Да, похоже на правду. Осока. Они ведь тогда долго сидели на берегу, ждали помощи. Сергей вызвал «Скорую», она приехала через полтора часа из Кострова.

Денис был еще жив, хотя внешне никаких признаков того, что жизнь в нем еще теплится, не подавал. И это счастье, что Сергей с Женей не стали его приводить в чувство, тащить в машину – как позже выяснилось, мужчине требовалась специальная транспортировка.

Денис сейчас находился в костровской больнице. Он так и не вышел из комы. Врачи не давали никаких прогнозов – может быть, выкарабкается, а может, нет.

С одной стороны, Жене было жаль этого «беспечного ездока», с другой стороны, она даже думать не хотела о Денисе. Чужой. Не ее. И вообще, не ее это проблема, не ей думать о нем, плакать над ним, ждать его возвращения к жизни.

Всеми хлопотами занималась Валя. Ее горе было настолько безутешным, что поражало всех, кто ее видел. Вале потребовались виноватые. Сначала она вздумала обвинить во всем Женю (заморочила братику голову), затем Сергея (угнал машину у Марата, наверняка подрезал братика на дороге, чем и вызвал аварию), ну а после словесных баталий и выяснения всех подробностей целиком и полностью сосредоточилась на Анне.

Анна, по утверждению Вали, являлась неким злым демоном, она причинила Денису психологическую травму еще тогда, семнадцать лет назад. Создала аварийную ситуацию на дороге, из-за чего погибла несчастная Неля. С тех пор, как утверждала Валя, ее брат был немного не в себе. Зациклен на прошлом! И именно по этой причине он решил погонять по трассе уже с Женей.

Валю поддержал местный психолог (оказывается, она с ним консультировалась ранее, еще в те времена, когда Денис хранил в доме урну с прахом Нели). Психолог заочно признал Дениса «травмированным» тем дорожным происшествием.

Словом, Валя на каждом углу всем подряд рассказывала подоплеку того, что произошло сейчас, и, надо сказать, ее охотно слушали. Хотя Аня и утверждала, что все это – злой навет, публике было приятно винить во всем именно ее.

…С чего вдруг Валя во всем стала обвинять Аню (да еще спустя семнадцать лет!), Женя не понимала. Но Валя утверждала, что Денис ей во всем открылся перед тем, как сесть в свое последнее путешествие на байке.

Женя в виновность Анны особо не верила. Да и, возможно, часть публики тоже не испытывала особого доверия к речам Вали, но надо признать, что обвинения Вали упали в благодатную почву.

Аню не особо любили в городе, считая выскочкой и зазнайкой, а вот простой женщине и честной труженице Вале – да, сочувствовали.

Словом, история эта, замешенная на событиях многолетней давности, всколыхнула весь город.

«Выживет Денис или нет? – все же иногда задумывалась Женя. – Не мое это беспокойство, да, но все же жаль его. О чем он там думает сейчас, отключившись от реальности, между жизнью и смертью?.. Или там только пустота?»

* * *

Ночь. Он один. Он и луна. Луна на темно-синем небосклоне.

Он мчался вперед на своем байке, до максимума выжимая газ, – туда, на восток, где должно взойти солнце. Но пока виднелся только темный горизонт и ни одного розового отблеска, ни одной яркой полоски, говорящей о том, что рассвет близок.

Денис не мог определить, сколько он ехал, – почему-то потерялось ощущение времени. А потом вдруг заметил впереди на обочине темный силуэт и на всякий случай притормозил – вдруг нужна помощь. Силуэт шевельнулся – человек поднялся с земли, пошел ему навстречу. Луна осветила тонкую девичью фигуру, копну волос, разметавшуюся по плечам. Лица не было видно…

Вроде кто-то из знакомых… – нахмурился Денис, вглядываясь в прохожую.

Девушка вышла из сумрака, фара на мотоцикле осветила ее всю. Милое бледное личико, рыжие волосы.

– Неля?.. – с изумлением прошептал Денис, чувствуя, как из глубин души поднимается бурная радость.

– Как же ты долго, Полушкин! – засмеялась она. – А я сижу тут и жду тебя, жду…

– Нелька, наконец-то! Я же тебя столько искал! Садись… Нелька!!! – и от избытка чувств Денис заорал слова любимой песни:[2] «Надо мною тишина, небо полное дождя, дождь проходит сквозь меня, но боли больше нет…»

– Пора, – сказала Неля. – Поехали уже, Полушкин.

– А куда? – с восторгом спросил Денис.

– Куда глаза глядят. И вообще, какая разница, куда… Главное, мы теперь вместе. «Под холодный шепот звезд мы сожгли последний мост, и все в бездну сорвалось…»

Неля села сзади, Денис надавил на педаль газа.

Они пели уже в один голос: «Я свободен от любви, от вражды и от молвы…»

* * *

Наконец, Женя с Сергеем получили возможность уехать из Кострова.

…Это было теплое туманное утро. Белое полупрозрачное облако окутало весь город; местная радиостанция обещала, что к полудню туман немного рассеется, а вот вечером вернется вновь.

Женя уселась на диван рядом с матерью – на дорожку.

– И как ты? – помолчав некоторое время, словно нехотя, спросила Таисия Георгиевна.

– Нормально.

– Сережа едет с тобой?

– Да, – коротко ответила Женя.

– Он хороший парень.

– Очень.

– И как вы там устроитесь?

– Не знаю. Даже загадывать не хочу, – пожала плечами Женя. – Как сложится, так и сложится.

– И правильно. Да, забыла сказать… – встрепенулась мать. – Зайди к Кирсановым. Попрощайся с бабушкой. Ведь кто знает, когда ты еще, а она…

– Да, конечно, – согласилась Женя, хотя ей совсем не хотелось идти в тот дом. Но мать права: родной ведь человек!

– Женни! – раздалось за окном.

– Ну все, пока, – поднялась Женя и порывисто обняла мать.

– Пока.

Женя вышла из дома. У калитки стоял Сергей.

– Давай сумку…

– Есть еще время? – спросила Женя. – Мне надо с бабушкой попрощаться.

Они зашагали рядом.

– Я не буду к ним заходить, подожду у калитки. Только ты недолго, – ответил Сергей.

– Ладно.

Женя оглянулась – мать смотрела в окно.

Через пару метров оглянулась опять: на последнем крыльце их дома стояли соседи, муж и жена. Девушке они всегда казались довольно-таки молодыми людьми, но сейчас она заметила, что надо лбом мужчины появились глубокие залысины. А у его супруги, женщины все еще стройной, наметился второй подбородок – пусть и небольшой, но вполне заметный.

В канаве, что тянулась вдоль дороги, клубился прозрачный туман.

– Женечка, уезжаешь? В Москву? – крикнула продавщица из раскрытого окна супермаркета.

То была грузная темноволосая женщина с темными же усиками над верхней губой. Женя даже имени ее не помнила, только здоровалась. А та, выходит, знала Женю хорошо.

– Да! До свидания.

– Счастливого пути!

Откуда-то сзади неслышно подъехало такси. Из авто вышел Марат и, хлопнув дверцей, мрачно спросил:

– Привет, подвезти?

– Нет, спасибо, – сказала Женя. – Мы к Кирсановым сначала зайдем.

– А, – отозвался Марат. – Слушай, мужик. А если бы ты мне машину разбил, что тогда? Ведь по сути, это моя кормилица.

– Компенсировал бы, – спокойно ответил Сергей.

– Ну да… – недоверчиво нахмурился Марат. Потом пробормотал: – Хотя я тебе верю, – и добавил уже другим голосом: – Валька там совсем с ума сошла…

– Сочувствую, – сказала Женя.

– Нет, это кошмар какой-то! Она бы так за меня переживала или за детей. Но нет, только братушка ее – свет в окошке! Он ведь совсем плох, слышали? Безнадежный. Может быть, пока я тут, он там уже… того. Хотя оно и к лучшему… не мучиться…

Сергей махнул рукой Марату и прибавил шагу.

Вот и дом Кирсановых.

Женя толкнула калитку, зашла в сад, Сергей остался дожидаться снаружи на дороге.

Бабушка сидела у себя в комнате, в кресле перед громко работающим телевизором, слушала новости. «Так странно, – подумала Женя. – Бабуля пытается понять, что творится в этом мире, а вот то, что происходит здесь и сейчас, за соседней стеной, ее мало волнует. Хотя это правильно, не так страшно уходить от близких! Уходить насовсем…»

– Бабуля, я уезжаю, – бросилась к ней Женя и, встав на колени перед креслом, обняла Варвару Платоновну. Потом не выдержала, взяла пульт от телевизора, нажала на кнопку «отключение звука». – Бабуля, я уезжаю.

– Далеко ли, деточка моя?

– В Москву.

– У-у, в Москву. В Москву… – задумчиво повторила бабушка. От ее шали невыносимо и резко пахло известным французским ароматом – подарок Влада, насколько помнила Женя.

– Да. До свидания. Я буду скучать.

– И я, моя деточка. – Варвара Платоновна положила на ее затылок сухую шершавую ладонь, цепляющую волосы.

– Все, побежала. Боюсь опоздать, – Женя потянулась, поцеловала бабушку в щеку и вновь включила звук телевизора. «Наш корреспондент ведет прямой репортаж из штаб-квартиры ООН…»

В коридоре стояли Лиза и Нина Георгиевна.

– До свидания. До свидания, – по очереди обняла их Женя.

Нина Георгиевна всхлипнула, отвернулась.

– До свидания, тетя Женя, – смущенным, нежным голосом произнесла Лиза.

– А Аня где? – спросила Женя. – Ее нет? Ну ладно, передайте ей привет…

В саду посреди тропинки, извивающейся змейкой между кустов роз, Женя буквально натолкнулась на свою двоюродную сестру. Аня, бледная, с волосами, свитыми в косу, в пестром сарафане смотрела куда-то вдаль.

– Я уезжаю, Аня. Пока.

– Пока, – равнодушно произнесла та. Потом окликнула в спину: – Ты с ним?

– Да, – оглянулась Женя.

– Что ж, радуйся, отбила у меня мужика.

– Я никого и ни у кого не отбивала. Во-первых, Сергей – не теленок на веревочке, которого можно увести, а во-вторых, он уже давно не твой. Я не могла взять у тебя то, чего у тебя и не было.

– Во! Такой же занудой стала, как и он! – усмехнулась Анна.

– До свидания, Аня, – примирительно произнесла Женя.

– Пока-пока… Я, ты знаешь, может, тоже в Москву перееду. Лизе на следующий год в вуз поступать. Кто там за ней присматривать будет? Тут жить уже невозможно, вчера кто-то измазал дверь моего салона краской. Дикие люди, дикие!