– Пожалуйста. – Она останавливает меня, поворачивается, и я с удивлением обнаруживаю на ее лице отчаяние. – Мне нужно, чтобы ты соблюдал режим, выполнял все предписания. Полностью и неукоснительно.

– Я, кажется, плохо тебя расслышал. Ты сказала… пожалуйста? – Разговор получается серьезный, а мне этого совсем не надо. Но выражение на ее лице остается тем же. Я качаю головой и подхожу ближе, но не близко. Что-то случилось. – О’кей. И все-таки что здесь на самом деле происходит? Смеяться не буду.

Стелла вздыхает и отступает на два шага:

– У меня… проблемы по части контроля. Мне нужно знать, что все в порядке, все идет как и должно.

– И что? Меня-то это каким образом касается?

– Я знаю, что ты не выполняешь предписания. – Она прислоняется к стеклу и смотрит на меня. – И это меня бесит. Невыносимо бесит.

Я откашливаюсь и смотрю на беспомощную малышку по ту сторону стекла. Что-то во мне шевелится, какое-то непонятное чувство вины, хотя с чего бы?

– Да… ну, был бы рад тебе помочь, но… То, о чем ты просишь… – Я качаю головой, пожимаю плечами. – Э, даже не знаю как.

– Чепуха. – Стелла топает ногой. – Все больные кистозным фиброзом знают, как и что нужно делать. К двенадцати годам мы практически сами уже доктора.

– Даже избалованные засранцы? – бросаю я и срываю маску. Мой комментарий бьет мимо цели и совсем ее не забавляет. На лице то же страдальческое выражение. Не знаю, в чем именно проблема, но что-то грызет ее изнутри. И дело тут не только в стремлении к контролю. Я перевожу дух. Ладно, хватит валять дурака.

– Ты серьезно? Я тебе жить мешаю?

Стелла не отвечает, и мы стоим, молча глядя друг на друга, и в какой-то момент между нами возникает что-то вроде молчаливого понимания. Я отступаю на шаг и в качестве жеста примирения надеваю маску и прислоняюсь к стене.

– О’кей. Пусть так. И если соглашусь, что мне с этого будет?

Она смотрит на меня прищурившись, кутаясь в свою лилово-серую толстовку. Я не спускаю с нее взгляда: смотрю, как ее волнистые волосы падают ей на плечи, а в глазах отражается все, что она чувствует.

– Хочу нарисовать тебя, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю остановиться.

– Что? – Стелла упрямо качает головой. – Нет.

– Почему нет? Ты красивая.

Черт. Вырвалось. Она смотрит на меня, удивленная и, если только это мне не кажется, немного довольная.

– Спасибо, но нет.

Я пожимаю плечами и иду к двери:

– Значит, не договорились.

– А ты не можешь попробовать приучить себя к дисциплине? Соблюдать режим? Даже для спасения собственной жизни?

Я останавливаюсь. Смотрю на нее. Неужели не дошло?

– Мою жизнь уже не спасти. Как и твою. – Поворачиваюсь и бросаю через плечо. – В этом мире все дышат воздухом, взятым взаймы.

Открываю дверь в коридор, и тут меня настигает ее звонкий голос:

– Эй, ладно!

Вот так не ожиданность. Я замираю, и дверь со щелчком закрывается.

– Но только необнаженной, – добавляет Стелла и снимает маску. Ее губы складываются в подобие улыбки. Первой улыбки, предназначенной мне. Вот так пошутила.

Стелла Грант отпускает шуточки.

Я смеюсь и качаю головой:

– Так и думал, что ты найдешь способ лишить меня удовольствия.

– И не рассчитывай, что я буду позировать часами. – Она снова смотрит на малышку за стеклом и уже серьезно добавляет: – Насчет твоего режима. Будет по-моему.

– Заметано, – отвечаю я. Похоже, что бы она ни имела в виду под этим «по-моему», покоя мне не видать. – Я бы сказал по рукам, но…

– Как смешно. – Стелла кивает в сторону двери. – Первым делом приготовь медицинскую тележку у себя в комнате.

Салютую:

– Слушаюсь. Медицинскую тележку в комнате.

Я открываю дверь, дарю ей широкую улыбку напоследок и с этой улыбкой шествую до самого лифта. На ходу достаю телефон и посылаю сообщение Джейсону:

Вот так, чувак: с той девчонкой, о которой я тебе рассказывал, у меня теперь перемирие.

Джейсон, когда я рассказал ему про вчерашний случай с тревогой, только что по полу не катался от смеха.

Ответ приходит быстро и застает меня в лифте, уже на третьем этаже.

Ты, должно быть, сразил ее своей красотой. Уж точно не обаянием.

Убираю телефон в карман и, прежде чем выскользнуть из кабины, выглядываю из-за угла, проверяю, есть ли кто на сестринском посту. И тут же вздрагиваю – в палате с открытой дверью что-то с грохотом рушится на пол.

– А, черт, – доносится незнакомый голос.

Заглядываю и вижу того темноволосого парня, которого уже заприметил раньше. Во фланелевых пижамных штанах и футболке «Food Network» бедняга сидит возле упавшего скейтборда, потирая ушибленный локоть. Похоже, еще не пришел в себя после падения.

– Ну вот. – Он поднимается сам и поднимает скейт. – Самое главное ты пропустил.

– Ты здесь трюки репетируешь?

Он пожимает плечами:

– Ломать ногу безопаснее места нет. К тому же Барб только что сменилась.

Верно сказано.

– С логикой не поспоришь, – смеюсь я и поднимаю приветственно руку. – Я – Уилл.

– По, – с ухмылкой отвечает он.

Мы подтягиваем стулья и садимся друг напротив друга, он у своей двери, я – у своей. Приятно поболтать с человеком, который не злится на тебя постоянно и не командует.

– Каким ветром занесло в Сейнт-Грейсиз? Раньше я тебя здесь не видел. Мы со Стелл знаем практически всех, кто здесь бывает.

Стелл? Они так близки?

Откидываюсь на спинку стула. Бомба у меня есть, только вот бросить ее надо осторожнее.

– Экспериментальный курс лечения. У меня B. cepacia.

Обычно я не откровенничаю с больными на эту тему, потому что люди сразу же начинают избегать меня как чумы, но мой новый знакомый остается на месте, только катает ногой скейт – туда-сюда, туда-сюда.

– B. cepacia? Серьезно. Давно подхватил?

– Месяцев восемь назад. – Вспоминаю, как проснулся однажды утром и обнаружил, что дышать стало труднее, чем раньше, а потом так закашлялся, что и остановиться не мог. Мама, постоянно прислушивавшаяся к каждому моему вдоху, сразу же отвезла меня в клинику – сдать анализы и пройти тесты. До сих пор помню, как цокали ее каблуки, когда она везла меня в каталке, словно главный врач, раздавая приказы направо и налево.

Тревога овладела ею еще до получения результатов. Она всегда чрезмерно остро реагировала на кашель или одышку, не пускала меня в школу или заставляла поменять планы ради дополнительной консультации или беспричинного визита в клинику.

Однажды, в третьем классе, я закашлялся во время нашего хорового выступления, и она буквально остановила концерт, стащила меня со сцены и повезла проверить, все ли в порядке.

Сейчас все намного хуже, чем было. Больница за больницей. Один экспериментальный курс за другим. Каждую неделю еще одна, очередная, попытка решить проблему, вылечить неизлечимое. Минута без капельницы или разговора о следующем шаге – это минута, потраченная впустую. Но вернуть меня в список очередников на легочный трансплантат уже невозможно. А с каждой неделей моя легочная функция слабеет.

– Эта дрянь быстро цепляется. Казалось, вот только что был в первых номерах списка на трансплантацию, и вдруг… – Я прокашливаюсь, стараясь не выказать разочарования, и пожимаю плечами. – Вот так.

Какой смысл зацикливаться на том, что могло бы быть?

По фыркает:

– Теперь понятно, что именно такое отношение… – копируя меня, он пожимает плечами и дергает головой, как будто отбрасывает волосы, – и сводит Стеллу с ума.

– Ты, кажется, хорошо ее знаешь. Что с ней такое? В чем проблема? Мне она сказала, что у нее бзик такой – все контролировать…

– Называй это как хочешь, но Стелла держит себя в руках. – Он перестает катать скейт и улыбается. – Мне она точно не дает распускаться.

– Любит командовать.

– Нет, она и есть командир. – Судя по выражению у него на лице, именно это он и имеет в виду. – Ей тоже несладко пришлось, через многое прошла.

Теперь уже любопытно мне. Смотрю на него, прищурившись.

– А вы с ней не…

– Не спим ли мы с ней? – По откидывает голову и хохочет. – Нет, друг, нет. Нет, нет, нет!

Что-то сомнительно. Она – симпатичная и явно ему нравится. Трудно поверить, что он ни разу даже не попытался подкатить.

– Я это к тому, что, во-первых, мы оба с кистозным фиброзом. А значит, никаких прикосновений. – По смотрит на меня расчетливо. – На мой взгляд, секс не стоит того, чтобы умирать из-за него.

Я хмыкаю и качаю головой. В этом крыле все, похоже, одинаковые в этом смысле. Здесь каждый думает, что если у тебя болезнь или какое-то расстройство, то ты уже типа святой.

Полная чушь.

Болезнь, как ничто другое, могла бы пойти на пользу моей сексуальной жизни. Кроме того, одно из преимуществ постоянного перемещения с места на место состоит в том, что никакие чувства просто не успевают появиться. Джейсон, как кажется, вполне доволен, что у них с Хоуп все складывается, но мне серьезные отношения уж никак не нужны.

– Во-вторых, она – мой самый лучший друг уж и не помню с каких времен, – продолжает По, возвращая меня к сути разговора, и глаза его подозрительно блестят.

– А я думал, ты ее любишь, – поддразниваю я.

– Да, черт возьми, я ее просто обожаю. – Он говорит это так, как будто никаких сомнений и быть не может. – Ради нее я бы на раскаленные угли лег или отдал свои дерьмовые легкие, если б они хоть чего-то стоили.

Черт. Мне даже становится как-то не по себе от ревности.

– Ну, тогда я чего-то не понимаю. Почему ты…

– Потому что она не он, – обрывает меня По.

Секунду-другую я тупо смотрю на него, а потом прыскаю со смеху и качаю головой:

– Что ж ты с самого начала не сказал?

Сам не понимаю, откуда это чувство облегчения, но оно очевидно. Взгляд падает на маркерную доску, висящую прямо на двери, и нарисованное на ней большое сердечко.