А ещё через пару недель о ней написали в газете. Вечером, приехав с Владом на дачу, Наталья прочитала в «Губернских вестях» (в разделе «Культура») о том, что в ресторане «Старый город» появилась новая певица. «Её творческую манеру характеризует дар проникать в другие эпохи, незаурядные вокальные данные, пластика, лиричность и волнующий эротизм», – писал какой-то критик. Несмотря на то что статья стояла на тематической странице, Наталья не сомневалась, что она заказная и перед выходом в печать вдумчиво читалась милым управляющим ресторана.

Газета вышла в пятницу, а в субботу вечером в большом зале ресторана было не протолкнуться. Все хотели послушать певицу, про которую написали в газете, и цена столиков у эстрады выросла вдвое.

Она перестала бояться ресторанной сцены. Саксофонист, которого где-то нашёл Шемет, превосходно справлялся со своей ролью. Аккомпанемент фортепиано и саксофона творил чудеса.

Так шла неделя за неделей. Купаясь в любви и признании зрителей, Наталья расцвела. Не только самовыражение: суммы, которые поступали на её банковскую карту, вызывали ликование. Она зарабатывает пением! Она смогла это сделать!.. Любовь, творчество, деньги – у неё есть всё, чего она только могла желать! Эйфория, в которой Наталья пребывала, отодвинула на время внутри неё мысли о неминуемом разводе. Единственное, что немного омрачало её триумф, – это то, что после разговора о ребёнке между ней и Владом прошло лёгкое охлаждение. «Временное, так всегда после ссоры бывает», – утешала себя Наталья. Но на душе было неспокойно.

Она говорила:

– Я ждала тебя всю жизнь… Даже когда я была с мужем, я думала о тебе, хотя в тот момент об этом не догадывалась… Я люблю тебя.

– Ты моя любимая модель, – отвечал Влад. – И перед камерой, и в жизни. Богиня моя…

Не удовлетворённая этими словами, она допытывалась:

– Ты по-прежнему любишь меня?

И Влад указывал на её портрет на стене и отвечал с улыбкой:

– Разве не заметно?

Эти слова успокаивали её на время, а потом снова начинало казаться, что что-то не так. «Наверное, я стала мнительной, – уговаривала себя Наталья. – Слишком уж всё хорошо, вот от этого мне и неспокойно».

Два или три раза в неделю она ночевала в Калинках – так называлась деревушка, где жил Влад. Наталья хотела бы жить там постоянно, но Влад уклончиво, но ясно дал понять, что ему это неудобно.

– Я творческий человек, пойми, – говорил Влад. – Одиночество – это залог моего профессионализма. У меня повышенная потребность в одиночестве. Я не зову тебя замуж, потому что это предполагает решение быть вместе и ночью, и днём, в то время как я прекрасно знаю, что не способен на это…

Она вспоминала мужа. Иван, называя себя механиком и технарём, хотел быть с ней постоянно… «Ну когда это было, – отмахивалась Наталья, – и что в итоге? Сам с утра до вечера на работе, я вечно ждала его… одна! Разве помог он мне стать тем, кем я хотела стать? Люблю, люблю – а на деле собственник… и вообще, у него другая женщина…»

Меж тем стремительные перемены не прошли для Натальи даром. У неё кружилась по утрам голова и случались приступы гастрита. В такие минуты она не могла не только петь – стоять, а иногда даже сидеть. Наталья, которой не хотелось омрачать свои дни брожением среди больных людей и разговорами с медиками, оттягивала обследования, сколько могла. Наконец, собралась с духом и отправилась по врачам.

…На второй день обследований она вышла из поликлиники, медленно перешла дорожку и опустилась на скамейку. Достала из сумки и развернула листочек с результатами УЗИ. Пробежала глазами и, откинувшись на спинку, закрыла глаза. В голове крутился романс, который она начала разучивать: «Гори, гори, моя звезда… Звезда любви приветная, ты у меня одна заветная, другой не будет никогда…»

Тёплый ветерок слабо шевелил бумажку в её руке, где размашистым почерком, криво и неразборчиво было написано: «Токсикоз по беременности, срок 4 недели».

* * *

В те самые минуты, когда Наталья сидела на скамейке у поликлиники, её муж разговаривал с ректором. Проект реформирования Русско-немецкого центра, уже почти согласованный, непостижимым образом снова встал на этапе последних утверждений, и никто в министерстве не мог ответить, что это означает. Ректор нервничал. Иван и вовсе не находил себе места.

– А ну как в последнем кабинете зарубили? – задумчиво рассуждал ректор.

– Разве такое может быть? – воскликнул Иван. – Уже всё до запятой согласовали!

– Конечно, может. И за мою жизнь было… не раз. Ещё не такое было. Я, когда работал в администрации, курировал стройку воздушного моста у транспортной развязки на въезде в город… Опасный перекрёсток, железнодорожный переезд, узкое место…

– Но там нет никакого моста! – не удержался Иван.

Ректор укоризненно посмотрел на него.

– Ты думаешь, что я не знаю, что на северо-восточном въезде в город нет моста? – спросил с лёгкой иронией.

– Извините…

– Сейчас там в часы пик столпотворение и аварии каждый второй день. А мы эту ситуацию предвидели тридцать лет назад. Сделали проект моста – над железнодорожной линией, над перекрёстком. Огромных денег стоил. Составили смету, прошли госэкспертизу – тоже чуть не десять миллионов заплатили… Получили одобрения-согласования отовсюду, предусмотрели софинансирование: из областного бюджета и городского. А потом наш губернатор поехал в столицу и там позволил себе нельстиво поговорить с чиновником из администрации президента… Ну и через неделю приходит виза: в выделении средств на строительство воздушного моста из федерального бюджета отказать!

– И вы не отстаивали? – Иван не мог представить себе, что такие деньги – государственные, бюджетные деньги! – могут быть выброшены на ветер. – Вы же уже столько потратили!

Ректор усмехнулся:

– Нам намекнули, что нет смысла делать это… Кого интересовали наши траты?

– Но ведь это… – Иван не мог найти слов, – это… как у бандитов: кинули! Вы без гарантий и не стали бы делать проект и смету! Вам надо было не слушать намёки. Ехать, доказывать!

Ректор усмехнулся:

– Иван… У нас ещё десяток проектов лежал на последней подписи. Не стой под стрелой, понимаешь? Наш проект, должно быть, до сих пор пылится где-нибудь в архиве…

Ректор надавил на кнопку коммутатора:

– Катюша, налей-ка кофейку нам с Иваном Николаевичем…

– Значит, вы считаете, что реформирование могут зарубить? – прямо спросил Иван.

– Эх, Ваня, – вздохнул ректор, – что тогда, что сейчас – всё зависит от таких иногда случайностей! Бывает, всё складывается сладко-гладко, а потом вдруг возьмёт да и появится какая-нибудь закавыка…

Они засиделись до позднего вечера. Середина лета, в учебных классах и мастерских Центра надо было начинать ремонтные работы, а они не знали, как это делать, чтобы не усложнить и без того непростую реконструкцию заведения, в случае если предложенная Иваном реформа будет одобрена. Сдвигать ремонтные работы на август означало спешку и аврал. Иван и ректор, склонившись над планом главного корпуса, пытались найти оптимальный вариант ремонта.

Они вышли на улицу, когда зажглись фонари. Центр стоял в стороне от оживлённых улиц, в этот час здесь было безлюдно и тихо. Они постояли ещё немного, вдыхая свежесть остывающего после дневного зноя воздуха. Ехать или не ехать в министерство? Звонить туда или ждать? Могут ли они ускорить решение вопроса? Эти вопросы висели в воздухе, и Иван ждал, когда ректор выскажет своё мнение.

– Ну, до завтра, – наконец сказал ректор.

Иван ждал продолжения. Его старший друг и коллега молчал, думал.

И наконец вынес решение:

– Если не разродятся до конца месяца, будем готовиться к новому учебному году по старым программам. Во всех отношениях: и ремонт, и образование.

Приняв решение и озвучив его подчинённому, ректор с облегчением вздохнул. Трудный день закончился, его тянуло домой, к семье, к столу с тёплым ужином. Иван понял это по его расслабившемуся лицу и молча протянул руку для прощания.

– Дома как, ничего? – тряхнув руку, негромко спросил ректор. После празднования Дня сотрудничества он не задавал Ивану вопросов, хотя, конечно, не забыл инцидента с фотографиями Натальи в телефоне Шалимова. В этот раз в его интонации прозвучал скрытый намёк на события того вечера.

– Потихоньку, – ответил Иван. Он чувствовал, что голос выдаёт его. «У меня проблемы, но я не хочу об этом говорить» – вот что на самом деле говорила его интонация.

Ректор понял. Вздохнул, принимая условность:

– Слава богу!

Кивнул Ивану и пошёл быстрой походкой на другую сторону улицы, где стояла его машина. Иван проводил глазами его удаляющуюся фигуру. Развернулся и медленно побрёл по направлению к остановке.

Ему не хотелось домой. Будь его воля, он просидел бы с ректором всю ночь, обсуждая планы и придумывая стратегию. Работа отвлекала его от тяжёлых мыслей о своей жизни; если б возникла необходимость ночевать в Центре, он бы с радостью согласился. Несмотря на плотный график, в эти дни он отказался от машины, чтобы растянуть время на дорогу и устать.

«Уходит так, будто ничего не случилось. Хотя у него действительно ничего не случилось: решение вопроса от него не зависит, а дома ждёт жена. Налаженный быт, уютный мир – всё, как всегда, как каждый день. А скажи я ему, что моя жена, которую он хорошо знает, завела любовника и не ночует дома, скажи, что сам я занимаюсь в гостинице бог знает чем и что вся моя жизнь в целом летит к чертям собачьим, как бы он отреагировал?» – размышлял Иван. Он ощущал глубокую несправедливость того, что его личная драма ничуть не меняет установленного порядка жизни людей, с которыми он соприкасается ежедневно. Его мир разлетелся на осколки, а сотни соседних миров этого даже не заметили.

«С другой стороны, будь я на его месте… – продолжал думать Иван. – Скорее всего, ведь тоже бы посочувствовал, но не лез с разговорами… Старался побыстрее сбежать домой, в свой благополучный мир… Совсем недавно так оно и было…»