– Ты тоже, Настя. И этого шалуна тоже береги! – сказал мальчишка, отдал плачущего малыша маме, вскинул рюкзачок за спину и пошел, не оглядываясь, чтобы не показывать слез, которые крупными горошинами катились по его щекам.

– Пойдем, Настюша. Этот мальчишка сильный. Видать, полюбились вы ему с Петрухой. Ну, ничего. Еще свидитесь. А ты, Петька, хорош реветь! Тебе скоро новые знакомства в отряде заводить, – пытался как можно веселее сказать Алексей Иванович.

Через несколько минут партизаны скрылись в лесной чаще. А Валера чем ближе подходил к посту, тем страшнее ему становилось за то, что немцы проверят рюкзак. Мальчик подошел к шлагбауму. Немцев не было видно. «Небось, жрут. Похоже, что времечко обедать», – подумал Валера. Он стоял и ждал, чтобы показаться законопослушным гражданином. Увидев парня из окна караулки, к нему вышел немец с набитым ртом. Следом вышел начальник караула, который утром проверял документы.

– А это ты? Мальчик, который любит гостинцы! О, сколько тебе дали! Может, поделишься?

Немцы хохотали над Валерой, а он стоял и твердил, что ему надо домой в город, и молящими глазами смотрел на главного фрица, который понимал русский язык.

– Курт, дай ему конфет и пропусти! – сказал начальник солдату и вернулся в караулку для продолжения обеда.

– Иди, иди, – сказал солдат Валерке и протянул несколько конфет.

Из караулки послышался громкий хохот. «Вот придурки! Нашли, над чем смеяться. Это мы теперь над вами посмеемся, когда вы листовочки наши прочитаете!» – ликовал в душе мальчишка.

************************************

Горячев и солдаты из отряда нашли хорошее место для засады и ждали, когда появятся полицаи. К обеду они услышали с дороги шум. Вскоре появились лошади. Две подводы и четыре полицая.

– Ну, что, товарищи, приготовьтесь. Степан и Иван, берите на себя первую подводу, мы с Володей вторую. Пусть проедут немного. Вдруг сзади охрана какая?

– Да какая там охрана. Смотри, как вальяжно едут. Предатели хреновы! Щас мы вам покажем, – ругался Иван.

Когда подводы подъехали ближе, Горячев разглядел Антона с Серегой.

– Без моей команды не стрелять. Во второй подводе свои. Так. Иван, Степа, быстро пройти вперед. Мы с Вовой отвлекем их, а вы сзади вырубите по башке двоих с первой подводы. Быстрее, а то упустим. Здесь место что надо.

Иван, видно, бывалый солдат, быстро сообразил, в чем дело, и приступил к выполнению приказа. Они со Степаном пробежали немного вперед и затаились. Горячев с Володей выбежали с укрытия на дорогу.

– А ну стоять! Руки вверх! Стреляю без предупреждения! – громко крикнул Борис Моисеевич. – Не двигаться!

Полицаи послушно соскочили с подвод и с поднятыми руками предстали перед партизанами.

– Оружие на землю и аккуратно, ногой откинуть ко мне! – командовал Борис Моисеевич.

– Вот ты, значит, где прячешься, Горячев? Жив, значит! Не сдох? – нагло сказал Михайлов и сплюнул в сторону. – А немцы весь город перевернули, людей расстреляли. А ты, значит, в лесу прячешься. Шкуру свою спасаешь!

– Не тебе меня судить, а тем более о людях говорить, морда предательская! Сейчас власть на моей стороне. Могу сейчас убить. Могу людям на суд отдать.

– Да, можешь убить меня, Горячев! Плакать не стану. Ненавидел большевиков и буду ненавидеть еще больше. Все равно немцы возьмут тебя и твоих щенков.

– Ты можешь говорить все, что хочешь. Мне за Родину умирать не страшно. Но до этого я собираюсь перебить как можно больше фашистов и таких предателей, как вы! А вы-то куда, молодежь! Иль тоже сладких харчей с немецкого стола захотелось покушать? – спросил Горячев Антона с Сергеем, подойдя ближе.

Ребята опустили головы и промолчали. Михайлов оглядывался в поисках выхода из создавшейся ситуации. В это время Иван со Степой тихонько подошли сзади и огрели по голове прикладами автоматов Михайлова и его приятеля Сашку Муравьева. Мужчины упали. Антон с Сергеем опустили руки и проверили пульс.

– Вроде живые, – сказал Сергей.

– Иван, Степа, быстро подводы в лес уводите с дороги. Там в бутыли немного керосина. Побрызгайте ветки и привяжите сзади к подводам. Антон, раздевайте этих и сами. Живей! Надо сделать так, чтобы вы были вне подозрения. Вы нужны еще в городе. Давай, давай! И нательное снимай! Оставить только портки! – оперативно отдавал приказы Борис Моисеевич.

– Как скажете, Борис Моисеевич! Смотрите, вон тот, кажись, очнулся, – закричал шепотом Антон, показывая на Сашку.

Полицай, действительно, очнулся и открыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Володя подбежал и двинул его по голове еще раз. Муравьев потерял сознание.

– Володь, этого оставлять нельзя. Тащи его в лес. Там разберемся. Все, товарищи комсомольцы, поздравляю! Первую операцию выполнили удачно! Мы ложимся на дно, потому что искать будут. Михайлова убивать не буду, чтоб не создать проблем вам. Оставлю на другой раз эту гниду. Мы с Алексеем Ивановичем решили, что через дня три можно встретиться. Там и с лагерем порешаем. А теперь, товарищи, для правдоподобности мне придется и вам съездить по физиономии, чтоб каламбура не было. И этого еще разок, чтобы поспал подольше.

Через несколько минут Горячев догонял своих товарищей. Душа у него пела. «Все получилось! Люди воспринимают меня как командира. Воевать можно с такими! Будем бить фашистов маленькими партиями, но будем!» – думал про себя Горячев, осматривая местность, чтобы как можно тщательнее запутать следы. Намотав несколько восьмерок, в радиусе 150 метров, Горячев отвязал ветки с керосином, раскидал на этой же территории и повел группу в лагерь.

************************************

Первым очнулся Антон. «От души приложил Борис Моисеевич», – подумал молодой человек и немного приоткрыл глаза, чтобы оценить обстановку. Серега лежал поодаль, рядом с Михайловым.

– Серега, – прошептал Антон.

Сергей не отвечал. Михайлов тоже не шевелился. «Ладно, подожду, пока гнида фашистская очухается, – подумал Антон. – Настя с Петькой, наверное, уже в отряде. Надо будет как-нибудь попросить у Горячева разрешение навестить их», – думал Антон, вспоминая черты лица Насти. Девушка произвела впечатление на молодого человека. И только лишь неизвестность о ее муже не давала повода начать ухаживать за ней. «О! Кажись, кто-то зашевелился!» – подумал Антон, услышав шорохи.

– О-о-о! Голова! Ну, сучий потрох, Горячев, я тебя сам сгною, – простонал Михайлов, присаживаясь. – Мать честная! Неужто убил сопляков? Карпов, Чернов, мать вашу! Вставайте! – еле ворочая языком, сказал Михайлов и начал похлопывать Сергея по щекам.

Серега очнулся и, хватаясь за голову, пополз к своему товарищу. Минуту спустя все трое сидели на земле, держась за голову.

– Вот сука! Как еще трусы не снял! Убью сволочь! – ругался Михайлов. – Ну, что расселись? Идем в колхоз, туда ближе. А где Сашка-то?

– Пропал!

– Неужели с ними ушел? Вот падла большевистская! Выходит, что это он навел!

Со стороны троица представляла собой комическое зрелище. Немцы, увидев их возле конторы, подняли страшный гогот. На смех выскочил староста. При виде полуголых полицаев, развел руками и сказал:

– Мать честная! Что деется! Вы что мудями своими по деревне трясете? Баб пугаете!

– Сам ты мудями! Звони быстро в город! Партизаны напали! Подводы увели. Не пойму только, че нас не грохнули! Дай нам, что одеть! – бешено закричал Михайлов.

При слове партизаны немцы перестали смеяться. Староста пошел к аппарату и стал звонить в город. Полицаи вошли в контору. Староста послал за лейтенантом Фишером. Офицер вбежал в контору с перекошенным от злости лицом.

– Машину! Быстро! Всех солдат сюда! – кричал Фишер, выбежав на улицу. – Эй, вы с нами! – приказал он полицаям. – Покажите место!

– Конечно, конечно, господин офицер, – кланялся Михайлов, на ходу застегивая штаны, которые были явно не по размеру.

Немцы с двумя овчарками и полицаи загрузились в кузов и поехали на место нападения.

Солдаты пошли прочесывать лес. Фишер и полицаи остались на дороге. Михайлов пытался довести до немецкого офицера детали нападения. Через час прибыли еще два грузовика с солдатами, Кенинг, Шнайдер, Петерман и Латышев, который вновь начал допрашивать полицаев. Выслушав не один раз потерпевших, гестаповец повернулся к Альтману и язвительно сказал:

– Поздравляю вас, господин оберст! Вы допустили бегство коммуниста, который теперь будет сеять партизан в этих лесах. Вы не выполнили приказ фюрера. Не расстреляли коммунистов, а теперь мы в любой момент можем получить пулю в лоб, если не уничтожим партизан в зародыше.

– Они хотели сотрудничать с нами. Это было бы хорошим показателем для русских, чтобы переходить на сторону немецкой армии, – пытался оправдаться Кенинг.

– А теперь это показатель для перехода на сторону партизан. Господин оберст, впредь всеми политическими занимаюсь только я. Ваша задача – поднимать экономические показатели Германии. Вот и поднимайте, чтобы ускорить победу над большевиками.

– Не забывайтесь, господин Петерман, что я выше по званию.

– Я обязан доложить в рейх, – сказал Петерман, развернулся и направился к начальнику поискового отряда, выяснить, что удалось узнать о беглецах. – Зафиксировать показания полицаев и повесить семью предателя! На площади! Латышев, а вы утром представьте мне досье на каждого вашего сотрудника. Я сам хочу посмотреть, кому мы доверяем жизни наших солдат, – приказал напоследок эсэсовец.

Латышев, Кенинг, Шнайдер и полицаи поехали в город, где их несколько раз еще допрашивали в комендатуре и вызвали доктора для освидетельствования нанесенных телесных повреждений. Здание комендатуры полицаи покинули только вечером. Проходя по площади, Серега и Антон содрогнулись от увиденного. Прямо на площади на виселицах болтались тела семьи Муравьева: матери, сестры, жены и детей с табличками на груди, что так будут поступать с партизанами и их укрывателями.