— Понимаешь, Иветта, Елена до сих пор утверждает, что моя мама — это её дочь, а не бабушки. Она обвиняет бабушку в подмене младенцев.

Я вновь была ошарашена, а когда «всё переварила», сказала. — Значит, они до сих пор воюют? Понятно, почему Елена не хотела, что бы её увидели в ресторане. Но теперь они объединились, что бы спасти вас с Максом. Даже не знаю, кому и посочувствовать. Их обеих жалко.

Положила Матвею на плечо свою ладонь и прислонилась к ней головой, и в ту же минуту оказалась в его объятиях.

— Я тебя предупреждал, что мне трудно сдерживать себя в твоём присутствии?

— Нет. — Еле выговорила я, поддаваясь его харизме. — Но теперь я это буду знать.

Его лицо медленно приближалось к моему лицу, но… в дверь постучали.

— Матвей, ты в комнате. — Услышали мы голос Берты. — Можно войти?

Я быстро соскочила с кровати, встала возле двери и кивнула.

— Входи, Берта. — Сказал он, подавляя на лице улыбку.

Дверь открылась, прикрывая меня, но чуть не прижала к стене.

— Матвей, бабушка хочет с тобой поговорить и… срочно. — Сказала Берта, застывая на пороге комнаты. — Ты один?

— Нет, я только что целовался с девушкой, мое фанаткой, на кровати, но только не говори об этом бабушке и моей невесте Иветте. Они очень расстроятся. Все женщины такие чувствительные. — Сказал Матвей, вставая с кровати. Он подошёл к двери и взялся за дверную ручку. — Идём, Берта. Показывай мне дорогу, а то голова моя что-то… кружится.

Он успел бросить на меня смеющийся взгляд, вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Я осталась одна в его комнате.

Мне было над чем подумать, но когда я вновь села на его кровать, то в голове моей крутилась всего одна мысль: неужели Матвей в меня влюбился? Я не могла поверить в это, но его поцелуй…

Я упала на кровать и уставилась в красивый белый потолок. А может Ева права, я ничего не понимаю в любви? Как можно не поверить в то, что только что было между нами? Была искренность и понимание душ, но… В моей голове вдруг возник образ красавицы Мэри, и я тут же поднялась с кровати. В сердце возникла боль и… ещё какое-то странное чувство. Я с ужасом поняла, что ревную Матвея к Мэри!

Какое-то время я пыталась совладать с собой. И вдруг вспомнила сестёр Смирнитских. Ревность в их душах к красавцу парню привела к трагедии. Я ужаснулась.

— Ну, нет. Я себе такого не позволю…  — Произнесла я вслух и добавила. — В крайнем случае, обрею её налысо… Вот тогда и посмотрим, кого выберет Матвей. — Я тут же хлопнула себя по лбу. — О, Боже, что я говорю?! Быстрее к Еве… Она научит меня уму-разуму…

Глава 8

Я проснулась от того, что Ева трясла меня за плечо и почти что кричала ин в ухо. — Ветка, вставай… Да проснись же ты. Ой, и что я вчера наделала? Видно, слишком много дала тебе успокоительной настойки. Да проснись ты, наконец! Тебя лошадь у крыльца ожидает. — И она подняла меня за плечи в сидячее положение.

Моя голова пропустила сквозь уши все её слова, но включилась на лошади.

— Кто меня ожидает? Лошадь? А как же… Матвей?

— Было бы странно видеть Матвея, запряжённого в царскую коляску. — Фыркнула Ева и вновь тряхнула меня за плечо. — Ты проснулась или мне Берту впустить? Она побежала за брандспойтом, что бы окатить тебя холодной водой.

Моя голова продолжала спать и почти что ничего не понимать. Проснулись лишь мои глаза, которыми я продолжала хлопать и пыталась «настроить окуляры» на Еву. Хотя нет, что-то я поняла.

— Зачем лошади брандспойт? — Спросила я и… плюхнулась в постель, потому что Ева отпустила мои плечи…

Полностью пришла я в себя, стоя в ночной сорочке под струями холодной воды в ванной. Берда и Ева держали меня, пока я полностью не проснулась.

— Вы что со мной делаете? — Возмутилась я, наконец, еле выговорив слова от холода. — Лучше дайте мне горячий кофе!

— Я сейчас принесу. — Сказала Берта и выбежала из ванной.

А я тут же дала волю своим нервам, воскликнув. — Ева, ты чем меня вчера напоила?

— Настойкой пиона, валерьянки, боярышника и ещё чего-то… А что? Я её всегда пью после особо трудного судебного процесса. Да и тебе тринадцать капель не могли повредить…

— Тринадцать? — Я чуть не задохнулась от холода и гнева. — Ты же сказала, накапай себе, Ветушка, тридцать капель настойки, будешь спать, как ангел на облачке. Я до сих пор ощущаю на спине, как дрожат мои невидимые крылья.

Ева прикрыла рот ладошкой и в немом ужасе смотрела на меня, а я продолжала «бушевать». — Как я вообще проснулась?! Кто дал тебе эту настойку?

— Сама делаю… Скачала рецепт из интернета и делаю, а затем пью.

— Да ты даже не помнишь третьего ингредиента настойки, как же ты это пьёшь?! А может, это…  — Я стала размахивать руками, подыскивая нужное слово, но чуть не подскользнулась, обозвала подругу нехорошим словом и вылезла из ванны.

Ко мне «вернулся разум» после двух чашечек кофе, которые я выпила почти, что залпом за «своё здоровье».

— Говори, — обратилась я к Еве, которая с обиженным видом сидела в кресле и смотрела на меня, — что за лошадь у крыльца и зачем она?

— Она должна будет отвезти тебя в спорткомплекс, где Матвей всем тебя покажет, как олимпийский кубок. — Проворчала Ева. — Ты, правда, ничего не помнишь из вчерашнего?

В моей голове что-то щёлкнуло и я тут же вспомнила своё идиотское желание на счёт лошади, поездки в спорткомплекс, расставания Матвея со спортом и жемчужного ожерелья Елизаветы. На душе стало муторно.

— И зачем я только всё это пожелала? — Взмолилась я. — Лошадь… Ожерелье… И что мне теперь делать?

— Встать, одеться, позавтракать, надеть ожерелье и, как королева, сесть в коляску. А дальше, пусть она везёт тебя к твоей судьбе. Я бы согласилась на такое, но меня мой Макс пригласил на романтическое свидание. Мы едем за город в какой-то элитных шахматный клуб. Позднее присоединимся к вам за праздничным ужином.

Ева встала с кресла и царственной походкой подошла к окну. Розово-сиреневый брючный костюм так эффектно подчёркивал все её прелести, а пышная шевелюра чёрных кудрявых волос была тщательно уложена в причёску-корону, что я удивилась. Он неё итак было невозможно глаз отвести, а тут… просто красавица. Вот кого надо сажать в карету и везти на светский приём, а не меня.

— Я никуда не поеду. — Резко сказала я, и Ева ко мне повернулась. — Я передумала.

— Ну, что я вам говорила, Берта? — Тут же произнесла Ева, указывая на меня рукой. — Она откажется от своей задумки? Так и вышло. Она опять решила забраться в свой «окопчик и прикинуться невидимкой». Ветка, когда ты в себя поверишь? Ну, да ладно…  — Она махнула рукой. — Просто, отдайся в руки специалистов, а там сама увидишь, какая ты красавица. Смотри, что со мной сделали. — Она вновь прошлась передо мной королевой. — И из тебя царевну сделают. Всё уже готово, только тебя ждут…

— Кто меня ждёт?

— Стилисты! Целый пять человек. У нас всего полтора часа до приезда Матвея.

— Уже час и двадцать минут. — Поправила её Берта. Женщина стояла у чайного столика и с упрёком смотрела на меня. — Вставайте, Иветта, пора собираться. Сегодня у нашего Матвея праздник. После официальной церемонии в спорткомплексе, будет приём в ресторане и вам надо к нему подготовиться. И ещё, — женщина подошла к зеркальному столику и взяла с него длинный бархатный футляр. — Матвей приготовил для вас подарок. — Берта вернулась и протянула мне футляр. — Это ожерелье, о котором вы говорили.

Я тут же замотала и головой, и руками. — Нет… нет… Я не возьму ожерелье Елизаветы. Верните его ей. — Я вдруг так испугалась за бедную женщину, и, вскочив с кресла, больно стукнулась коленом о металлическую ножку чайного столика. — Вот уже несчастья начались. Берта, унесите прочь это ожерелье.

Женщина смотрела на меня с ужасом, а Ева с пониманием, ведь вчера весь вечер мы проговорили с ней. Я рассказала ей ужасную историю о сёстрах Смирнитских и о заклятие на их жемчуга. Мы так с ней разволновались, что напились успокоительного, только я его явно перебрала.

— Но это не ожерелье Елизаветы Варфоломеевны. — Сказала Берта. — Это ожерелье для вас купил Матвей, как для своей невесты. Он хотел сам лично вам его подарить, но вы не посыпались, а ему надо было срочно уезжать по делам. — Она открыла футляр и протянула его мне.

В коробочке лежало красивое ожерелье из розового кварца. Круглые бусины, размером в горох, сияли своей алмазной огранкой и восхищали красотой. А мне вдруг стало стыдно за свою глупость и неблагодарность перед Матвеем. Он выполнил моё желание, а значит, что и мне нельзя от него отказываться.

Я взяла футляр с ожерельем, вздохнула и произнесла. — Идёмте. Делайте со мной, что хотите. Я на всё согласна.

Берта и Ева удовлетворительно переглянулись, и я заметила, что Ева даже ей подмигнула. И почему это меня в тот момент не насторожило, я не поняла? И только через час и пятнадцать минут, я всё поняла.

Я смотрела на себя в зеркало и боялась поверить, что это я. Ожерелье из розового кварца утопало в воздушных белоснежных воланах моей блузки, пущенных по горловине. Рукава блузки в три четверти тоже заканчивались воланами. Я чувствовала себя в этой блузке, словно в облаке, тем более, что и причёску мне сделали соответствующую. Мои волосы, словно русоволосые крылья птицы, окаймляли моё лицо, и каждое «пёрышко» на конце было белым.

Строгая чёрная юбка-карандаш, диной до колена, была с разрезом по центру левой ноги. Это казалось бы вульгарным, если бы ни шифоновый чёрный волан, прикрывающий этот разрез. Через него моя нога слегка показывалась и была… очень эротична.

На моих ногах были туфли-лодочки на высоком, но не критическом каблуке, цвета розового кварца моего ожерелья. В этих туфлях моя нога казалась… бесконечной.