– Мама, я есть хочу.

– Сейчас, мой хороший, сейчас покормлю.

Наталья достала из узелка сверток с едой и разложила перед мальчиком. Голос ребенка вывел Горячеву из этого шокового состояния. Вытирая слезы, женщина повернулась к мужу и, глядя в глаза, спросила:

– Боря, как это произошло?

– Расстреляли, Маш. Расстреляли Зину, – ответил трясущимся голосом Борис Моисеевич.

– Значит, долго боли не чувствовала. Для меня было бы намного больнее знать, что мой ребенок умер в мучениях. Ее похоронили, Борь?

Слезы душили Бориса Моисеевича. Он не мог говорить. Только мотнул головой.

– Хорошо. Когда немцев прогонят из города, мы ее обязательно навестим. Да, Борис? – тихо, без всяких эмоций сказала Мария Петровна, глядя куда-то вдаль, и обняла Сашку.

– Да, Машенька.

– А кого это вы тут привели? – спросила Горячева, убирая с распухшего от слез лица волосы, и направилась в сторону Натальи и ее сына, который уминал за обе щеки вареные яйца и картошку. – Как тебя зовут?

– Пашка, – ответил с набитым ртом мальчишка. – Тетя, ты не плачь! Мне дядя Леша сказал, что скоро придут наши и побьют всех, всех немцев, – продолжал мальчик и погладил женщину по руке.

– Конечно, Паша, придут! Куда они денутся! – сказала Горячева и ласково потрепала мальчика за волосы.

Тем временем Садовников с Горячевым допрашивали мужчин. По остаткам одежды они действительно были похожи на военнопленных. Документов никаких при себе не имели, так как бежали с поезда, который попал под бомбежку. Их везли в концлагерь в Германию, но началась бомбежка. И все, кто уцелел, кинулись в лес. Все четверо были рядовыми. По лесам ходили почти неделю. Увидели на полянке женщину и мальчика. Не ожидали, что у них будет оружие, и без всякого страха вышли в надежде разжиться какой-нибудь едой. А обернулось все тем, что их взяли под прицел и держали на мушке битых три часа, до выяснения личностей.

– Боря, можно тебя на минутку, – отозвал в сторону Садовников Горячева.

– Да, Алексей.

– Борь, давай так. У нас тут, вроде, что-то наподобие отряда собирается. Командир должен быть один. Предлагаю руководить отрядом тебе.

– Леш, послушай, я сейчас не готов, – отмахнулся Горячев.

– Боря, как раз и готов! У тебя опыта гораздо больше! Появится кто со званием, так нет вопросов, Борь. Так что давай, не дури головы. Так и переболит быстрее все.

– Ладно, Леш! Раз так, то пошли к мужикам. Вроде правду говорят. На уголовников уж точно не похожи, – сказал Горячев и направился к группе мужчин. – Значит так, товарищи! Зовут меня Борис Моисеевич Горячев. Предлагаю вам партизанить с нами, товарищи. Если согласны бить немца с нами, то оставайтесь. Если нет, то идите, держать не будем. И стрелять тоже не будем. Не имеем такого права. Но вот если попадетесь нам в полицейской форме, то не обессудьте. Собакам – собачья смерть! Большинством голосов, а их совсем немного, командиром отряда буду я. Что скажете, товарищи?

– Так что и говорить? Остаемся! И дело с концом! Искать линию фронта – все равно что опять к немцам загреметь в плен. А здесь, пожалуй, из леса немца и постреляем. А придут наши, так дальше служить пойдем! Верно, солдаты? – высказался мужчина, что постарше.

– Да, тут и думать нечего, мужики, – поддержал его еще солдат.

– Тогда так, товарищи! Сейчас накормим вас и подумаем заодно, как дальше действовать будем.

Горячева все поддержали. Женщины собрали поесть. Люди сели возле костра кружком. Ели молча. Солдаты наслаждались вкусом еды после недели бродяжничества по лесам. Садовников с Натальей сидели рядышком и комментировали Пашкины действия. Ребенок уже наелся и пытался найти себе развлечение. Мария Прохоровна сидела от всех поодаль и, обхватив руками колени, смотрела в одну точку.

– Машенька, иди поешь, – позвал Борис Моисеевич супругу.

– Боря, ты не переживай. Я в порядке. Немного попозже.

– Хорошо, Маш, тогда, может, достань пока в рюкзаке, в тулупе, машинку пишущую. Ребята раздобыли. Да бумагу.

– Хорошо, Боря.

Горячева отряхнулась и пошла к рюкзаку. Установила машинку на пенек и, немного повозившись с ней, застучала по клавишам. Через минут пятнадцать Мария Прохоровна выдернула лист из валиков и отдала Борису Моисеевичу в руки. Горячев пробежал глазами по строчкам, встал и начал читать вслух:

– Дорогие жители города! Товарищи! Красная Армия бьет немцев. Не верьте, что немцы скоро будут в Москве. Товарищ Сталин не допустит этого НИКОГДА! Бойцы Красной Армии сражаются под градом пуль за наши города, за наших детей и матерей. И придет скоро время, когда фашисты побегут с нашей земли, поджав хвост! Вот тогда у вас спросят: «А что вы сделали для победы, что вы сделали для Родины?» Поэтому бейте гадов, бейте фашистов! Гоните с нашей земли! Правда за нами! Это наша земля! Не дайте вашим детям гибнуть от рук фашистов, не дайте им жить в рабстве! Родина с вами, товарищи! Сталин с вами!

Закончив читать, Горячев поднял глаза. Его небольшой отряд слушал это обращение стоя. По глазам этих людей Горяев видел, что они не просто его слушали. Каждое слово они пропустили через себя. И каждый готов был действовать, согласно этой, первой листовке.


– Маша, молодец! Ты будешь ответственной за листовки. Люди должны знать, что они не брошены, что Красная Армия сражается за их освобождение. Вы согласны со мной, товарищи?

Горячева все поддержали. Даже маленький Пашка прыгал и кричал «ура». Горячев смотрел на эту маленькую кучку людей, за которую он взял ответственность, и в душе его появилась радость, что они живы, что совместными усилиями они будут уничтожать врага, приближая день победы.

– Наталья, ну а ты с Пашей по кухне главной будешь. А там уж видно будет. Товарищи! – обратился Горячев к мужчинам. – А мне с вами надо посоветоваться.

– Слушаем тебя, Борис Моисеевич, – ответил Садовников, и бойцы присели опять возле костра.

– Товарищи, в связи с тем, что в нашем отряде есть женщины и дети, а число их будет расти, нам надо полностью их обезопасить. Сейчас немцы не знают о нашем существовании или, по крайней мере, не принимают нас всерьез. Это плюс. Но и бездействовать мы долго не можем. Нам нужна еда, оружие, одежда и т.д. Предлагаю строить два лагеря. Я из местных, да Алексей Иванович тоже. Мы про эти леса все знаем. Предлагаю детей и женщин расположить у болот. Сделать хорошие землянки. Место не комфортное, но я уверен, что немцы туда даже не сунутся. Зато наша слабая половина отряда будет в безопасности. И запасной лагерь сделать чуть ближе к городу. Товарищи, нас сейчас шестеро, но уверен, что выйдут на нас такие же бойцы, как и вы. Да и из города уже есть желающие уйти партизанить. Кто за мое предложение?

– Ты прав, Борис Моисеевич. Баб и детей надо подальше спрятать. Мужик, он еще все вынесет, и то не каждый. А их надо оградить. Когда нас в плен взяли, то на станции видел, как бабу молодую немцы били. Вся в крови лежит бедная, а дите малое чуть дальше ползает. А она лежит, смотрит, слезы текут, а сделать ничего не может. А потом, не знаю уж, за что они ее, ироды, так, но дите подползло к ней, а немец здоровый такой взял его за ручонку да об стену несколько раз. Женщина та поседела на глазах. Двигаться не могла она, видно, отбили ей все внутри звери. Только вот поседела и задышала сильно так, а потом и вовсе перестала. Ногами ее немцы пошевелили еще, и все. Так что прав ты. Всех не упрячем, но хоть чьи-то жизни спасем. Жизнь-то в детях вся наша, – угрюмо сказал один из пленных, Иван Улиев.

– Придет время, и ответят за все изверги немецкие, товарищи! А сейчас пойдем к болотам. Да и время не будем затягивать. У нас и инструмент имеется кое-какой. А завтра надо к деревне сходить. Может, пополнение будет у нас, – сказал Горячев, и, собрав небольшие пожитки, отряд тронулся в путь, к болотам.

************************************

Антон с Серегой добросовестно патрулировали в районе комендатуры под зорким глазом Валерки Михайлова. Ближе к одиннадцати вечера полицаи направились гулять по главной дороге. Через некоторое время на дороге показалась толпа людей, возвращавшихся с кирпичного завода в сопровождении полицаев и нескольких немецких солдат. Валера обратил внимание на то, что эта процессия очень заинтересовала полицаев. Проходя вдоль колонны, Серега и Антон, подав кому-то знак, вновь возвратились к комендатуре. Там они спрятались в кустах, сделали бутерброды, намазав тушенку на хлеб, перекусили. Потом, глянув на время, Сергей быстро зашагал от комендатуры, а Антон продолжал наматывать круги, кланяясь немецким солдатам.

Валерка пошел за Сергеем. На Зеленой улице полицай вошел в один из домов. Мальчишка прошмыгнул следом. Заглянув в пролет между лестницами, Серегу он увидел уже на крайнем этаже, и, судя по всему, тот лез на чердак. Валера пошел следом, тихонько приоткрыл чердачную дверь и стал прислушиваться. Потом в какое-то мгновение мальчик почувствовал, как чьи-то руки закрыли ему рот и затащили вовнутрь. Так же с закрытым ртом его проволокли почти по всему чердаку, потом затолкали в узкую щель, и перед его глазами возник Сергей. Он сидел за небольшим столиком. Помещение освещала свеча. Увидев гостей, Сергей вскочил и помог посадить горе-разведчика на самодельную табуретку.

– Слышь, ты, пацан. Я сейчас открою тебе рот, и ты без малейшего шума и крика расскажешь, что тебя сюда привело. Понял? – спросил его Аркадий Полевой, которого наконец-то узнал Валерка при тусклом свете свечки.

Мальчик кивнул, что все понял. Аркадий убрал руки. Валерка отдышался и сказал, глядя на ребят невинными глазами:

– А что говорить-то?

– Не морочь голову, парень. Что тебе здесь надо?

– Я следил за Антоном и Серегой, – сказал Валерка, опустив глаза.

– Не тяни кота за хвост. Говори зачем?