– А что там насчет планов съездить домой? Ты действительно собираешься повидать родителей?

– Позвони, когда в голове прояснится. – Он бросает на меня сердитый взгляд и дает отбой.

Я посылаю сообщения родителям, говорю, чтобы они отправлялись домой и отдохнули, потому что день уже близится к вечеру, а мне еще нужно немножко поспать. Папа и мама и без того провели здесь большую часть дня, и я совсем не хочу, чтобы они ждали, когда я проснусь, – пусть лучше позаботятся о себе.

Мои предложения, однако, встречают сопротивление. Через несколько минут в дверь стучат, а потом в комнату заглядывают сразу двое. Вместе.

Припоминаю, что уже вроде бы слышала «мы», когда проснулась в первый раз. После смерти Эбби они еще ни разу не выступали единым фронтом.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает мама, улыбаясь и целуя меня в лоб.

Я подтягиваюсь, сажусь повыше и качаю головой:

– Послушайте, вам действительно надо идти. Вы здесь уже…

– Мы твои родители, Стел. И пусть мы не вместе, но ради тебя мы оба здесь, – говорит папа и кладет руку мне на плечо. – Для нас ты всегда на первом месте, но в последние месяцы мы… определенно проявили себя не лучшим образом.

– Эти месяцы были трудными для всех нас, – добавляет мама и обменивается с ним понимающим взглядом. – Но только не старайся ради нас, ладно? Мы твои родители, милая, и больше всего на свете хотим, чтобы ты была счастлива.

Я киваю. Вот уж чего не ожидала так не ожидала.

– Между прочим, – говорит папа и садится на стул возле моей кровати, – суп был прекрасный. Можете говорить что угодно о кафешной еде, но здесь делают настоящий суп из брокколи с чеддером.

Мы с мамой смотрим друг на друга, я улыбаюсь, а улыбка вытягивает глубокий, из самого живота смех, который мне приходится сдерживать.

Печаль остается, но толика груза слетает с плеч, и я впервые за долгое время вдыхаю чуточку легче. Может быть, сегодняшняя операция в конце концов пошла всем на пользу?


Родители уходят, и я закрываю глаза и дремлю еще недолго, а когда через час снова просыпаюсь, понимаю, что наркоз рассеялся окончательно и в голове полная ясность. Медленно сажусь, потягиваюсь, прислушиваюсь к боли в боку.

Поднимаю рубашку. Покраснение еще осталось, и припухлость тоже заметна, но в целом область вокруг трубки уже выглядит в миллион раз лучше.

Взгляд снова натыкается на бумажные цветы. Я улыбаюсь, встаю с постели и перевожу дух. Легкие работают с натугой и на вход, и на выход, и в помощь им я беру с прикроватного стола кислородный концентратор и вставляю в нос канюлю.

Отправляю сообщения Мии и Камиле, даю им знать, что все в порядке, и прошу не беспокоиться. Я жива и здорова на все сто. Ну или на уже привычные 35.

Мне еще нужно рассказать подругам о том, что случилось с моими родителями, но они отправляются на экскурсию, и у меня тоже есть кое-какие дела.

Я переодеваюсь, натягиваю легинсы и линялую футболку, которую Эбби купила мне, когда ездила в Большой каньон. Смотрю на себя в зеркало и вижу, что темные круги под глазами сегодня выглядят темнее, чем когда-либо за последние месяцы. Быстро расчесываю волосы, собираю их в аккуратный хвостик и хмурюсь – получилось не так хорошо, как я надеялась.

Распускаю хвостик, волосы мягко падают на плечи, и я, взглянув в зеркало, удовлетворенно киваю. Потом достаю из нижнего ящика косметичку, подкрашиваю блеском губы, наношу немного туши на ресницы и улыбаюсь, представляя, как удивится Уилл, увидев меня не только живой, но и с макияжем. Может, он даже захочет поцеловать меня?

Конечно, этого никогда не случится, но почему бы не помечтать?

Замечаю на щеках румянец и посылаю ему сообщение с просьбой встретить меня через десять минут в атриуме.

Подтягиваю на плече лямку портативного концентратора, иду к лифту, поднимаюсь, перехожу в корпус 2 и уже по лестнице спускаюсь в атриум, занимающий всю заднюю половину здания. Сажусь на скамейку, не спеша оглядываю деревья, кустики и каменный фонтан, негромко журчащий за спиной.

Сердце уже колотится в предчувствии скорой встречи. Еще несколько минут, и я увижу его.

Дрожащей от волнения рукой достаю телефон и проверяю время. С того момента как Уилл получил сообщение, прошло уже десять минут, а его все нет и нет.

Посылаю еще одно: Я на месте. Ты получил мое сообщение? Где ты?

Проходит еще десять минут. И еще столько же. Может, задремал? Или друзья свалились на голову и он позабыл проверить телефон?

За спиной у меня открывается дверь, и я оборачиваюсь с улыбкой – наконец-то! – и вижу По. А он что здесь делает?

По смотрит на меня, и лицо у него донельзя серьезное.

– Уилл не придет.

– Что? – вырывается у меня. – Почему не придет?

– Уилл не хочет тебя видеть. Он не придет.

Не хочет меня видеть? Что? По протягивает пачку салфеток, я беру и растерянно хмурюсь.

– Он попросил меня сказать тебе, что с той ерундой между вами покончено.

Шок, обида и боль сменяются злостью, настоящей и сильной, такой, от которой скручивает живот. Зачем же тогда он пел мне песенку Эбби перед операцией? Зачем сделал и прислал тот чудный букетик бумажных цветов, если с ерундой покончено?

Горькая слеза разочарования выкатывается на щеку, и я рву упаковку и сердито вытираю глаза.

– Ненавижу его.

– Нет, не ненавидишь. – По прислоняется к стене и смотрит на меня. Голос у него мягкий, но решительный.

Я нервно смеюсь и качаю головой:

– То-то, наверно, посмеялся над помешанной на контроле дурочкой из 302-й, да? Сам сказать не пожелал? Посмеяться в лицо не решился? Не похоже на него. – Фыркаю и умолкаю. Даже при том, что я раздражена и сердита, есть ощущение неправдоподобности случившегося. Что-то здесь не так.

– Он в порядке? Ничего не случилось?

По качает головой:

– Нет, не случилось.

Заминка. Мой друг отводит взгляд в сторону журчащего фонтана, потом снова поворачивается ко мне:

– Небольшое уточнение. Барб случилась.

По рассказывает о подслушанном разговоре в коридоре, о том, как Барб налетела на Уилла, о риске заражения, которое может убить нас обоих.

Я даже не даю ему закончить. Сколько мне еще жить, опасаясь всяких «а что, если»? Моя жизнь сводится к исполнению режима, слежению за показателями, а если принять во внимание только что перенесенную операцию, то риск заразиться и умереть никогда и не уменьшится. Каждая минута моей жизни это «а что, если», и с Уиллом всегда будет то же самое.

Но одно уже могу сказать точно: без него будет по-другому.

Прохожу мимо По, толкаю тяжелую дверь, поднимаюсь по лестнице и иду по переходу к лифту.

– Стелла, подожди! – кричит он вслед, но мне нужно увидеть Уилла. Пусть он сам скажет мне, чего хочет.

Снова и снова тычу пальцем в кнопку вызова, но кабина не спешит. Оглядываюсь и вижу По, идущего ко мне со сконфуженным лицом. Кашляя и держась за бок, поворачиваю к лестнице; от боли начинает кружиться голова. Еще одна дверь, ступеньки… Я торопливо спускаюсь вниз.

Вот и наш этаж. Открываю двойную дверь, подхожу к палате 315 и решительно стучу. Бросаю взгляд в сторону сестринского поста – к счастью, там никого нет.

– Уилл! – выдыхаю из последних сил. – Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной.

Тишина. Но я знаю, что он там.

Слышу, как По топает по коридору. Подходит, останавливается в полутора метрах.

– Стелла… – Он качает головой и хватает ртом воздух – погоня за мной далась ему нелегко.

Я не отвечаю. Снова стучу, уже громче.

– Уилл!

– Уходи, Стелла, – доносится через дверь. – Пожалуйста.

Пожалуйста. Что-то есть в том, как он это произносит. Что-то особенное. Желание, глубокое и сильное, и тоска.

Как же мне надоело жить не живя! Как я устала от неисполнимых желаний! Да, нам многое нельзя, но это ведь можно.

Я точно знаю.

– Уилл, открой дверь, чтобы мы могли поговорить.

Проходит, наверно, минута, прежде чем дверь приоткрывается ровно настолько, что мне была видна его тень на полу. Уилл не выходит, и тогда я, как всегда, отступаю к дальней стене.

– Я отойду, ладно? К самой стене. Этого будет достаточно. – К глазам снова подступают слезы, и я стараюсь загнать их обратно.

– Не могу, – негромко говорит он, и я вижу через щелку его руку в дверном проеме.

– Почему? Послушай, перестань…

– Ты знаешь, что я этого хочу, – твердо перебивает Уилл. – Но не могу. Нам нельзя… – Голос у него срывается, и в этот момент я понимаю, что с «ерундой» между нами не покончено. Она только начинается.

Я делаю шаг к двери, потому что сильнее, чем когда-либо, хочу увидеть его сейчас.

– Уилл…

Дверь закрывается у меня перед носом, щелкает задвижка. Я ошарашенно смотрю на дверь и чувствую себя так, словно из меня вышибли дух.

– Может, так оно и лучше, – слышится решительный голос у меня за спиной. Поворачиваюсь и вижу По, который смотрит на меня печальными глазами.

– Нет, не лучше. – Я качаю головой. – Нет. Я смогу с этим разобраться. Должна. Просто нужно что-то…

Я умолкаю, не договорив, и опускаю голову. Какой-то выход должен быть.

– Мы не обычные люди, – мягко добавляет он. – Мы не можем так вот рисковать.

Я вскидываю голову, обжигаю его сердитым взглядом. Надо же, и По против нас.

– А, перестань! Вот и ты туда же.

– Просто прими то, что есть! – раздраженно бросает он. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, потом По качает головой. – Уилл – мятежный дух. Такой же отчаянный, как и Эбби.

В груди у меня холодеет.

– Хочешь указывать, как мне быть и что делать со своей жизнью? – кричу я. – А как быть с твоей? Ты и Тим. Ты и Рик. Маркус. Майкл.

Он напрягается, стискивает зубы:

– Не надо, Стелла. Не трогай это.

– А я буду! Буду трогать! Они все знали, что ты болен, и все равно любили тебя. Но ты же постоянно убегал. Не они, а ты. Каждый раз. – Я качаю головой и, уже понизив голос, с вызовом спрашиваю: – Ты чего боишься?