– Он погиб не по вашей вине, – уверенно и властно заговорила Софья Михайловна, глядя ей в глаза, – а вы себя уничтожаете не потому, что вините себя в его смерти. Вы вините себя в том, что провели с ним ночь.

– Нет, я… я виновата, – заспорила Этери. – Если бы я тогда не психанула на ровном месте, не пошла к нему, ничего бы не было…

– Рустем мог взять в заложники кого-нибудь еще, – возразила Софья Михайловна. – Вам было бы легче от этого? Он мог пойти в приют, понял же, что его там обманули. Мог захватить первого попавшегося человека на улице. Ребенка, например. Вы бы выдержали, если бы у вас на глазах мучили ребенка, пусть даже не вашего, чужого?

– Нет, но…

– Этери, поверьте моему опыту. Вы ничего не могли предвидеть или предотвратить. Если кто в чем и виноват, то это Рустем и Гюльнара Махмудова. Она, пожалуй, даже больше, чем он. В конце концов Рустем – машина для убийства, не более. На него обижаться – все равно что на тигра или медведя. Его таким природа создала. А вот Гюльнара – чистое зло. Она сознательно хотела причинить вам зло, ну и поплатилась.

– Он и ее убил? – с ужасом спросила Этери.

– Нет, она жива, вернулась в приют. Но прежней уже никогда не будет. Он надругался над ней. Избивал, голодом морил. Теперь она – полноправная жертва насилия, а раньше только место занимала.

– Он ее отпустил?

– Отпустил? – удивилась Софья Михайловна. – Ах да, вы же не знаете…

– Чего я не знаю? – встревожилась Этери.

– Такие, как Рустем, не отпускают. Уж что к нему попало, то он обгложет до костей. Но вот уже скоро двое суток, как он мертв, и сутки, как похоронен. Он подорвался на фугасе со всей своей охраной неподалеку от селения Центорой.

Этери не сразу сумела это осмыслить. Несколько минут она сидела молча. Рустем Адырханов мертв. Значит, ни ей самой, ни Ульяне больше ничего не грозит. И она могла бы это знать еще два, ну или полтора дня назад, не будь она такой дурой…

– Я… я даже не знаю, что сказать.

– Не надо ничего говорить, – ласково улыбнулась ей Софья Михайловна. – Привыкайте к этой мысли постепенно. Считайте, что Савва Цыганков отомщен. А вы ни в чем не виноваты. Провести ночь с человеком, пусть даже по ложным причинам, это не преступление. Вы не обязаны хранить верность бывшему мужу. Отпустите наконец себя на свободу. Я вас не призываю к беспорядочным связям, но и казнить себя вам не за что. Живите. Мой вам совет – прежде всего позвоните матери и детям. Успокойте их, они же волнуются.

– Какая же я дура… – прошептала Этери.

– Перестаньте себя казнить, – повторила Софья Михайловна.

– Не знаю, как вас благодарить…

– Даже не начинайте. Я всего лишь делаю свою работу.

Этери поднялась из-за стола.

– Сейчас я только маме позвоню и выйду к гостям. Господи, мне уже скоро в Грузию ехать, у Сандрика тридцатого день рождения… А я еще даже подарок не купила. Хотя теперь, раз Рустема больше нет, наверно, можно их сюда вернуть, им больше ничего не грозит…

– Поговорите с Германом, – посоветовала Софья Михайловна. – Рустема больше нет, но те, на кого он работал, остались. И денег себе не вернули.

Этери пристально вгляделась в доброе старушечье лицо.

– Думаете, мне по-прежнему грозит опасность?

– Я же говорю: посоветуйтесь с Германом, – повторила Софья Михайловна. – Он в этих делах лучше разбирается.


К ужину Этери расчесала волосы с помощью Мадины, заплела их в косы. Она успела переговорить с матерью и с детьми, но обещала перезвонить и тогда уж решить, она ли поедет в Батуми, или они вернутся в Москву.

Она все еще была очень слаба, но бодрилась, старалась держаться как ни в чем не бывало.

– Спасибо, что приехала, – обратилась она к Кате. – Без тебя я бы так и не узнала, что Рустем мертв.

– Не просто мертв, – подтвердила Софья Михайловна. – «Форшманули волчару конкретно», как выражается мой внук.

Эти слова показались Этери безумно смешными. Она засмеялась.

Она засмеялась и с ужасом поняла, что не может остановиться. Словно включили внутри какую-то смеховую машинку, а как ее выключить – неизвестно. Этери видела смущенные и испуганные лица гостей, но они плыли перед ней, как в тумане. Она все смеялась и смеялась…

– Что это? Что с ней? – донесся до нее Катин голос.

– Это истерика, – ответила Софья Михайловна. – Воды, быстро!

Кто-то подал старой женщине стакан воды, она швырнула эту воду в лицо Этери. Этери захлебнулась, закашлялась… Катя двигалась тяжело, Кенни первым вскочил и подбежал к Этери. Похлопал ее по спине, помог утереть салфеткой мокрое лицо…

– Простите, – заговорила Этери, придя в себя. – Мне так неловко…

Все принялись дружно ее уверять, что никакой неловкости нет, но она видела, что гости поглядывают на нее с опаской.

– Со мной никогда такого раньше не было, – принялась она оправдываться. – Даже не понимаю, что на меня нашло…

– Ничего страшного, – успокоила ее Софья Михайловна. – В вашем состоянии это вполне понятно.

– Мне правда ужасно неловко, – повторила Этери.

– Давай мы в другой раз заедем, – предложила Катя.

– Нет, мне надо посоветоваться. Сейчас, я только… только переоденусь. Не хочется в мокром сидеть.

– Давайте я помогу. – Кенни обхватил ее поперек спины и увел в спальню. Катя, тяжело ступая, пришла за ними следом.

– Теперь я, – улыбнулась она Кенни. – Я справлюсь.

– Если что – зовите, – кивнул ей Кенни и скрылся.

Этери бессильно опустилась на край кровати. Практически рухнула.

– Фира, может, тебе вправду прилечь? – нерешительно спросила Катя.

– Ты не понимаешь, – покачала головой Этери. – Я не имею права… Скоро дети вернутся, я права не имею на истерики, обмороки, нервные срывы… Я должна держаться.

– Все будет хорошо, – успокоила ее Катя. – Все пройдет.

Этери наскоро вытерлась полотенцем и переоделась в сухое.

– Герман, – начала она, вернувшись в столовую, – мне надо посоветоваться. Не хочется начинать об этом за столом, но мне нужно знать. Я могу считать себя свободной от Адырханова? Или надо мной еще висит топор? Мне Леван говорил, что это не его деньги. В смысле, не Адырханова.

– А Леван в курсе дел Адырханова? – изумилась Катя.

– Да, Адырханов прислал парламентера, – мрачно подтвердила Этери. – Чтобы я по-хорошему сказала, где его жена прячется.

Катя не стала больше ни о чем спрашивать, хотя ее поражало, как мог Леван участвовать в таком грязном деле.

– Он считал, что для меня старается, мне хочет помочь, – ответила Этери на невысказанный вопрос подруги. И тут же ощутила вспышку бешенства. – Но он считает нормальным угрожать женщине, ее детям – при том, что ему эти дети тоже не чужие! – и вообще пускаться во все тяжкие ради денег. Деньги-то большие, да к тому же Рустем только распорядитель, а не владелец. Вот я и хочу понять, чего мне теперь ждать.

И Этери вопросительно взглянула на Германа.

– Я думаю, ты можешь дышать свободно, – спокойно и веско заговорил Герман. – Хозяин денег их уже списал вместе с Адырхановым. Я думаю, он и деталей-то не знает про жену и прочее: не царское это дело. Просто был у него канал перекачки средств, и этот канал забарахлил. Рустем долго кормил его «завтраками», и он какое-то время терпел, ждал, потому что канал – не единственный. Но в конце концов ему надоело ждать, и он канал закрыл. А деньги… Для него это некритично: он знает, где еще взять.

– Простите, о ком вы говорите? – спросил Кенни.

– Лучше вам этого не знать, – серьезно ответил Герман. – Не хочу показаться невежливым, но это тот самый случай, когда меньше знаешь – лучше спишь. Давайте поговорим о другом. Фира, я тут для твоего парня одну штуку в сети присмотрел. Думаю, ему понравится. Я тебе кину ссылку, хорошо? Могу прямо сейчас, с мобильного.

– Давай. Спасибо.

Проводив гостей, Этери первым долгом перезвонила матери в Батуми и договорилась, что они вернутся на будущей неделе, перед днем рождения Сандрика. Потом, перейдя по ссылке, поглядела, что предложил ей Герман для подарка сыну, и сразу оформила заказ.

Она очень устала и решила все остальные дела отложить на завтра.


За ночь сил у нее не больно-то прибавилось, но Этери с утра окунулась в прежнюю жизнь, не давая себе поблажек. Она начала день, как обычно начинают его деловые люди: села за компьютер, вышла в Интернет…

Первым долгом накинулась на новости. Смерть Адырханова все еще занимала первые строчки в новостных лентах. Он подорвался на радиоуправляемом фугасе и погиб вместе со всей охраной, хотя ехал на бронированной машине. «Форшманули волчару конкретно». У Этери эта фраза уже не вызвала такой истерической реакции, как накануне. Вот и слава богу.

Давно уже в Чечне не было столь крупномасштабных терактов! Электронная пресса обсасывала происшествие со всех сторон. Местная власть возложила вину на «лесных шайтанов», еще не до конца ею истребленных, но и дорогого покойника не пощадила: о нем отзывались как об алкоголике и наркомане, растерявшем былую деловую хватку.

О ней самой, о гонке по Киевскому шоссе тоже много писали, строили невероятные догадки по поводу ее связи с Адырхановым. Наверняка за воротами опять, как прошлой осенью, дежурят репортеры. А она все проспала. Ну и черт с ними, не так это интересно.

Странное дело, думала Этери. Она, безусловно, причастна к смерти Адырханова, но никакой вины за собой не чувствует. Он сам во всем виноват. Пусть о нем скорбят близкие, мать и сестры, которых Ульяна живописала так, что их тоже не жалко. А она, Этери, больше не потратит на них ни секунды.

Она загрузила другую базу и разузнала все, что могла, о Савве Цыганкове. Родители живы и все еще женаты друг на друге, что для нынешних времен нехарактерно. Сам Савва разведен, у бывшей жены остался от него сын. Никушкин ровесник. Жена снова вышла замуж, все вроде бы благополучно, но Этери на этом не успокоилась. Позвонила Вере Нелюбиной.