель каждую субботу совершает здесь покупки. Раз в месяц, на прогулочном катере, он посещает остров Блейк, где ужинает в Тилликум-Виллидж. Вдоль берега залива Пьюджет расположено много пирсов - много мест, где можно спрятаться. Если прикончить Фрэнкса, когда он будет находиться на судне, то это даст мне максимальное время, чтобы успеть смыться, и он уже запланировал свой ужин на следующие выходные.

Я даже не беспокоюсь о том, чтобы оценить третье место. Оно слишком близко к его дому – в одном шаге от его охраны. Я возвращаюсь в отель, принимаю ванну и притворяюсь, что собираюсь немного поспать.

Бесполезно. Я слишком заведён. К тому времени, когда восходит солнце, я поспал, может быть, час или два. Я принимаю душ, бреюсь и одеваюсь в рабочую спецовку. Перед тем, как оправится на пирс, я кладу в сумку сменную одежду, бинокль и пару перчаток.

На пирсе над въездом на паром находится лестница и мостик на крышу стоянки. Два больших вентиляционных блока на крыше представляют собой идеальное укрытие и открывают отличную панораму залива. Я не спеша прогуливаюсь поблизости и наблюдаю за портовыми работниками, занимающимися своими обычными утренними делами. Паром заполняется машинами и людьми, желающими добраться до острова Бэйнбридж. Присев возле лестницы, я вынимаю перчатки и скольжу в них руками. Паром готовится отчалить, поэтому возле него царит суета, и я использую суматоху, чтобы замаскировать своё стремительное восхождение по лестнице на крышу платформы.

Здесь прохладно и свежо, но обзор идеальный. Я опускаюсь на колени и внимательно прислушиваюсь, но никто не кричит мне уйти. Я не удивлён. Просто нужно точно знать, куда ты идёшь, и выглядеть соответствующе, так как это является верным способом попасть на охраняемую территорию. На самом деле лишь немногие станут задавать тебе вопросы.

Вытащив бинокль, я решаю получше рассмотреть всё вокруг. Туристы толкутся около торговых центров и океанариума. Оттуда отличный обзор, но есть очевидная проблема - слишком низко от земли. На одном со мной уровне много пешеходных мостиков и проходов, с которых меня очень легко можно заметить. Ветер создаст трудности для точного выстрела, и траектория получится низкой. Мне нужно найти что-нибудь повыше, но рядом не так много высотных зданий.