– Я вам сейчас покажу. – Шалимов подмигнул ему и склонился к телефону. Забегал пальцами по экрану. Одновременно рассказывал:

– Я сам увлекаюсь фотографией… Вот есть социальная сеть – «ФотоРим», это ресурс фотографов… не только профессионалов, но и непрофессионалов тоже. Всех, в общем, кто увлекается фотографией. Там выкладывают снимки, пользователи их оценивают, знакомства завязываются… Я сохранил эти снимки у себя… Ага, нашёл!

Он развернул экран Ивану.

– Потрясающие снимки! – Шалимов продолжал говорить – о своём увлечении, объективах и вспышках, зумах и разрешениях, о свете и тени, о путешествиях и удачных снимках… Иван не слышал. Его сознание заволокло туманом. Со всё возрастающим изумлением он разглядывал женщину на экране. В вывернутых, вызывающих позах женщина стояла и сидела у развалин какого-то дома. Лицо с потёками косметики, огромные глаза, отчаяние и отрешённость. Голое плечо, синее платье. На всех фотографиях – призрачный голубоватый свет…

– Синий час – это очень редкое явление, оно и длится-то минуты, в лучшем случае полчаса, каждую минуту меняется… И трудно уловимое, – болтал между тем Шалимов. – Людей в синий час вообще хорошо сфотографировать – дело сложное, обычно этот синий лица размывает… А ваша супруга вышла отлично, просто отлично!

Да. Это была Наталья. В том самом платье…

– Откуда… Кто… Чьи это фотографии? – выдавил Иван. Внутри него начинал кружение какой-то безумный вихрь.

– Автор? Зуммер. – Шалимов, наконец, замолчал и заглянул Ивану в лицо.

– Зуммер?!

В голове Ивана возникла картинка: Натальин ноутбук, закладки на сайте, где рассказывалось о «синем часе». Значит, не так уж далёк он был тогда от истины!..

Иван почувствовал, что задыхается. Прижав руку к левой стороне груди, он задышал глубоко и часто, пытаясь восстановить дыхание.

Всё это время ректор наблюдал за Иваном. Тут он взял его за локоть и твёрдо сказал:

– Нам надо возвращаться.

– Имя в соцсетях не узнаешь… – на автомате договорил Шалимов. – Да что с вами, Иван Николаевич?..

– Нам пора в зал, – с нажимом повторил ректор. Он развернул Ивана к выходу и подтолкнул. Обернулся к Шалимову: – Пойдёмте.

Тот пожал плечами. Они вышли в зал и направились к своим столикам.

– Иван… Иван, только, ради бога, не здесь, – заговорил ректор, когда Шалимов свернул к своему месту. – Иван, только не здесь, я прошу тебя, не устраивай семейных разбирательств. Забирай жену и уходите куда хотите, только, пожалуйста, сдержи себя, не начинай здесь…

– Я понял, – бросил на ходу Иван.

Он разглядел наконец в полумраке зала Наталью и устремился к ней.

* * *

…Интересно, как влияет на нас контекст событий: позднее, когда Иван вспоминал то, что произошло дальше, он не мог воссоздать ни слов, ни запахов, ни даже связной последовательности движений. Будто его сознание перешло в режим фотообъектива и сохраняло только картинки; вспышка – снимок…

Холл между залом и гардеробом. Поднятое к нему лицо Натальи с выражением холодного недоумения. Она стоит, обхватив плечи руками, вызывающе красивая, холодная и чужая. На её лице появляется брезгливое выражение, она что-то говорит, её губы кривятся. Она поднимает руку, растопыривая пальцы – в полумраке холла рубиновое сердечко играет зловещими переливами.

Иван задаёт главный вопрос. Наталья поднимает брови. От неё к нему идут волны насмешки, издёвки, и гнев в нём разрастается, заполняет его целиком. Шалимов понял, что Иван не знал о том, что Наталья позирует фотографу. Что за отношения связывают его жену с этим Зуммером, раз она кинулась к нему в тот день, когда он вернулся с больной спиной и она встретила его в том платье? Кто этот человек?!

Наталья что-то говорит. После он не может вспомнить, что она говорила. Амнезия… Амнезия блокирует его сознание… Его рука сама собой поднимается и кидается к её лицу – измятому злостью, вызывающе горящему подведёнными глазами. Рука возвращается, а на лице Натальи – красное пятно. Он ударил её. Наталью. Он её ударил.

Следующая фотография – Наталья у его лица. Короткие вспышки – бархат платья, её искажённое лицо, её сжатые кулаки. Он, потрясённый тем, что сделал, почти не защищался – только отворачивал лицо от её алых ногтей. Следующий слайд – её обнажённая спина, исчезающая в темноте входной двери…

Иван стоял и долго, молча, не веря собственным глазам, смотрел на правую руку. Встретился со своим отражением в зеркальной стенке – и не узнал себя.

Я схожу с ума… нет, я сошёл с ума…

Неизвестно, сколько бы он простоял, разглядывая то руку, то своё отражение в зеркале, – он действительно был на грани обморока, – но в это время за его спиной послышались шаги. Иван обернулся: к нему, покачиваясь, приближался Сергей Ларионов. Он приобнял Ивана за плечи и, не удержав равновесия, качнулся к его лицу:

– Ты один? А где Наталья? Или ты тут один?

И рассмеялся, словно сказал что-то остроумное. Иван отшатнулся:

– Ты пьян!

– Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть, – заплетающимся языком продекламировал Сергей. Поднял вверх указательный палец. – Это, брат, Шекспир!

И, оторвавшись от Ивана, поплёлся в сторону туалета.

11

«Вот что происходит, когда отказываешься от себя. Вот что случается, когда становишься тенью чужой жизни. Подумать только! Ударил меня. Иван – меня – ударил. Ну погоди, теперь уж меня ничто не остановит!» – Наталья, взбешенная, летела по улице. Выскочив под фонарь, она остановилась и открыла сумочку. Какое право имел этот фотограф, как его, Влад, выкладывать её снимки в Сеть?!

Визитка нашлась во внутреннем кармане. Держа картонку в вытянутой руке, Наталья набрала номер. Влад словно ждал – ответил после второго гудка.

– Слушаю вас, – твёрдо произнесли в трубке.

– Это Наталья, – задыхаясь от негодования, заговорила она. – Какого чёрта вы выложили фотографии в Интернет?!

– Я хотел вас увидеть, – невозмутимо ответил собеседник. – Надеялся, что кто-нибудь из ваших знакомых увидит фото и скажет вам. И вы тогда вспомните про визитку…

– Увидел мой муж, – зло сказала Наталья. – Это он мне сказал про снимки!

– Прямо сейчас? – уточнил Влад.

– Вот именно: прямо сейчас! Я завтра же подам на вас в суд!

– За что? – удивился Влад. – Разве я заставлял вас фотографироваться?

– Нет. Но вы выложили мои фотографии без моего согласия.

– Вы проиграете, – мягко сказал фотограф. – Фотографии – моя собственность. Повторяю, я разместил их, чтобы найти вас! Давайте встретимся, поговорим спокойно…

Наталья молчала. Её била дрожь. Она куталась безотчётно в свою тонкую накидку, но это мало помогало.

– Я очень хотел вас видеть, – проникновенно сказал Влад. – Где вы? Любое место! Я приеду за вами.

– Зачем вы хотели меня видеть?..

– Вы мне понравились, – мгновенно ответил фотограф. – Я думал о вас… Куда мне приехать?

Дыхание в трубке… Молчание…

– Куда мне приехать? – повторил Влад.

Наталья назвала адрес.

* * *

Почему она сделала это?..

Почему Наталья села в машину к человеку, который, как она считала, поступил непорядочно, из-за которого она получила пощёчину, из-за которого пропасть между ней и её мужем разрослась до невероятных размеров?.. Почему поехала, сама не зная куда, с совершенно незнакомым человеком?..

Нелогичный поступок, который трудно объяснить… разве что болью и пустотой, которую приносят жизненные кризисы? В такие минуты мы часто обращаемся за поддержкой в детство и юность – в то время, когда всё ещё было впереди. В те состояния, когда на душе было светло и радостно и мы были полны надежд и уверены в будущих победах. В критические моменты прошлое нажимает незримые кнопки нашей души, и мы совершаем вещи, которые позднее не можем объяснить…

* * *

Наталья рано начала петь. Природа наградила её абсолютным слухом и сильным, просторным голосом. Всё это выяснилось, когда она пошла в музыкальную школу. А до этого, в детстве, оставшись одна дома, она вставала у зеркала с массажной щёткой вместо микрофона и пела. В её воображении стены концертного зала гудели от аплодисментов, от криков «Браво!» и «Бис!», а она на залитой светом сцене слушала звуки успеха, скромно и с достоинством улыбаясь; рядом, за занавесом, её ждал влюблённый мальчик с корзиной цветов…

Откуда такие мечты у маленькой девочки?

Всё просто: раз в месяц девочку забирала на выходные двоюродная сестра отца – молодая, весёлая тётя Саша. Она была знаменитая дама – солистка оперетты государственной филармонии. Тётя привозила Наталью в филармонию. Девочка никогда не видела таких роскошных нарядов, великолепия залитого блеском концертного зала, не слышала такого удивительного голоса. Глядя на тётю из-за кулис, она испытывала благоговение перед силой, заставляющей огромный зал замереть, а после – взорваться аплодисментами.

После выступления тётю с девочкой забирал тётин друг. Они шли в ресторан, потом катались на каруселях в парке или отправлялись в шикарную квартиру, которую тётя называла апартаментами. В апартаментах Наталью угощали сладостями, разрешали валяться на белом пушистом ковре и смотреть огромный телевизор. Тётя Саша обожала племянницу. Она первая поняла, что у Натальи есть слух и голос; когда девочка подросла, её по совету родственницы отдали в музыкальную школу.

Началось обучение нотной грамоте и пению, а вечерами тётя давала любимице дополнительные уроки. Труды не пропали даром – скоро племянница опереточной дивы стала звездой вокальных конкурсов в городе и далеко за его пределами. Что же касается отношения самой девочки к достижениям, то пение было тем, ради чего, без преувеличения, отбивало ритм её сердце.

Десять лет пролетели быстро; на вокальном отделении музыкального факультета местного Института искусств её встретили с распростёртыми объятиями…