– А жрать хочешь вкусно? Че тебе немцы-то плохого сделали? Ты спроси, что твои дружки жрут? Да помалкивай. И вообще, не нужно тебе с ними общаться. Особенно с Борькой Титовым. Батя его – командир красноперый. Дома больше сиди. Язык вон немецкий учи. Толку больше будет. Глядишь, пристрою куда! Значит так, Карпова Сережку и Чернова Антона знаешь с твоей школы?

– Ну, да, вроде, знаю, – не поднимая глаз, ответил Валера. «А кто их не знает. Еще те спортсмены! На классном часу приходили как-то рассказывали о том, как важно хорошо учиться, чтобы в будущем попасть в комсомол», – подумал про себя мальчик. Валерке отец строго-настрого запретил вступать в пионеры. А ослушаться его он не мог, так как отец мог по пьяни и руку поднять. Борька Титов, его лучший друг, не осуждал его. Он всегда говорил Валере, что дети не должны отвечать за проступки своих родителей, и всегда поддерживал друга. Отец Борькин очень часто писал письма с фронта, причем всегда была пара строк для сына. Валера очень любил читать эти письма. Борька тайком от матери приносил во двор, и они читали, как наши бьют немца и, несмотря ни на что, победа будет за Советским Союзом.

– Так вот, сегодня начнешь за ними следить. Давай поешь вон и вперед! Они возле комендатуры должны сегодня патрулировать. Через день Латышев лично будет с тебя спрашивать. Понял? – грозно сказал Михайлов и дал сыну легонькую затрещину.

– Понял, – пробубнил Валерка и, почесав затылок, принялся за еду. – А зачем следить-то? Они ж вроде как полицаи!

– Полицаи-то полицаи, но как бы не липовые это были полицаи! – занервничал Михайлов. – Мать, собери ему с собой что-нибудь поесть. Не забудь документ взять.

– Ладно, пойду я. До скольки следить-то?

– По обстановке смотри! Если вдруг что странное заметишь, все мотай на ус. Я тебе велик за это куплю, на следующей неделе, – сказал полицай, наливая второй стакан самогона.

– Ладно, а за велик сам обещал. Я тебя за язык не тянул! – сказал Валера и, взяв сверток с едой, пошел искать Чернова и Карпова.

Валерка вышел во двор. Борька подбежал к другу и сказал:

– Валер, ты куда? Мы ж в войну собрались поиграть!

– Да батя к тетке отправил. Вон пакетик отнести.

– Вкусно пахнет пакетик!

– Борь, пойдем в сторонку.

– Пойдем.

– Борь, ты пакет держи. Домой отнесешь. С мамкой поедите да с сестрой.

– А тетка как же? – спросил Боря, боясь, что Валера передумает.

– Да разберусь. Она не голодает. Ты бери, бери, домой отнеси сразу, а то пацаны увидят.

– Спасибо, Валер. А то Сонька постоянно у мамки есть просит. Пойду отнесу им, – поблагодарил друга Боря и довольный побежал домой.

А Валерка побежал к комендатуре искать объект слежки. Ему удалось быстро найти ребят. Они шли вместе с Галей Петровой по обе стороны и что-то горячо обсуждали. Несколько раз останавливались, Галка махала руками, как будто бы на что-то злилась. «Комсомольцы называются! Сами на немчуру работают, а нас призывали еще все для победы делать! Все для фронта! А сами вона как хвосты поджали! В полицаи подались! Чтоб им пусто было!» – размышлял про себя Валера. Мальчик так увлекся, что не заметил, как и близко подошел к объекту слежки. Краем уха Валерка услышал, что речь идет о партизанах. «Блин, вот я – дурень! Так вот зачем батя меня отправил следить за ними! Выходит, их подозревают в том, что они партизаны? Во дела!» – обрадовался про себя мальчишка.

– Чего тебе, малой? – спросил Антон Валерку, когда тот уж совсем оказался рядом с ними. – Иди куда шел.

– Да я и иду, – пробубнил Валерка и, пройдя немного вперед, спрятался за углом дома.

Чтобы не привлекать к себе внимания, мальчишка не подходил близко к молодым людям. Но фантазия, которая разыгралась в его голове, не давала ему покоя. Задание Михайлова-старшего, которое еще пару часов назад было для него в тягость, заинтересовало Валерку не на шутку. Он видел, как Галка вошла в общежитие железнодорожников, а ребята, видимо, остались дожидаться ее на улице. «Плохие вы солдаты – товарищи комсомольцы, скажу я вам! Даже не видите, что за вами следят!» – думал про себя Валерка и представлял себя в роли разведчика.

Галя нашла комнату Травкиной на втором этаже. Она постучалась. Дверь открыла девушка с малышом на руках. Ребенок капризничал. Настя выглядела очень бледной и уставшей.

– Анастасия, здравствуйте. Вы помните меня?

– Да, помню, – тихо сказала девушка.

– Настя, вы не против, если я войду? У меня к вам разговор.

– Входите, – пригласила девушка Галину и, выглянув в коридор, закрыла дверь.

Ребенок не унимался. Он обнимал мать за шею и плакал.

– Как зовут мальчика? – спросила Галка, оглядывая комнату.

– Петруша. В честь отца моего мужа.

– Значит, все-таки есть родственники?

– Думаю, что нет. В июне 1941 они поехали навестить дочку в Белоруссию. И до сих пор не вернулись. Я написала письмо. Но ответа до сих пор не было. Мужа забрали на фронт.

Комната была небольшая. Из мебели было только самое необходимое. На плите стояла небольшая кастрюлька, и та, по всей видимости, пустая. Скорей всего, малыш плакал от голода.

– Настя, у тебя нечего есть?

– Есть немного картошки и крупы, но это на завтра.

– Настя, ребенок плачет от голода?

– Да, – сказала девушка и заплакала.

– Как же ты жила все время? Сейчас, подожди минутку. Я спущусь к ребятам, скажу, чтобы принесли продуктов. А ты пока воду ставь греться. Я мигом.

Галка выбежала на улицу. Объяснила ребятам ситуацию и попросила сходить к Тасе и взять что-нибудь из продуктов на день-два. Антоха достал из кармана полицейской формы банку тушенки, припасенную на вечер, и сказал:

– Галка, возьми вон пока, отнеси. Нам Серегиной хватит. Да, Серый?

– Конечно, Антон.

– Спасибо вам, мальчики. Дуйте, а мы пока что-нибудь придумаем. Подниметесь в 22-ю комнату.

– Настя, смотри, что принесла. Давай малыша немного покорми, – крикнула Галка, влетев в комнату.

Настя уже немного успокоилась. И поставила вариться последнюю картошку. Галка открыла банку тушенки, выложила в тарелку и поставила перед матерью и сыном. Настя дала немного малышу. Тому, наверное, очень понравилась такая вкуснятина, и он сам потянул ручки к тарелке. Настя тоже начала кушать, стараясь не торопиться. Но по всему было видно, что девушка тоже очень голодная и торопится наесться. Немного утолив голод, Настя заговорила:

– Как жила? Да вот так и жила. Когда на заводе работала, так продукты получала, а маленького относила на день в детский дом. Я ж сама оттуда. Воспитательницы взялись помочь мне немного. Поэтому маленький кушал там. Да и много ему тогда не надо было. А детский дом эвакуировали. Стало тяжелее. Я здесь недалеко бабушке одной носила ребенка на день, так она и молочком его деревенским подпаивала и подкармливала. А месяц назад приболела моя бабушка, и в деревню ее родственники забрали. Еще, видимо, как могла, передавала нам продуктов немного, но сейчас уж недели две ничего не слышно о ней. Вот я последние запасы и растягиваю. Галя, грешным делом, я уже думала в этот немецкий дом пойти работать. Дите плачет, сил нет слушать. А в Германию боязно ехать. Слышала, что к советским людям там как к скотам относятся. Галя, может, ты дашь какой совет?

Настя зарыдала и кинулась на плечо к Галке. Малыш, видимо, наелся, поэтому сидел и играл на полу в какие-то игрушки.

– Настя, я к тебе за этим и пришла. Ты права. Тебе нельзя с таким крепышом в Германию ехать. Отберут немцы, и не будешь знать даже о судьбе сына.

– А офицер же сказал, что в детском саду будет ребенок!

– Ты не верь тому, что офицер сказал. Мало кто из их офицеров правду-то говорит. А малыша твоего бы использовали для переливания крови немецким солдатам или вообще бы на медицинские опыты пустили.

– Куда пустили? – шепотом спросила Настя и смотрела на Галку полными испуга глазами.

– Да, Настя! Вот истинное лицо немцев. Мы-то что в тылу? Делали снаряды да делали. А с настоящим лицом войны вот только сейчас и столкнулись, когда немцы пришли.

Настя молчала. Она ничего не могла и вымолвить. Она только смотрела то на Галку, то на сына. На этого ангелочка, которого могли лишить жизни. Галка уже немного испугалась, что вот так в лоб все и выдала девушке. Она была, может, на несколько лет старше ее. Сама еще, по сути, ребенок. Да еще и совершенно одинокий.

– Галя, что же мне делать? – с мольбой в глазах спросила Настя.

– Мы с ребятами тебя в лес хотим к партизанам отправить. Но вот надо подумать как? Боимся, что малыш раскричится на посту. Мы же не знаем, быстро они пройдут пост или их задержат!

– Галечка, спасибо тебе! – кинулась к ней Настя. – А пост он проедет. Мне только молоком его напоить! И он спать будет сытый часа три-два, – тараторила Травкина.

– Нет, Настенька, рисковать не будем, ни тобой, ни ребятами. Мне главное, что ты сейчас все знаешь. И будь наготове! Хорошо? Ребята в любой момент могут прийти и забрать вас с ребенком! Собери больше теплой одежды да одеял. В лесу будете жить. Да, и неизвестно сколько. Немцы здесь готовятся осесть основательно и надолго. А вот и Антон! Познакомься! – сказала Галя, увидев в дверях комнаты Антошку.

– Очень приятно. Настя, – смущенно сказала девушка, когда Антон протянул ей руку.

– Ну, что, Настя, не грусти. Держись! Вот ребята вам тут немного еды принесли. Через день-два уйдешь в лес, к нашим. Не переживай! Да, Петруха? – ободряюще сказала Галя и взяла мальчика на руки.

Малыш засмеялся. От этого звонкого детского смеха у всех присутствующих стало как-то теплее на душе. Еще две спасенные жизни! Малыш потянул руки к яркой повязке на рукаве Антона. Молодой человек смутился. Потом взял его на руки и сказал, потупив глаза: