************************************

– Майор, я без предупреждения! Пустишь? – спросил Кенинг открывшего дверь Райнера.

– Проходите, генерал.

Тася, услышав голос своего врага, вышла в соседнюю комнату.

– Райнер, я только сегодня узнал, что вчера у тебя был день рождения!

– Да, господин Кенинг. У меня есть отличный ром. Может, попробуем?

– Я не против, Райнер! Мне действительно надо расслабиться.

– Присаживайтесь, – предложил Райнер, накрывая на стол.

– А где твоя домработница? Что ты сам?

– Она болеет уже вторую неделю.

– Это не заразно?

– Бронхит. Не больше.

– Удивляюсь тебе, Райнер! Она тебе еще не надоела?

– Пока она может выполнять свои обязанности, нет. Кстати, господин Кенинг. Водитель мой сегодня попал в больницу. То ли почечная недостаточность, то ли еще невесть что. Прошу вашего водителя на время, пока не выйдет из больницы мой. Рука стала о себе давать знать все больше и больше.

– Завтра Эльза решит этот вопрос. Как у тебя на заводе?

– Все в порядке. Люди работают в две смены.

– Я имею в виду партизан.

– Да нет, все в порядке. Что-нибудь случилось?

– Кроме того, что вчера высадилась диверсионная группа в нашем районе и Петерман умудрился ее упустить, ничего.

– Господин Кенинг, мне кажется, у вас какая-то личная предвзятость к оберштурмбанфюреру, – сказал Райнер, разливая ром.

– Я просто не хочу умереть раньше времени. Думал, что на Новый год привезу сюда семью, но разгром нашей армии под Сталинградом нарушил мои планы. Я их не видел уже больше года, Райнер.

– Давайте не будем о семье. Я тоже долго не видел родителей. Так что Петерман?

– О!!! Райнер, ты сыпешь мне соль на рану! Он упустил разведчиков! Завтра буду докладывать в рейх. Мы находимся на пороховой бочке. У нас в центре города завод, напичканный химией, а вокруг разгуливают диверсанты, которые могут в любой момент пустить нас на воздух.

– Не преувеличивайте, господин генерал! Завод охраняется. Я думаю, что Петерман скоро поймает всех партизан в лесу и вы будете спать спокойно!

– Хайль Гитлер! – крикнул Кенинг. – И за ваш день рождения, Нортемберг!

************************************

Густав втолкнул Ольгу в камеру для пыток. В центре стояло деревянное кресло с высокой спинкой. Рядом с ним находился железный стол, который напоминал хирургический стол с медицинскими инструментами. Не оборачиваясь на девушку, Петерман раскладывал инструменты. Потом немец отошел в угол, где стоял невысокий шкафчик с патефоном, из которого он извлек бутылку и красивый бокал. Ольга вжалась в стену. Она сходила с ума от мыслей, что фашист затеял что-то очень страшное. Эсэсовец медленно поставил бутылку на стол с инструментами, налил немного жидкости в бокал и, резко обернувшись к диверсантке, сказал:

– Прошу вас, фройлен.

Ольга стояла как вкопанная. Ноги стали ватными и непослушными, они словно вросли в пол камеры.

– Понял. Вам надо помочь.

Немец подошел к девушке и, взяв за руку, швырнул в кресло. Девушка хотела встать, но немец оперативно пристегнул ее руки ремешками к подлокотникам деревянного устройства. Так же он зафиксировал ее ноги и голову.

– Мне будет так комфортнее с вами разговаривать, фройлен. Вы меня сегодня очень подвели. Можно сказать, меня выставили дураком перед генералом.

– Господин офицер, я вам сказала всю правду. Клянусь, – дрожащим голосом произнесла Ольга.

– Хорошо. Допустим, что мы себя обнаружили раньше времени, и русские не вышли с тобой на связь. Значит, план по внедрению немецких специалистов на завод провален. Так?

– Так.

– Значит, есть запасной вариант?

– Если и есть, я о нем ничего не знаю. Меня готовили к тому, что я буду помощником при лейтенанте с документами Вилды Вайс. Все. Больше мне ничего не известно.

– Плохо, фройлен, – сказал Петерман, отпивая глоток спиртного. – Кстати, а вам не помешал бы маникюр. Такие красивые длинные пальцы и такие некрасивые ногти.

Петерман прижал ладонь Ольги, взял острые иголки и медленно начал вводить под ногти девушки. От боли она закричала не своим голосом. Лоб покрылся испариной. Ее всю трясло.

– Я выполню все ваши условия! Пустите!

Петерман резко выдернул иголки из-под ногтей девушки и, схватив рукой за горло, зашипел:

– Что ты выполнишь? Дура! Ты провалена! Или я похож на идиота, который проведет тебя в лес к партизанам и отпустит на волю? Тварь! Ты во всем виновата!

– Господин офицер, в чем? Я все рассказала!

– В том, что я не смог довериться тебе и не отпустил без хвоста! Вы русские крысы! Вы готовы продать все и всех! Вот, скажи, как я мог тебя отпустить к ним? Ты бы привела нас в логово диверсантов? Что молчишь? Привела бы?

– Да.

– Я ненавижу всех, кто меня пытается обмануть! Всех!

Петерман словно обезумел. Он схватил острый предмет и неожиданно для Ольги воткнул ей прямо в глаз. Страшный крик боли, отчаяния и ужаса почувствовал каждый, кто находился в этом подземелье. Брызги крови окропили лицо и белую рубашку эсэсовца. От боли девушка потеряла сознание. Петерман, как мясник, с закатанными по локоть рукавами, сидел и любовался зверством, которое совершил с молодой женщиной. Немец залпом выпил бокал коньяка и вышел из камеры.

************************************

– Ты уж, капитан, не серчай на меня! – сказал Горячев, глядя прямо в глаза Стрельникову.

– Что ты, Борис Моисеевич! Хорошо, хоть не перестрелял! – пошутил разведчик, дружески улыбаясь командиру отряда. – Ты молодец! За людей своих переживаешь!

– Так а как же иначе! У нас ведь еще лагерь есть. Знают про него только уж совсем доверенные люди. Там бабы да дети. Кто в самом начале оккупации примкнул, да вот зимой с деревень прибежали. Поняли, наконец, что за фрукты – эти фрицы. А то ж ведь с хлебом-солью по лету встречали извергов. Нам тут тоже пришлось, капитан. А на прошлой неделе они к нам агента заслали. Случайно вон хлопцы его словили. Рацию спрятал в лесу и пытался немцам передать координаты. Пришлось нам тогда гадов помотать! Ух! А так бы, может, и накрыли нас тут с головой. И вы тут явились, свои, дескать!

– Ладно, ладно, Моисеевич! Ты слышал, что в центре дали нам тут пару дней осмотреться. Может, есть какие мыслишки, как нам своего человечка в город забросить, да с пользой для дела. Если Ольга раскололась, то они будут каждого вновь прибывшего солдата и офицера шерстить.

– Да! Как так получилось, что девчонка вас сдала с потрохами?

– Да вот кадров не хватает, Борис Моисеевич. Ольга два года без продыху служила. С задания на задание. Я не знаю, что произошло в последний раз. Она вернулась какая-то потерянная, расстроенная, сама не своя. Мне врач наш сказала, что ей не желательны пока вылазки, особенно на территорию врага. Но она языком хорошо владеет. Нам как раз такая нужна была для выполнения задания. В общем, приказ есть приказ. А кто виновен, кто не виновен, будем уже там разбираться.

– Да, война, война. Сколько ж судеб она покалечила да жизней загубила! Ладно, капитан. Есть у меня идея. Но я должен сам ее проверить.

– Может, в двух словах мне расскажешь?

– Не, капитан, я проверю, а потом уже все и обсудим.

– Хорошо, убедил, товарищ Горячев.

************************************

Когда начало смеркаться, Горячев в форме полицая подошел к дому, где жила Галка с Тасей. Солдаты из охраны дома, проверив документы, пропустили мужчину. Горячев сразу нашел квартиру Петровой и постучал. Галка открыла дверь и оторопела.

– Ты одна? – шёпотом спросил партизан.

Галя закивала. Горячев втолкнул девушку вовнутрь и закрыл за собой дверь на засов.

– Ну, чего застыла, словно я привидение. Галя, очнись!

– Борис Моисеевич? А вы как? Ничего не понимаю.

– Давай чай наливай. Объясню, чтоб понимала.

Галя лихорадочно поставила на стол чашки. Достала хлеб, немецкую колбасу, сахар.

– Вот, присаживайтесь!

– Спасибо. Уважила. Как у немцев служится, Галя?

Этот вопрос резанул девушку по самому сердцу. Она сдвинула брови и резко ответила:

– Хорошо служится, Борис Моисеевич. Только я никого не предавала. Я работаю переводчиком. И если придет время, то отвечу по закону за свою деятельность при немцах.

– А ты не ершись, Галя! Я к тебе не нотации пришел читать, что можно, а что нельзя.

– А начали как раз-таки с них!

– Я хотел узнать, ты что-нибудь слышала про оружие на электромеханическом? Может, документы какие видела?

– Нет. Меня в эти документы не допускают. В комендатуре нет бумаг, связанных с производством оружия. Это точно. Кенинг ездит подписывать документы все туда.

– Что же это за секрет-то такой?

– Я слышала краем уха, что это химическое оружие массового поражения, которое немцы готовятся отправить на фронт после последних испытаний.

– Когда? – встревоженно спросил Борис Моисеевич.

– Этого я не знаю. Группа специалистов-химиков живет в этом доме, но Нортемберг ни с кем из них не общается, поэтому я не владею никакой информацией по этому вопросу.

– В этом доме, говоришь? Значит так, Галя. Нам потребуется твоя помощь. Я могу на тебя рассчитывать?

– Да, можете. В чем она будет заключаться?

– Тебе предстоит подружиться с одной девушкой, Тамарой Петрушиной. Она сама тебя найдет. Тебе просто надо будет с ней подружиться, чтобы она могла познакомиться с кем-нибудь из химиков. Вот все, что от тебя потребуется.

– Хорошо. Зачем это?

– Надо предотвратить выпуск этого самого оружия. Не дать немцам использовать его на фронте.

– Я помогу, чем смогу, Борис Моисеевич. А как вы меня нашли?