– Ты сама не понимаешь, что говоришь! – кричит уже он, и в его голосе гремит такая ярость, что я понимаю: да, задела за живое.

Подхожу ближе и смотрю прямо ему в глаза.

– Ты все испортил. Ты загубил все шансы на любовь, какие только тебе выпадали. Так что, пожалуйста, придержи свои советы при себе.

Я разворачиваюсь и, печатая шаг, марширую в свою комнату, и воздух в коридоре звенит от гнева. За спиной у меня громко хлопает дверь, и звук эхом разносится по всему коридору. Я в отместку хлопаю своей.

Стою посредине комнаты, смотрю на закрытую дверь в полной тишине, и только легкие хрипят на вдохе и выдохе и колотится сердце. Ноги слабеют, подгибаются, и я опускаюсь на пол под тяжестью всего случившегося за день – операция, Уилл, По.

И все-таки какой-то выход должен быть. И он есть. Нужно только его найти.


Следующие несколько дней проходят как в тумане. Родители навещают каждый по отдельности, а потом, после полудня в пятницу, снова вместе и общаются между собой если не дружески, то уж точно тепло. Я говорю по Фейстайму с Мией и Камилой, но только коротко, когда им удается находить свободные минутки. Я брожу по больнице, выполняю положенные процедуры, но делаю это равнодушно, как будто меня они не касаются.

Никогда еще мне не было так одиноко.

Я игнорирую По. Уилл игнорирует меня. Стараюсь придумать что-то, поправить положение, но в голову ничего не приходит.

Вечером в четверг, когда я сижу на кровати и в миллионный наверно раз гуглю B. cepacia, за дверью что-то звякает. Хмурюсь – что бы это могло быть? Подхожу, медленно открываю дверь и вижу баночку с красиво написанным ярлычком: ЧЕРНЫЕ ЗИМНИЕ ТРЮФЕЛИ. Я наклоняюсь, поднимаю, снимаю розовый клеющийся листочек и читаю:

Ты права. Но только в этот раз.

По! И сразу становится легче.

Впервые за четыре дня губы сами растягиваются в непринужденную улыбку. Поднимаю голову и слышу, как дальше по коридору хлопает дверь. Хватаю телефон и торопливо набираю номер.

По отвечает на первом же гудке.

– Тебе купить пончик? – спрашиваю я.

Мы встречаемся в общей гостиной, и я покупаю в автомате пакет его любимых шоколадных мини-пончиков. Бросаю пакет По – он уже сидит на диванчике в нише у окна. Он ловит и говорит спасибо, а я покупаю еще один пакет для себя.

– Пожалуйста. – Я устраиваюсь напротив, и По пытается убить меня взглядом.

– Стерва.

– Придурок.

Мы ухмыляемся друг другу, и ссора считается официально законченной.

По вскрывает пакет, достает пончик, откусывает.

– Да, боюсь, – признается он в ответ на мой взгляд. – Знаешь, что получит тот, кто меня полюбит? Ему придется платить за мое лечение, а потом он увидит, как я умру. Как по-твоему, это справедливо?

Слушаю его и понимаю, откуда такие рассуждения. Думаю, с этим сталкиваются большинство живущих со смертельным заболеванием. С чувством, давящим, как бремя. Я знаю это по себе; последние месяцы у меня было то же самое с моими родителями.

– Страховка. Лекарства. Пребывание в больнице. Хирургические операции. Неполное страховое покрытие по достижении восемнадцати лет. – По вздыхает, и голос у него срывается. – И то? Грузить на Майкла эти проблемы? На мою семью? Болезнь – моя, Стелла. И проблема – моя.

Из уголка глаза выкатывается слезинка, и По быстро смахивает ее рукавом. Я наклоняюсь вперед – так хочется помочь ему, – но, как всегда, не нарушаю дистанцию и только улыбаюсь:

– Эй, может, заставишь Уилла жениться на тебе? Он богатый.

По фыркает:

– Он разборчивостью не отличается. Ему ты нравишься.

Я бросаю в него пончик и попадаю в грудь.

Он смеется, но недолго, и снова становится серьезным.

– Извини. Мне жаль, что у вас с Уиллом не сложилось.

– Мне тоже.

Я сглатываю и цепляюсь взглядом за заполненную сообщениями и уведомлениями информационную доску над его головой. Правила личной гигиены сопровождаются рисунками, показывающими, как правильно мыть руки и кашлять в общественном месте.

В голове у меня зарождается идея.

Список дел придется дополнить еще одним пунктом.

Глава 16

Уилл

Сижу, свесив ноги, на краю крыши и слушаю – снова, снова и снова – голосовое сообщение. Слушаю только для того, чтобы слышать ее голос на другом конце. В ее комнате темно, горит лишь лампа на столе. Склонившись над ноутбуком, она неистово стучит по клавишам; длинные каштановые волосы собраны сзади в растрепанный пучок.

Что она может делать в такой поздний час?

Думает ли обо мне?

Я поднимаю голову, и снежинки, неспешно кружась, опускаются мне на плечи, веки и лоб.

За последние годы я побывал на десятках больничных крыш. Я смотрел сверху на лежащий внизу мир и каждый раз испытывал одно и то же чувство. Мне нестерпимо хотелось ходить по улицам, плавать в океане и жить так, как никогда раньше. Мне хотелось чего-то, чего было нельзя.

Но теперь то, чего я хочу, не где-то там, за стенами больницы. Оно здесь, рядом, так близко, что можно дотронуться.

Но мне нельзя. Раньше я и подумать не мог, что можно желать чего-то так, что желание ощущается и в руках, и в ногах, и в каждом вдохе.

Звонок. Я смотрю на телефон и вижу уведомление от ее приложения, эмоджи в виде крохотного танцующего пузырька.

Прием на ночь!

Я даже не могу объяснить, почему продолжаю это делать. Бросаю на нее последний взгляд, поднимаюсь, иду к двери и поднимаю бумажник. Спускаюсь не спеша на третий этаж, проверяю, есть ли кто в коридоре, и прокрадываюсь в свою палату.

Подхожу к медицинской тележке и, как и учила Стелла, заедаю лекарства с шоколадным пудингом. Смотрю на рисунок, на котором я изобразил себя в виде старухи с косой. На лезвии косы написано «ЛЮБОВЬ».

Сообщение от Хоуп: У тебя все в порядке?

Вздыхаю, стаскиваю толстовку и пишу, немного поступаясь правдой, ответ: Да, в порядке.

Я подключаю жидкое питание и забираюсь в постель. Снимаю с прикроватного столика ноутбук, открываю Ютьюб и нахожу то видео со Стеллой, которое уже смотрел. Настроение как раз подходящее, унылое.

Хоуп и Джейсон меня бы не узнали.

Отключив звук, смотрю, как она, когда сосредоточена на чем-то, убирает волосы за ухо, как откидывает голову, когда смеется, как скрещивает руки на груди, когда нервничает или расстроена.

Смотрю, как она переглядывается с Эбби и родителями, как перекидывается шуточками с друзьями, но вижу прежде всего, как относятся к ней люди, как любят ее. И не только в семье. Я вижу эту любовь в глазах Барб, По, Джули. Вижу в отношении к ней врачей, медсестер, вообще всех, кто встречается ей на жизненном пути.

Черт возьми, даже комментарии здесь особенные, не та обычная для Ютьюба грязь.

Смотреть долго не могу. Я закрываю ноутбук, выключаю свет и лежу в темноте, прислушиваясь к громкому и четкому стуку сердца.


На следующий день, уже ближе к вечеру, смотрю в окно на медленно клонящееся к горизонту зимнее солнце. На груди ровно вибрирует «Аффловест». Я проверяю телефон и с удивлением обнаруживаю сообщение от мамы. Впервые после ее посещения две недели назад она обратилась не к врачам, а напрямую ко мне: Слышала, ты выполняешь назначения. Рада, что принял правильное решение.

Я закатываю глаза, бросаю телефон на постель, кашляю и сплевываю комок слизи. Слышу какой-то шорох, поворачиваюсь к двери и вижу лежащий под ней конверт с написанным на нем моим именем.

Знаю, радоваться особо нечему, но сердце все равно пускается вскачь. Отстегиваю жилет и поднимаю с пола конверт. Открываю, осторожно достаю сложенный лист, разворачиваю и обнаруживаю выполненный цветными карандашами рисунок.

Высокий мальчишка с волнистыми волосами стоит напротив невысокой девчонки. Согласно подписям, зовут их Уилл и Стелла. Над головами парочки плывут маленькие розовые сердечки, а на огромной стреле, протыкающей их, ярко-красным написано: «В МЕТРЕ ДРУГ ОТ ДРУГА».

Рассматриваю рисунок и улыбаюсь. Стелла определенно не унаследовала те художественные таланты, которые достались ее старшей сестре, но получилось все равно забавно. Что она хочет этим сказать? И какой еще метр, если безопасная дистанция полтора, и ей это прекрасно известно?

Дзинь.

Быстренько возвращаюсь к ноутбуку, пробегаю пальцами по трекпаду и открываю новое сообщение. От Стеллы. В сообщении ничего, кроме ссылки на размещенное на Ютьюбе видео. Кликаю по ссылке и попадаю на последнее, опубликованное ею всего лишь три минуты назад.

B. cepacia – Гипотетическое.

Стелла приветственно машет рукой в камеру, и я настороженно улыбаюсь. Волосы у нее собраны в тот же самый неряшливый пучок, который я видел с крыши. На кровати перед ней аккуратно разложенные предметы.

– Всем привет! Сегодня я хочу рассказать вам о кое-чем особенном. Burkholderia cepacia. Риски, ограничения, правила боя и как произнести это в десять раз быстрее! Это я к тому, что название и впрямь то еще.

Смотрю и не вполне понимаю, что это и зачем.

– Ну ладно. Итак, B. cepacia – это живучая бактерия. Адаптивная до такой степени, что не защищается от пенициллина, а питается им. Так что наша первая линия обороны… – Она выдерживает паузу, опускает руку и берет небольшого размера флакончик с какой-то жидкостью и подносит его к камере. – «Кэл стат»! Это не ваш привычный антисептик. Дезинфицирующее средство для рук, используется в больницах. Применять почаще и не жалеть!

Стелла надевает пару голубых латексных перчаток, шевелит пальцами.

– Следующее – наши добрые старомодные латексные перчатки. Испытаны и проверены временем. Применяются для защиты… – она опускает глаза, откашливается и рассматривает разложенные на кровати предметы, – при разнообразных видах деятельности.

При разнообразных видах деятельности? Я качаю головой и невольно улыбаюсь. Что у нее на уме?