Аксинья даже не оправдывалась. Стояла передо мной, опустив голову. Моя первая любовь. Девушка, пронзившая сердце.

Наконец Аксинья посмотрела на меня в упор глазами, полными слез.

– Прости, – только и сказала она. – Все это не всерьез. Я тебя люблю. Ты хороший, Лева. Нам ведь так здорово вместе. Хочу, чтобы ты был единственным…

Я не верил ее словам. И чем больше она говорила, глупо оправдываясь, тем хуже я себя чувствовал. Тело вдруг показалось недвижимым и тяжелым. Будто в мокрой отяжелевшей одежде меня потянуло на самое дно. Когда в глазах темнеет и не хватает воздуха… Меня еще ни разу в жизни никто не предавал. Я был пустым и разбитым.

Я ее даже не дослушал. Развернулся и на тяжелых ватных ногах пошел в сторону остановки. Аксинья, забив на подруг, кричала мне вслед, что я когда-нибудь все пойму и ее прощу. А пока мне просто надо остыть и обо всем подумать. Но я понял, что уже остыл. Практически мгновенно. Правда, перед этим сгорев до самых щепок.

Не помню, как добрался до дома. Слез не было, но в горле все-таки застрял неприятный солоноватый комок. Я ни разу в жизни не переживал такое и поэтому просто не знал, как себя вести. И из-за девчонки никогда не плакал.

На автомате разувшись, прошел в комнату. Мама, как обычно, увязалась с расспросами, почему я после школы не вернулся домой вместе с Лилей.

Не выдержав, я на нее сорвался. Крикнул ей в лицо, чтобы она хотя бы сегодня оставила меня в покое, и громко хлопнул дверью.

Мне по-прежнему не хватало воздуха. Тогда я распахнул настежь окно и повалился в одежде на кровать. Лежал, уставившись в потолок, под шум проносящихся по проспекту машин. В школьной сумке безостановочно вибрировал телефон. Слезы больше не душили, но внутри поселилась незнакомая ледяная пустота.

Кто говорил, что любовь спасет мир? Она его только рушит.

Серия девятая


Сима

Я так боялась конца мая из-за всех итоговых контрольных, но, как оказалось, совершенно напрасно. Последние пару недель мы со Стаховичем с небывалым для меня энтузиазмом взялись за учебу. Я пропадала у него дома неприличное количество времени. Даже строгая мама Льва смирилась с моим присутствием и относилась ко мне уже не так враждебно. Помимо истории Стахович предложил мне помочь закрыть долги и по другим предметам, по которым я отставала. А я, не желая ударить перед ним в грязь лицом, старательно выполняла все задания, которые Лев мне поручал. Разумеется, круглой отличницы из меня не получилось, все равно вышло приличное количество троек, но учебный год закончился намного лучше, чем я себе представляла.

Лев все это время активно мне помогал, но часто во время наших занятий был каким-то отстраненным и молчаливым. Нет, со мной он держался приветливо. Временами, как обычно, подкалывал. Но все равно было чувство, что что-то его сильно гложет. Наверняка это из-за той красивой девушки, с которой он расстался в начале мая. Ляля тогда сразу поведал мне, что рассказал Льву о встрече у клуба. Раз уж я, видите ли, не осмелилась. Я сказала, что лезть в чужие отношения некрасиво, а Ляля возразил, что видеть, как делают из твоего приятеля посмешище, и молчать – еще более скверный поступок.

Поначалу Лев выглядел сломленным. Конечно, я должна была сочувствовать ему, но никакого сочувствия не было. Только непонятное злорадство. Этого чувства я стыдилась и не могла взять в толк, откуда оно вообще во мне вдруг появилось. Но ничего не могла с собой поделать.

За это время случилось и еще кое-что… Конечно, Стахович не мог промолчать и растрепал своей тете все, что произошло у нас дома. Поэтому, как только синяк сошел и я вернулась в школу, Антонина Юрьевна подловила меня у входа. Снова потащила в кабинет, расспрашивала обо всем, ахала, охала, чем вгоняла в тоску. Мне хотелось поскорее обо всем забыть, а она наоборот – снова нагнетала.

Не хватало мне проблем с отцом, так еще и годовые контрольные… Конечно, больше всего я переживала из-за истории. Именно от нее зависела моя судьба. Теперь мне вдруг стало принципиально перевестись в одиннадцатый. Как круто все поменял всего лишь один месяц. Мне даже было плевать на Бурыкину и Шандареву. Благодаря Стаховичу я впервые ощущала в этой школе поддержку не только от Антонины Юрьевны…

Контрольная была написана аж на четверку. И хотя мы со Львом проработали все вопросы, которые он откуда-то заранее достал, мне все равно не верилось. А Грымзе – тем более. Историчка даже оставила меня после уроков и долго пытала, откуда я все могла списать. Задавала дополнительные вопросы, на которые я с легкостью отвечала. Лев предугадал практически все, о чем могла спросить Грымза. В итоге я справилась со всеми ее вопросами, а историчка осталась в недоумении. В конце «допроса» ее тонкие губы даже сложились в легкую улыбку. Это было настоящей победой.

Из кабинета истории я вышла последней. Все уже давным-давно разошлись по домам. И каково же было мое удивление, когда в конце школьного коридора я обнаружила Стаховича. Он стоял и ждал меня с результатами за контрольную работу. Меня. Ждал. Стахович. Тот человек, который до этой весны со мной даже не здоровался. Тогда я снова в душе порадовалась тому, насколько мы сблизились за последнее время. Конечно, может, он просто переживал за свои педагогические способности, и ему было интересно, как я справилась в итоге с контрольной. Но мне было приятнее думать, что Лев все-таки искренне за меня переживает.

Чем ближе я подходила к Стаховичу, тем хуже у меня получалось сдерживать счастливую улыбку. И все-таки я развернула двойной лист с контрольной и продемонстрировала Льву оценку.

– Четверка? – разглядел Лев.

– Четверка, – счастливо кивнула я.

– Сима! Умница!

Неожиданно Лев заключил меня в объятия и, приподняв, закружил. А я так крепко обвила его шею руками и прижалась к нему, что от собственной смелости захватило дух. Сердце взволнованно и счастливо заколотилось.

Над нашими головами задребезжал школьный звонок. Лев выпустил меня из объятий, и мы неловко переглянулись. Его похвала была приятна, а объятия вызвали во мне непонятный трепет.

Вдвоем мы вышли из здания гимназии и прогулочным шагом направились по двору. Болтали о результате контрольной. Я в лицах изобразила наш с Грымзой диалог. Показала, какой забавной делалась историчка, когда я без проблем отвечала на каждый ее каверзный вопрос. Стаховича эта сценка веселила, и он искренне улыбался мне в ответ. Улыбка у него приятная, белозубая. Я по ней уже успела соскучиться. Казалось, что Лев наконец оттаял и снова стал самим собой.

Мы остановились недалеко от цветущей яблони. От ее запаха голова шла кругом. И я вдруг подумала, что сегодня один из самых счастливых дней в моей жизни. Мы со Львом стояли друг напротив друга и словно не хотели прощаться. Хотя нам нужно было расходиться в разные стороны. Начинать разговор после образовавшейся паузы было неловко. Поэтому мы просто молча стояли рядом.

– Как ваша поездка? – спросил наконец Лев.

– Если честно, под вопросом.

– Из-за того самого Степанова и его ноги?

– Ага. У него перелом со смещением, – вздохнула я. – Хотела бы позлорадствовать, потому как он не самый хороший человек, но все-таки не буду. А Ляля вообще в депрессии. Он так горел желанием отправиться на поиски сокровищ. К тому же, деньги должен… Если не получится вернуть, будет бесплатно в палатке горбатиться все лето. Хотя ему не повредит, конечно. Потому что за свои поступки нужно отвечать.

– Я могу помочь вам с тачкой, – внезапно предложил Лев.

– Серьезно? У тебя есть машина?

– Ну, не у меня… У друга. Макс Марвин. Он учился в нашей школе на пару классов старше.

Я припоминала этого Макса. Как-то мы сталкивались с ним в столовой. Самодовольный нахал влез без очереди, растолкав малышню. Марвин, высокий голубоглазый брюнет, считался в гимназии главным красавчиком, но лично меня такая смазливая внешность отталкивала. Тот же Стахович казался мне намного симпатичнее. И спокойнее. В общем, персона Макса Марвина мне всегда была неприятной. И я даже удивилась, что может связывать Стаховича и Марвина. Хотя месяц назад посчитала бы такую дружбу вполне закономерной, ведь думала, что Лев – зазнавшийся и посредственный. Но пообщавшись с ним ближе, поняла, что Стахович парень классный, добрый и, главное, неравнодушный. Было в нем еще что-то такое, что притягивало как магнит.

– Сима? – позвал меня Лев, заметив, что я впала в задумчивость.

– Марвин… – повторила я эхом. – Я помню его.

Стахович как-то странно усмехнулся.

– Кто не помнит Марвина?

Возможно, он даже решил, что я тоже когда-то была влюблена в Макса, как и все девчонки нашей школы. Но меня совершенно точно не привлекал такой типаж самовлюбленных товарищей. Хотя, если сравнивать Марвина и Степанова, компания Макса была бы куда приятнее. Он хотя бы не был преступным элементом.

– А какой резон Марвину ехать с нами? – удивилась я. Если честно, ни Марвин, ни Стахович не подходили на роль копателей. Такие, скорее, должны сидеть в модных кофейнях и попивать латте за триста рублей. Как и говорил про этих ребят Ляля.

– Если я его попрошу, резон найдется. Он мой друг, согласится, – ответил решительно Лев, вдруг снова став серьезным. – Мы хотели погнать в другое место, но планы поменялись.

Лев помрачнел, а я подумала, что наверняка все дело в его бывшей девушке, имя которой я даже не знала.

– В общем, я поговорю с Максом, – пообещал он.

– Я тоже поговорю с Лялей, – кивнула я.

Лялина, конечно, придется уговаривать, как и Марвина. От идеи снаряжаться в экспедицию вместе с этими ребятами Ляля явно будет не в восторге. Ему не нравился Лев, а от Марвина он бы вообще пришел в ужас. Потому что в Максиме сочеталось все, что так ненавидел Ляля в «избалованных мажорах».