Женщины подняли гвалт. Кто-то кинулся за ней, чтобы остановить. Кто-то полез на полицаев. Раздался выстрел. Все замолчали и застыли. Девушка остановилась. На ее спине расплывалось красное пятно крови. Она медленно повернулась назад, улыбнулась и, насколько могла громко говорить, сказала:

– Девочки! Прощайте! Не сдавайтесь! Не опускайте оружие! Боритесь, как можете!

Прогремел еще выстрел, и пленная упала на мост. Лейтенант с ефрейтором в сопровождении двух автоматчиков встали перед колонной.

– Так будет с каждым! – сказал лейтенант.

– А теперь, дамочки, всем равняйсь и полчаса без движения. Если кто-то хоть чуть-чуть сдвинется с места, офицер расстреляет лично! Думаю, что вы в этом убедились, – передал приказ Кривенко и пошел следом за немцами в караулку.

Женщины стояли на солнцепеке минут тридцать. Потом из караулки вышел Кривенко с лейтенантом и, улыбаясь, сообщил:

– Радуйтесь, дуры! Лейтенант в хорошем настроении, поэтому сейчас у вас будет возможность не только утолить жажду, но и принять ванны. Спускайтесь вниз, левее. Там, на открытом пространстве, даем вам пятнадцать минут на помывку. Кто вздумает улизнуть, расстреляем двадцать человек. Давайте, по двое, без резких движений, пользуйтесь благосклонностью офицера. А то воняет от вас, хоть нос затыкай!

В рядах женщин поднялся радостный гул. Они быстро спустились на берег речки и прямо в одежде бросились в воду. Утолив жажду, они начали раздеваться и как могли мыться, не обращая внимания на наглые улыбки солдат, полицаев и наставленные на них автоматы.

– Смотрите, девочки! Изверги слюни с моста пускают!

– Да какие! Ой, как бы не утонуть! – шутили женщины.

Прохладная речная вода придала сил этим хрупким на вид солдаткам. Кто-то из немцев бросил на берег кусок мыла. Одна из женщин, не стесняясь своей наготы, подобрала его и вернулась к прекрасным речным русалкам. Принимая во внимание ограничение по времени, девушки проворно передавали его из рук в руки, чтобы более-менее привести в порядок грязную одежду, в которой уже расплодились бельевые вши. Немцам нравилась эта живописная картина с полуобнаженными женщинами, и, если бы не проезжающая мимо машина, они так бы и стояли, открыв рты. Лейтенант выстрелил в воздух и приказал строиться на мосту. Женщины торопливо натягивали на себя мокрую одежду и одна за другой поднимались по натоптанной тропинке на мост. Одежда неприятно прилипала к телу, но это было ничто по сравнению с долгожданной свежестью, которую женщинам посчастливилось испытать за последние месяцы плена.

– Ну, дамочки, а теперь идем дальше! Хорошего понемногу! – скомандовал Кривенко.

Лейтенант сел в машину. Женщины выстроились в колонну по пять человек и продолжили путь в лагерь в сопровождении полицаев под громкий смех немцев, которые имели честь наблюдать за ними с моста. Немцы кидали в толпу сладости и дико смеялись над каждой попыткой женщин поймать щедрые дары.

– Смейтесь, твари! Придет время, и мы будем смеяться и отплясывать на ваших могилах! – со злостью прошипела Алла.

– Вы уж держитесь, женщины, – виновато сказал Антон. – Мы обязательно вас освободим. А вы, главное, не теряйте веры и надежды.

– Разве потеряешь их, когда рядом такие заступники! – оборачиваясь, с улыбкой сказала Алла. – Мы дождемся вас! Да, девочки?

Девушки поддержали Аллу. Оставшуюся дорогу до лагеря шли молча, чтобы не вызывать подозрений у оборачивающихся то и дело полицаев. Вдали показалось ограждение из колючей проволоки. У Сергея с Антоном сжималось сердце, что предстоит вынести этим женщинам, пока они устроят нападение на лагерь. Когда колонна подошла, лейтенант Ланге уже дал указания по поводу новой партии военнопленных. Немцы уже отгораживали небольшую часть территории для женщин. Офицер перебросился с Кривенко парой слов и уехал в сторону города.

– Так, доброго лейтенанта больше нет. Вы полностью в моем распоряжении. Сейчас все сели на землю и сидеть, пока вам загон не сделают. Кто попытается встать, сделает это в последний раз.

– Вот выродок-то! Как земля таких носит!

– Разговорчики прекратить! А то языки-то повырываю!

Женщины сели. Несмотря на то, что им удалось напиться воды, животы сводило от голода. Алле удалось сохранить продукты, которые им дали Сергей с Антоном. Но на всех бы этого не хватило, и женщина продолжала их прятать, чтобы не возникло саботажа.

– Хлопцы, давай по очереди в караулку. Перекусить надо. Чувствую, до вечера здесь провозимся.

– А этих будут кормить? – спросил Антон, указывая на пленных.

– А тебе-то что? Жалко, что ли? А зря! Дай любой из них вон винтовочку, так пристрелит, не задумываясь! – рявкнул Кривенко.

– А че мне их жалеть-то? – безразлично ответил Антон. – Если подохнут, то для кого тогда отгораживают территорию?

– А ты, парень, не волнуйся! Наше дело приказ выполнить, а дальше нас не касается! Пойдем лучше пожрем чего. У фрицев там стол ломится!

Через час сытые, довольные и подвыпившие полицаи с Кривенко подошли ближе к пленным.

– Ну, что, дамы, отдохнули? А теперь поработать придется! – прокричал полицай.

– А может, поесть дадите для начала? Как работать? Мы не ели уже несколько дней! – крикнула Алла.

– Поесть хотите? Извините, вы на довольствие сегодня не поставлены! С завтрашнего дня, королевы! – смеясь, ответил ей предатель. – А теперь по двадцать человек будете ходить в сопровождении солдат вон туда, подальше к лесу, и рыть огромную, огромную яму! На кого ткну, встали и пошли! Без разговоров! Лопат мало. Вон ведра еще возьмите и ручками, ручками, барышни, шевелите!

Кривенко отобрал двадцать человек и под конвоем отправил в указанное место.

– Афонасич, а че рыть-то баб отправили? – спросил Касьянов, глядя вслед пленным.

– Могилу, Васька!

– Кому?

– Может, даже себе! Дурья твоя башка! Пленным! Кого бог приберет! Они вон с леса каждый денек с трупами возвращаются. А ямки эти рыть, так места скоро не станет. А яму выкопают, будут наполнять смертничками да присыпать хлорной известью. Это называется экономией сил, места и времени.

– О как!

– Вот так! Ладно, иди выпей да закуси, пока я добрый! – сказал Кривенко, похлопывая по плечу Касьянова.

Полицаи меняли женщин по мере того, как они могли стоять на ногах. Отработавшим кидали немного хлеба и объедков. Ближе к вечеру из леса потянулись мужчины в сопровождении солдат и овчарок. Охранники практически закончили работу с переустройством лагеря. Для женщин сделали отдельный вход, чтобы они не пересекались с мужчинами. Фашисты загнали мужчин, поужинали, накормили собак, только потом разлили баланду пленным. Загнав женщин на свою территорию, немцы раздали им остатки баланды и объявили отбой.

Антон с Сергеем вернулись в город поздно вечером, полные решимости осуществить план по освобождению пленных.

************************************

Подъехав к дому, Галя молча несколько минут посидела в машине. Потом, взглянув на окна своей квартиры, она вышла из автомобиля и медленно стала подниматься наверх.

– Галя, я с тобой, – сказал Эрих и пошел следом.

Девушка ничего ему не отвечала. Она медленно поднималась по ступенькам, где-то в глубине души надеясь, что дверь откроет мама и начнет кормить ужином, расспрашивая о прошедшем дне. Галя скинула туфли, прошла в комнату, взяла в руки фотографии родителей и забралась с ногами на диван. Она гладила пальцем изображения любимых ей людей, а слезы крупными горошинами катились по ее щекам.

– Эрих, иди сюда. Посмотри, какие они у меня красивые! Когда я была маленькая, я помню, как они баловали меня. По выходным летом мы всегда вместе ходили в парк или на речку. А зимой отец выводил нас с мамой на пробежки на лыжах. Мама не очень любила лыжи, но отец всегда говорил: «Верочка, мы пример для нашей дочери. Сегодня тяжело, завтра будет легче!» И, действительно, с каждым разом у нас с мамой получалось все лучше и лучше. Папа… Папочка… У нас с ним невидимая сильная связь. Мы понимали друг друга с полуслова. С ним я могла поделиться самым сокровенным. Он меня всегда понимал. Эрих, мне так неуютно, так холодно. Почему так холодно?

– Галя, я сейчас сделаю горячий чай. Подожди.

Молодой человек накинул на плечи девушки плед и пошел на кухню приготовить горячий напиток. Галя укуталась в плед и продолжала неотрывно разглядывать фотографию родителей. Эрих поставил греться чайник и вернулся в комнату. Поставил стул перед Галей и взял ее холодные руки в свои. Девушка была настолько подавлена смертью своих родных, что даже не сопротивлялась его прикосновениям.

– Галя, я почти не знал их, но мне они показались очень хорошими людьми. А для своего отца ты была чем-то особенным. Я видел его глаза перед смертью. Он думал только о тебе.

– Эрих, если ты думаешь, что обязан выполнить его последнюю просьбу, взяв заботу обо мне, то не стоит. Я никогда не смогу иметь отношения с людьми, которые причастны к смерти моих родителей.

– Галя, ты сейчас не готова к этому разговору. Не то время и обстоятельства. Мы вернемся к нему, но позже. А сейчас я принесу тебе чай, и ты расскажешь мне об этих дорогих тебе людях, которых я так толком и не узнал.

– Тебе, правда, это интересно?

– Мне интересно все, что напрямую связано с тобой. А с твоим отцом мы бы точно нашли общий язык.

– Я думаю, папа мог со всеми найти точку соприкосновения. Он такой человек.

Эрих заварил свежего чаю на кухне и вернулся к Галине. Выпив чаю, девушка показала Эриху все семейные фотографии и до самого утра рассказывала ему про родителей, про свое детство. В своих рассказах она, наверное, вспомнила все подробности их жизни, чтобы навсегда сохранить в своей памяти. Заснула Галя под утро на плече своего собеседника. Эрих аккуратно уложил ее на диван, укрыл пледом и поехал за Нортембергом.