Хоть и было лето, но стоять ночью голыми ногами на каменном подоконнике было холодно. Я быстро покинула своё убежище и, не понятно почему, вдруг испугалась за… Берту? Не в силах объяснить своё чувство, я опрометью влетела на третий этаж и побежала к комнате Матвея.

Комната Матвея была заперта. Я постучалась. Ответа не было. Я постучалась ещё раз и… опять тишина. Мои «накаленные нервы взорвались». А вдруг и с Матвеем что-то случилось? Я, пользуясь методом Бартоломью, сначала нажала на дверную ручку, а затем опустила её вниз. Дверной замок щёлкнул и открылся. Я вошла в комнату, но дверь оставила чуть приоткрытой на случай побега.

— Матвей. — Тихо проговорила, медленно продвигалась по полутёмной комнате к его кровати. Никакой опасности я не ощущала и… поэтому осмелела. Сделав последний шаг к кровати, я наклонилась, и… тут всё моё рысье чутьё меня покинуло, голова перестала соображать, «коготки на лапках спрятались», а острый хищный взгляд затуманился.

Матвей лежал посередине кровати на животе. Его руки были раскинуты на подушки вверх, а голая сильная спина приковала к себе своей мощью и красотой. Я смотрела на его спину и не понимала, что со мной происходит. Из моей головы испарились все проблемы, мозг отказывался соображать, а руки сами собой потянулись к нему. Я положила ладони на спину Матвея и повела их от его поясницы вверх к плечам.

Но лишь мои руки коснулись его плеч, как Матвей резко развернул и, схватив меня в объятия, тут же уложил под себя. Я даже не понял, как очутилась в его кровати, а голова моя была зажата его ладонями.

Какое-то время он просыпался, а потом вдруг усмехнулся.

— Ты, конечно, понимаешь, что сейчас находишься в моей постели, — прошептал Матвей, сверля меня гипнотизирующим взглядом, — и… в моей власти? — В ответ я лишь моргнула, что вызвало у него улыбку. — И что ты хочешь, милая, коли сама пришла?

Удивительный магнетизм этого человека отуплял мои мозги и обострял все мои чувства. Он задавал вопросы, а я мечтала, что бы он ни выпускал меня из объятий. И ещё меня пугало, что он… .читал мои мысли!

О, Боже, какие же были у меня мысли. Я лишь подумала о его губах, как он тут же прикоснулся ими к моей щеке и «нарисовал ими дорожку поцелуев по моему лицу». Я чуть не задохнулась.

Я только подумала о его горячем дыхании, как он тут же подарил мне его из уст в уста, да так, что я вновь чуть не задохнулась. Время для меня остановилось, мозги мои отключились, и только сердце стучало, как бешенное. Что-то со мной происходило. Моё тело мне уже не подчинялось и жило своей жизнью. Руки уже крепко обнимали Матвея за шею, а ноги… Господи! Мои ноги уже обхватили его поясницу?!

Я боялась уже думать и желать, и невольно произнесла. — Только не думать.

— О чём ты боишься думать, милая? — Спросил Матвей и, прочитав очередную мою бредовую мысль, тут же её выполнил.

Он опустил моё лицо, взял меня за плечи и… утопил своё лицо у меня на груди.

— О, нет…  — Прошептала я, задыхаясь. — Я же…

— О, да. — Ответил Матвей, проводя своими ладонями по моим плечам, и спустил их к груди. — Ты скажешь мне да или я…

Вдруг он резко отпрянул, дотянулся рукой до прикроватной тумбочки и включил свет настольной лампы. Я невольно зажмурилась, а моё тело тут же отпустило его тело.

— Иветта, у тебя на груди кровь! — Услышала я волнующий голос Матвея, и открыла глаза. — Я почувствовал её на своих губах.

Я опустила голову и увидела на своей левой голой груди длинную кровоточащую царапину. Я попыталась понять, откуда эта царапина, но Матвей мне помог.

— Где ты так оцарапалась и почему ты в таком виде, да ещё и холодная, как ледышка. — Увидя моё недовольство от сравнения с ледышкой, он разъяснил. — То есть я хотел сказать, что ноги твои такие холодные… были на моей пояснице.

Я, наконец-то, пришла в себя и ответила, злясь на себя. — Потому что я бежала к тебе за помощью, а не…  — Я покрутила ладошкой в воздухе, видно изображая то, что не могла высказать словами. — Короче, в моей подушке воткнут нож из вашего столового серебра, и я нашла серёжку-звёздочку, которую спрятала у себя на груди, даже этого не замечая, когда пряталась в оконном проёме лестничной площадки. Видно, она меня и поцарапала.

Матвей смотрел на меня, как на сумасшедшую. Потом он вновь посмотрел на мою грудь, закатил глаза к небу и прикрыл её моим шёлковым халатиком. Он спустил ноги с кровати и сел ко мне спиной. Глубоко вздохнув, он повернул ко мне своё лицо, сказал «рассказывай» и потянулся рукой к своим хлопчатобумажным шортам.

Я рассказала всё, начиная с приёма ванны, и заканчивая проникновением в его комнату. Закончила я свою речь выводом, что всё это проделки Мэри. Матвей слушал, не спуская взгляда с моего лица, при этом лицо его хмурилось.

— Где эта серёжка? — Наконец, спросил он.

Я посмотрела на свои ладошки, затем осмотрела постель вокруг себя и пожала плечами. Мы нашли её в складках постели. Матвей внимательно изучил серёжку.

— И кому она принадлежит: Мэри или Берте?

— Я уверена, что Берте. — Решительно ответила я. — Более того, я переживаю за неё. А что, если Мэри ей угрожала, да так, что бедная женщина лишилась своей серёжки?

— Иветта, у тебя бурная фантазия. — Матвей не мог скрыть мимолётной улыбки. — Но проверить это надо. Так почему ты пришла ко мне, а не к Берте?

— Да откуда я знаю! — Воскликнула я, запахивая короткий халатик поглубже на своей груди. — Ноги сами принесли к тебе, и я… к тому же я не знаю, где живёт Берта.

Матвей кивнул и вновь улыбнулся.

— Предлагаю перенести это расследование на утро. Мэри итак тебя уже напугала. Я уверен, что она хотела только этого. А на счёт серёжки? Так может, эта серёжка Мэри?

Матвей подошёл ко мне и нежно обняв, прижал к себе.

— Иветта, успокойся. Мы утром всё решим, а сейчас… ложись в мою кровать.

Я отпрянула от него, но Матвей крепко держал меня за талию.

— Иветта, я предлагаю тебе не… брачное ложе, а кровать, постель для того, что бы ты выспалась. Тебе сейчас не стоит возвращаться в свою комнату, да ещё босиком. — Он усмехнулся и добавил. — И к тому же, я не люблю женщин с холодными ногами и испуганными глазами. Тебе ничего не грозит.

Большего отчаянья от обиды я ещё не переживала, и главное, я не могла понять, почему. Почему меня так задели его слова? В моей голове стали возникать странные вопросы: сколько женщин у него было с… тёплыми ногами, или, может он меня просто… отвергает?

— Перестань мучить себя вопросами, оставь их до утра. — К моему стыду, Матвей вновь прочитал мои мысли. — Ложись в постель. Я буду рядом и… только.

Я лежала в постели и пыталась согреть свои ноги. Матвей лежал на боку и смотрел на меня, стараясь не улыбаться.

— Ноги согрелись? — Спросил он. Я мотнула головой. — Это потому, что ты не даёшь себя даже обнять и успокоить. Хочешь, докажу?

Матвей протянул ко мне свою ладонь, и я… согласилась.

Я проснулась от голоса Евы, который громыхал, как вещий колокол, возле моего уха. — Иветка, Матвей, вставайте у нас беда!

Я открыла глаза и тут же поняла, что лежу в объятиях Матвея.

Ева и Макс стояли возле нашей кровати в полуодетом виде, как будто только что сами оставили постель, и с интересом и волнением смотрели на нас. Взгляд Евы был особенно странным. Он, как бы говорил, молодец, Ветка, но и осуждал одновременно.

— Что случилось, Макс? — Спросил Матвей, приподнимаясь на кровати.

— Беда, брат… беда. У нас опять следователь. На этот раз… Берта. У неё пробита голова. Она жива, но…  — Макс чуть пожал плечами. — Врач сказал, что пока ничего сказать не может. Они ещё не знают, когда всё это произошло. Бартоломью буквально убит случившимся. Бабушка тоже.

Я ахнула, и Матвей тут же сжал мою ладонь своею ладонью.

— Когда это случилось?

— Не знаю, брат, никто не знает. Бартоломью утром не увидел сестру и пошёл в её комнату. Нашёл Берту на полу в ночном халате с пробитой головой в луже крови. Матвей, что происходит в нашем доме?

— Макс, где все? — Спросил Матвей, игнорируя вопрос брата.

— Бартоломью уехал с Бертой в больницу. Бабушку у себя, а мы у вас.

— А Мэри и Эдуард?

— Не знаю, Иветта. Я о них даже не вспомнил.

Мы с Матвеем встали с кровати. Слава Богу, на нём были его хлопчатобумажные шорты, но я всё же увидела ухмылочку на лице Евы, но мне было сейчас не до этого.

Матвей и мы с Евой были вынуждены всё рассказать Максу про семейство фальшивых Файсов и про наше расследование убийства Эдуарда Файса.

Парень был в шоке в особенности от наших выводов и предположений. А когда я рассказала свои приключения прошлой ночью, исключив, конечно, небольшой инцидент в постели с Матвеем, то вообще испугался за меня.

— Матвей, неужели ты не понимаешь, что подозрение падёт на Иветту? У неё серёжка Берты, а это её серёжка, я уверен, вернее, узнал её. Я сам купил этот подарок для неё по просьбе бабушки.

— Но никто этого не знает! — Воскликнула Ева. — И мы никому не скажем.

— Ева, ты хочешь скрывать правду от следствия?

— Да, вернее, не скрывать, а не говорить. — Ева упрямо смотрела Максу в глаза. — Пока мы сами не поговорим с Мэри и не узнаем правду, что она сделала с Бертой.

— Ева, что ты говоришь? Вы же считаете её маньячкой. Ты думаешь, что она что-то тебе скажет? Я не уверен.

— Тогда мы выбьем правду из её головы! — Ева, как говорится, взяла след, и свернуть её с пути было уже невозможно.

Я тут же встала рядом с Евой, поддерживая её. Братья переглянулись.

— Да вы навредите не только себе, но и нашей семье. — Продолжил говорить Макс. — Нужны доказательства. Нам ли вам говорить об этом?

— Брат прав, — сказал Матвей. — Иветта, ты говорила, что увидела в вашей комнате следы обыска. Что могла у вас искать Мэри?