Мария Зайцева - В плену Гора

Однако, одного ее тихого «не смейте» хватило, чтоб все встало на свои места. И мир вернулся к исходникам.

Где она – беспомощная жертва, а я – циничный и наглый ублюдок.

Целуя ее дрожащие губы, упиваясь уже знакомым медовым вкусом с новыми острыми нотками паники, я думал, что, пожалуй, иногда очень даже круто побыть ублюдком. По крайней мере, это нереально вкусно и ослепительно в своей порочности и неправильности.

Кошка, наверно, думала так же. Потому что отвечала.

И губы ее были нежными и податливыми. А еще – неопытными. И последнее мелькнуло странностью в голове. Мозг, привыкший анализировать все и всех, отметил диссонанс.

И то, что надо прояснить моменты некоторые, прежде чем…

Но тут она выпростала кулачки… И обняла меня за шею. Прильнула к голой груди, и сразу стало понятно, уже по упершимся в меня острым соскам, что она не против продолжения.

Что очень даже за.

Я провел ладонями по тонкой талии, окончательно высвобождая кошку из кокона покрывала, положил руки на ягодицы, прикрытые моей футболкой. И больше ничем. И вот кто сказал, что нельзя возбудиться еще больше? Можно, еще как можно.

Кошка со стоном закинула одну ногу мне на талию, я помог, перехватил, задирая повыше, не прекращая целовать уже не губы, а нежную кожу шеи, несдержанно, оставляя следы, но мне было плевать сейчас.

Слишком сладко. И женщина слишком правильная в моих лапах. Так гнется, так стонет, так течет.

Это я уже тоже успел проверить.

Нырнул под футболку, провел пальцами по промежности, потер. Кошка судорожно выдохнула, потом тихо застонала и нетерпеливо ерзнула по моей руке.

Ох, черт…

- Хочешь меня, Кошка? – я не мог не спросить. Хотя понимал, что хочет. По ее поведению понимал.

Но все же она сказала «не смей» перед поцелуем.

А я привык получать осознанную реакцию.

Она только застонала громче, еще раз, уже настойчивей ерзнув по пальцам, даже чуть насаживаясь на них.

Это можно было счесть за «да». Наверно.

- Поцелуй, пожалуйста… - тихо попросила она, прижимаясь своими теплыми губами к груди, - пожалуйста…

Я подхватил ее под ягодицы и посадил себе на талию, ощутив голой кожей живота ее влагу. Ох, е-мое…

Надо хотя бы до кровати дойти. Хотя, и тут можно. А потом – уже и в кровати…

Кошка обняла меня за шею, наши глаза оказались на одном уровне. И она выдохнула прямо в губы жалобным упрашивающим стоном:

- Хочу хоть раз… Кого сама хочу…

А я остановился еще до того момента, как осознал смысл ее слов.

Потому что в глазах дикой , всегда шипящей Кошки стояли слезы.

Что вы знаете о ненависти?

Я – много чего. Прежде всего то, что ненависть бывает многогранной. Сложносоставляемой.

Есть чистая, как слеза, ненависть к суке-судьбе, забравшей мою семью. Моих родителей. Эта ненависть кристалльна. Потому что далека. Она существует, ты ничего не можешь с ней поделать. Ничего изменить. Просто так случилось. Просто так произошло.

Вроде как случайность. Бывает всякое на дороге. Бывает, что даже рамный внедорожник, огромный Лексус, ломается от удара фуры, как спичечный коробок. И летит, несколько раз переворачиваясь. И во всем этом лично для меня был один плюс. Отец умер сразу. Ему не было больно. Наверно. А мать отключилась после удара головой. Да так и не оправилась. Она не помнит этого момента. И нас с Максиком тоже не помнит. И, если первое хорошо, то второе плохо.

А потому я ненавижу эту зимнюю дорогу, пропавшего бесследно водителя фуры… Но не остро. Уже нет. Этот кристалл навсегда останется в памяти. Как данность, символ того, что есть вещи, которые не изменить.

Ненависть может быть душной. Обволакивающей. Такой мерзкой, что тонешь в ней, не в силах пошевелить ни рукой , ни ногой. Ровно до того момента, пока не придется… Либо защищать себя, либо умирать.

Я и то, и другое делала. И я знаю, что буду испытывать, когда воткну заточку в горло Старику. Именно эту душную ненависть. Потную и вонючую. И нет, рука у меня не дрогнет. Потом , конечно, придется долго отмываться, сдирать с себя кожу, пропахшую этой гадостью.

Мне, честно говоря, до сих пор иногда кажется, что я пахну все этим дерьмом. Мойся, отшлифовывай себя до боли, сиди в ванне несколько часов. Не поможет. Я знаю. Я так делала. А еще я знаю, когда избавлюсь окончательно от этого, когда перестану быть грязной.

Вот именно тогда. Да.

Лучше кровью пахнуть, чем гнилью.

А есть ненависть яркая. Горячая. Жгучая. Она не дает дышать. Она сводит с ума. Она заставляет… Терпеть. Выжидать. Это не значит, что угасает, нихера!

Это значит, что аккумулируется. И потом рванет. Обязательно. И один мерзкий, нахальный, грубый подполковник сполна ощутит на себе, что значит… Что значит так поступать со мной!

Каменный он?

Да смешно!

Нихера не каменный!

Дурак он! Просто дурак!

Нет, конечно, и я дура. Тут без вариантов.

Вела себя по овечьи, чего удивляться, что приняли за овцу?

Сначала испугалась, понеслась куда-то, идиотки кусок! Погибнуть могла! А мне рано еще! Рано! У меня есть дела.

И, после недавнего происшествия с выродком Росянским, они стали еще более отчетливыми.

Это Максик может позволить себе в Робин Гуда поиграть. Я – нет. У меня другая роль. Хорошо, что определилась с ней более-менее четко. Жаль, что долгих пять лет ждала.

В принципе, эта встряска мне по делу.

Стремно только, что оказалась подполу обязанной. Спас все-таки. А потом… Потом не повел себя по-скотски. А мог.

Это теперь я уже осознала, что все , произошедшее в той большущей бочке, одуряюще пахнущей смолой и пихтой, не было сном. Что я реально приставала к нему, гладила и позволяла себя целовать.

Короче говоря, вела себя , как озабоченная дура. Овца.

Хуже было только дальнейшее поведение.

Когда начала на него вешаться в гостиной. Сама. Опять сама.

Да что происходит-то такое со мной?

Честно говоря, была уверена, что эта сторона жизни не интересна от слова «абсолютно». С моим опытом такое не удивительно нисколько. Ладно, хоть от мужиков не шарахалась.

Но чтоб сама, САМА! Полезла с поцелуями, упрашиваниями к мужику… Да еще и к кому! К каменному подполу!

Рехнулась, не иначе. От переохлаждения и перепада температур головой повредилась.

Но это ладно. Ладно. Самое главное в другом.

Главный вопрос, который меня мучил уже полчаса , прямо вот с той минуты, когда проснулась в незнакомой спальне, на незнакомой кровати. Одна. С четкой картинкой произошедшего в голове. Без каких-либо лакун и прочей потери памяти, которой могут грешить томные нежные девы…

Прям с восстановлением по минутам всех событий…

Последовательно испытывая сначала страх, потом ненависть, потом жгучий стыд, потом… Сука, почему-то возбуждение, особенно, когда глаза подпола вспомнились, лапы его каменные на талии и хриплый вопрос: «Хочешь меня, Кошка?»… Черт! Потом опять стыд, потом опять возбуждение… Ну а потом – вот она! Ненависть!

И теперь, внимание, вопрос!

Почему этот мерзкий, этот наглый, этот каменный сучара не трахнул меня? А?

Вот какой он после этого подполковник?

Если женщина просит! Почему не сделал того, чего я хотела?

Гад! Какой феерический каменный гад!

Я впервые в жизни, впервые!!! И, может, вообще больше никогда меня так не пропрет!

Я захотела близости от мужчины! Обычной, простой близости! Секса! С тем, кого я хочу! С тем, кто мне приятен! От кого не пахнет гнилью и затхлостью. От одного голоса которого поджимаются пальцы на ногах, дрожат колени и тупо ноет низ живота?

Да я даже не знала, что так бывает! Не знала!

И лучше бы не знала.

Потому что вспомнила, и опять…

Ненавижу. Господи, как я его ненавижу! Ну вот что ему стоило меня трахнуть? Сделать так, как я хочу? Может, я бы… Хотя бы поняла, как это бывает у нормальных людей? А не у таких эмоциональных инвалидов, как я?

Что стоило? Ну вот что? Стерся бы у него член?

Согласился бы… И , может, мне наутро не было бы так стыдно. И так плохо. И так больно.

Потому что сама попросила, сама повисла на нем…

И уже хотела. С удивлением и страхом понимая, что да. Хочу. И что именно этого несносного мужика, которого вообще не знаю, хочу.

И от него всего лишь требовалось продолжить начатое.

Но нет.

Каменный подпол, недвусмысленно упираясь в меня своим каменным стояком, размер которого, на самом деле, слегка пугал, аккуратно подхватил на руки и понес…

В эту комнату. Положил на кровать, навалился немного сверху, с трудом отводя взгляд от моих распахнутых приглашающе ног. Подышал тяжело в висок. И чуть ли не со стоном отжался на руках и встал.

Пошел к двери, избегая смотреть на меня, на входе прохрипел:

- Спокойной ночи.

И ушел!

Ушел!

Оставив меня, истерзанную, измученную им же, его губами жадными и руками каменными! В полном неудовлетворении и смятении.

Я села на кровати, оторопело уставилась на закрытую дверь.

Подождала, стыдливо поджав под себя ноги. Может, вернется?

Но нет. Где-то в глубине дома хлопнула дверь. Подпол то ли на улицу рванул, то ли куда-то в другое помещение.

Ужас от осознания ситуации навалился, и я зарыдала громко и страшно даже для самой себя.

Повалилась на кровать, закуталась в одеяло и плакала, плакала, плакала…

Так и уснула, в слезах.

И вот теперь, проснувшись, лихорадочно переживала заново все вчерашние состояния… И думала, что делать дальше, как себя вести.