Наталья Миронова - В ожидании Айвенго

– Я никогда не привыкну к правому рулю, – призналась Этери. – И кто это придумал?

– England should be England, – повторил Айвен максиму своей бабушки. – Вот мы, когда выезжаем в Европу, сразу приноравливаемся к вашим дурацким правилам.

– Могли бы ввести левый руль и не мучиться. И других не мучить. Я заметила, у тебя над раковиной в ванной два крана раздельных – горячий и холодный. Тоже дань традиции?

– Это я оставил в память о бабушке, – смутился Айвен. – Могу переделать.

– Да ладно, пусть останется память о бабушке. А овсянку по утрам ешь?

– Нет, – Айвен покачал головой, – предпочитаю яйца с беконом.

Дорога заняла около трех часов, они еще остановились в Бристоле перекусить, но Этери не чувствовала себя усталой. С Айвеном ей было спокойно и надежно.

Но когда миновали Барнстэпл, капризная английская природа совершила очередной вольт. Жизнерадостный и дружелюбный пейзаж померк, небо нахмурилось, и замок Уинкли, как и приличествовало старинному замку, появился перед ними на фоне грозовых туч, освещенный с левого боку солнцем, ныряющим, как самоубийца, вниз головой в Атлантику.

Подобно тучам он был сер и мрачен. Толстые стены, укрепленные мощными контрфорсами, щетинились зубчатыми парапетами и зияли навесными бойницами – машикулями. Из-за стен виднелись такие же серые и зубчатые верхушки башен. Но ров был засыпан, подъемный каменный мост опущен и врыт в землю. Айвен подъехал по нему к решетчатым воротам и включил пульт дистанционного управления. По сигналу они эффектно поднялись. Тоже как нож гильотины, пришло в голову Этери, когда они столь же эффектно опустились за задним бампером «Астон Мартина».

Сам замок представлял собой нагромождение построек разных эпох. Западная четырехугольная башня, увенчанная зубчатым парапетом и четырехугольными же зубчатыми башенками на каждом из углов, как и круглая восточная башня, несли отчетливые признаки романского стиля, а вот зажатое между ними основное здание явно отдавало готикой. Оно начиналось от восточной башни единым длинным корпусом под острой двускатной крышей, повернутой боком к зрителю, однако, не дойдя до западной башни, прерывалось тремя хорошенькими, пожалуй, даже кокетливыми сблокированными домиками, каждый со своим входом, каждый под отдельной крышей, тоже двускатной, но развернутой фасадом к зрителю. Казалось, длинный корпус поперхнулся и закашлялся этими тремя домиками. Однако – Этери это видела даже в стремительно угасающем свете дня – все здания были построены впритык друг к другу как единое целое.

«Представляю, какие там, внутри, переходы», – подумала она.

– Нам сюда, – прервал ее размышления Айвен.

Пока она любовалась замком, он успел выгрузить из машины вещи и выпустить кота. Знакомый с распорядком Феллини взобрался ему на плечо.

Этери хотела отнять у него свою сумку: все-таки Айвен нес и кота, и собственные вещи.

– Я сама, она на колесах! Феллини такой огромный…

Он покачал головой:

– Я донесу. – Перехватывая сумку друг у друга, они подошли к западной башне. – Семья живет здесь.

Этери казалось, что было бы разумнее поселить семейство в одном из трех небольших готических корпусов, но, похоже, хозяевам было виднее.

Дверь открыла крупная рыжеволосая женщина лет пятидесяти. Этери решила было, что это прислуга, но Айвен сказал:

– Здравствуй, Глэдис. Познакомься, это леди Этери Элиава.

Глэдис внешне напоминала Сару Фергюсон, герцогиню Йоркскую: светло-рыжие волосы, массивная, ширококостная фигура, простоватое деревенское лицо. Этери мысленно окрестила ее «Ферги».

– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась Этери.

– Здравствуйте. Я покажу вам вашу комнату. Сюда, пожалуйста.

Холл был огромен и холоден, как склеп. При скудном освещении потолок терялся где-то в вышине, но было видно, как при каждом выдохе изо рта вылетает облачко пара.

Они миновали арочный проем в глубине холла, поднялись по крутейшей каменной лестнице, и перед ними открылся зев коридора, совсем уж скупо освещенного. Глэдис остановилась возле одной из дверей.

– Вот ваша комната.

– Нет, это никуда не годится, – вмешался Айвен. – Здесь нет камина! Глэдис, что с тобой? Этери – моя гостья. Хочешь ее заморозить?

Глэдис держалась вежливо, но Этери с порога поняла, что не осчастливила герцогиню Фарнсдейл своим приездом.

– Ничего, Айвен, мне и здесь будет неплохо… – начала она.

– Идем в мою комнату, – не слушая ее, продолжал Айвен, – там есть камин.

– Не стоит. Это же на одну ночь, верно?

– Я не хочу, чтоб ты замерзла и простудилась.

– Я обогреватель принесла, – угрюмо сообщила Глэдис.

– И где он, этот обогреватель? Почему не включила?

– Мы экономим электричество.

– За электричество плачу я. Включай немедленно.

Глэдис неохотно повиновалась, но сочла нужным оставить последнее слово за собой:

– Мы же идем обедать!

– Ничего, пусть комната пока прогреется, – настоял Айвен.

– Я живу здесь круглый год и ничего, не жалуюсь, – проворчала Глэдис. – Вот, я включила. – Распрямившись, она обратилась напрямую к Этери: – Обед в восемь. Столовая на первом этаже за поворотом направо. Я вам принесла воды – умыться. Ванная, если понадобится, в конце коридора. Тут у нас не гостиница, комнат с ванными нет. Да, у нас принято переодеваться к обеду.

Сама Глэдис была в вельветовых брюках, заправленных в домашние замшевые сапожки, в замшевой безрукавке на меху поверх толстого свитера, из-под которого выглядывало еще что-то теплое.

– Не волнуйтесь, я не ем рыбу с ножа. – Этери хотела пошутить, но сама поняла, что шутка вышла несмешная. – Спасибо, Глэдис. – Она бросила взгляд на часы. – Мне стоит поторопиться. Не хочу опаздывать к обеду.

– Моя комната рядом, если что, – сказал Айвен и вышел.

Феллини последовал за ним.

Этери быстро распаковала вещи и выбрала то, чего еще ни разу не надевала: то самое платье-тунику, купленное год назад в бутике Нины Нестеровой на Делегатской улице. Какое-то наитие надоумило ее бросить эту немнущуюся вещь в саквояж перед поездкой в Англию.

Она воспользовалась удобствами в конце коридора, убедилась, что и здесь два раздельных крана – для холодной и для горячей воды – смотрят в разные стороны. Вода в кувшине, которую Глэдис – дурацкое имя! – принесла ей в комнату вместе с керамическим, расписанным цветками татарника тазом, была холодной, поэтому Этери намочила губку горячей водой, обтерлась с дороги в ванной и вернулась в комнату.

Следовало поторапливаться, опаздывать не годится. Она обтерла лицо влажной салфеткой, наложила макияж, волосы заплела в две косы и перебросила на грудь. Натянула наряд, надела драгоценности, всунула ноги в туфли, и тут раздался стук в дверь. Этери открыла: Айвен и жмущийся у его ног Феллини.

– Потрясающий прикид. Так у вас говорят? Прикид? – уточнил Айвен.

– Да, – подтвердила Этери. – Точная копия вашего «getup».

«Гетап», он же прикид, представлял собой двуцветную бархатную тунику. Рукава с заходом на плечо до самой шеи были темно-зеленые, а туловище – темно-фиолетовое. Под бархатным ворсом тускло просвечивало золото основы. Этот прикид, едва прикрывающий попку и сидящий на ней, как вторая кожа, Этери натянула поверх черных велюровых лосин, а под него поддела тонкое термическое белье, чтобы и вправду не околеть.

Змейка с изумрудами и сапфирами, как и в день знакомства, обвивала ее четвертый палец, в ушах тоже светились изумруды, а на груди горела так полюбившаяся Айвену брошь «Южный Крест».

– Не слишком смело?

– Я люблю смелых девушек. У тебя шаль есть? Накинь, там холодно.

Этери накинула меховой палантин, Айвен шутливо предложил ей округленную крендельком руку, она просунула в нее свою, и они отправились вниз, в столовую. Феллини прокладывал дорогу.

Парадная столовая находилась не за одним, а за двумя поворотами коридора направо. За узкими стрельчатыми окнами-бойницами царила тьма. Хотя стены были увешаны теряющимися в скудном освещении гобеленами, а в громадном камине пылал огонь, от этого было нисколько не легче. Когда Айвен отодвинул для нее стул с высокой спинкой, вытесанный, казалось, из железного дерева, настолько он был тяжел, Этери села, и с одного боку ей стало жарко, а с другого – холодно. Что ж, не гостиница. Парового отопления нет.

Но Этери была так заинтригована, что решила потерпеть. Ей хотелось наконец-то увидеть герцога Фарнсдейла. И вот он появился. «Бойся желаний, – вспомнила Этери, – они могут исполниться». Глэдис, переодевшаяся в золотисто-бежевое шерстяное платье рыхлой вязки, вкатила мужа в столовую в инвалидном кресле.

Ему, как потом выяснилось, было сорок семь лет, а на вид – все семьдесят. Раздувшееся от неподвижности тело, отечное, словно залитое воском лицо, обритая наголо голова, мечтательно-томный взгляд идиота. Он дышал через трубку, над спинкой кресла торчал штатив капельницы. Сказать такому человеку «здравствуйте» было бы издевательством.

– Д-добрый вечер, – сдавленно пробормотала Этери.

Он не услышал. Даже не повел взглядом в ее сторону. Зачем его привезли в эту холодную залу? Есть самостоятельно он не может, это же видно! Похоже, домашние соблюдали некий ритуал, не спрашивая мнения больного. Глэдис подкатила его к длинному столу, освещенному свечами в шандалах, и остановила кресло перед одним из приборов напротив Этери.

С боем часов в столовой появилась вдовствующая герцогиня. Глубокая старуха аскетического вида, разумеется, в черном. На ее тощей шее, в ушах и на пальцах сверкали бриллианты, черная тафта платья переливалось в сполохах огня. Этери тут же вспомнила старую графиню из пушкинской «Пиковой дамы». Айвен и ей отодвинул стул, а когда она села, расправив складки платья, представил друг другу хозяйку и гостью:

– Леди Бетти Леннокс-Дэйрбридж, леди Этери Элиава.

Леди Бетти величественно наклонила голову, а Этери еле подавила смешок. Знали бы они, что у нее собака – Леди!