– Страшно! – ахнула Лиля. – А если на нас какие-нибудь умершие души нападут? Чем мы будем отбиваться?

– Твоими четырьмя купальниками, – сказал я. – У душ нет тел.

– Дурак ты, Левушка. И купальника у меня три осталось. Этот я Симе подарила. Он ей больше, чем мне, идет.

– Еще как идет, – подал голос Марвин, и мне захотелось его заткнуть.

– Да не нужен он мне, – смущенно пробормотала Сима.

– Можешь снять его, – предложил Марвин. – Прямо сейчас.

Послышалась какая-то возня. Я убрал руку от лица и повернул голову. Лиля ревниво пихала Макса в бок. Но Марвин проигнорировал действия сестры. Ему тоже нравилось играть с Лилей. Он склонился к Симе и прошептал ей что-то на ухо. Что именно – я расслышать не мог. Но Шац негромко рассмеялась.

– У меня скоро плечи обгорят, – капризно сказала Лиля. – Я на берег хочу.

– А я бы уже снова пожрал, – добавил Ляля.

– Начина-ается, – протянула Сима.

– Ну что? Из-за физических нагрузок разыгрался аппетит.

Лиля первой прыгнула в воду и неспешно поплыла к песчаному берегу. За ней, долго не раздумывая, ринулся Ляля, обдав нас всех холодными брызгами.

Я приподнял голову и наблюдал за тем, как Сима плавно вошла в воду вслед за Лялей. Правда, перед этим она подала руку и помогла подняться Марвину. Макс, быстро вскочив на ноги, еще зачем-то некоторое время держал Симу за ладонь. Тогда я снова опустил голову на понтон и закрыл глаза.

– Стах, ты идешь? – спросил Макс, заслоняя собой солнце.

– Ага, сейчас.

И снова меня обдало брызгами, а вскоре стало совсем тихо. Голоса теперь слышались только где-то вдалеке. Вода плескалась. Из-за течения понтон слегка покачивало. Приятно пахло холодной рекой, и легкий ветерок обдувал мое тело. Это и есть свобода. Свобода, которой мне так не хватало все эти годы…

Немного полежав, я поднялся на ноги и, не раздумывая, направился к вышке. Не боясь подцепить ржавых заноз, залез на широкую прогнившую доску. Высота оказалась приличной. Я смотрел на противоположный берег реки, где высились леса и белел тот самый полуразрушенный корпус.

Я легко оттолкнулся от доски и, разведя в воздухе руки в стороны, ласточкой вошел в холодную воду. И хотя в бассейне я занимался лишь до восьмого класса, выполнить прыжок удалось без всплеска. Возможно, он был самым удачным и красивым в моей жизни… До этого я еще никогда не чувствовал себя таким невесомым и живым.

Вынырнув, я заметил на берегу две сидящие вплотную фигурки на песке, ставшие свидетелями моего прыжка. Вода заливала глаза, поэтому я не сразу смог разглядеть, кто именно с пляжа смотрит в мою сторону. А когда понял, что это Сима и Макс, снова ушел с головой под воду.


Сима

Макс то ли нарочно, то ли случайно прижимался горячим нагретым плечом к моему плечу, но эти прикосновения совсем не обжигали. Скорее, вызывали недоумение. Я не могла взять в толк, с чего это Марвин с утра решил вдруг проявить активность. Накануне вечером, когда мы организовали привал и разожгли костер, я ловила на себе его взгляды. Но тогда списала все на опьянение, а теперь же поняла, что Максим на самом деле со мной заигрывал.

Я не знала, как реагировать на подкаты Марвина. Внимание красивого парня приводило меня в смятение. Я не представляла, как правильно себя вести. Поэтому помимо воли издавала странные глупые смешки.

Максим болтал без умолку, зазывая меня прогуляться перед обедом, а Лялин и Лиля отправились готовить суп. До нас доносились их голоса. Лиля хихикала и постоянно задевала Лялю. Я слушала Марвина вполуха и при этом растерянным взглядом следила за ржавой вышкой. Вернее, за тем, что на ней происходило. Вот Лев, оторвавшись от доски, взметнулся в воздух и без брызг вошел в воду.

– Это было красиво, – сказал Макс, тоже проследив за Львом. Он буквально озвучил мои мысли.

– Ага, – задумчиво согласилась я.

Марвин заглянул мне в глаза.

– Он это для тебя делает.

– Для меня?

– Ага. Выпендривается. Стахович – выпендрежник.

– А ты? – усмехнулась я.

– А я – еще больший выпендрежник, – расслабленно рассмеялся Макс. – Мы друг друга стоим. Оттого и дружим с детства.

– Понятно, – с улыбкой отозвалась я.

– Когда мы были совсем мелкими, то расписались на бумаге кровью, дав обещание, что наша дружба – вечная.

– Дураки.

– А вот чего ты с этим Лялиным связалась…

– А мы тоже друг друга стоим, – повернулась я к Марвину и посмотрела ему в глаза.

– Понял, – кивнул Максим. – Вопросов больше не имею.

Лев долго плавал. Время от времени из воды показывалась его темноволосая макушка. Выйдя наконец на берег, Стахович тяжело упал на песок рядом с нами и раскинул руки в стороны.

– Ты псих, – сказала я.

Стахович, тяжело дыша, приподнял голову и, щурясь, с любопытством посмотрел на меня.

– Почему?

– Потому что там висит запрещающий знак. Под водой наверняка груда сгнившего железа. Просто так на эту конструкцию предупреждение бы не налепили. Ты мог убиться.

– А тебе какая разница? – вдруг грубо спросил Лев. – Ты бы переживала?

– Что за дурацкие вопросы? – возмутилась я. – Конечно, переживала бы.

– За меня?

– Да за любого из вас!

Лев усмехнулся и снова положил голову на песок. Тогда я поняла, что он не собирается дальше вести со мной диалог. Но мое возмущение уже было не остановить.

– Из-за этого я и не люблю людей. Потому что мы все эгоисты и думаем только о себе. Покалечился бы ты… И кому от этого стало бы плохо? Думаешь, только тебе?

– Тебе, что ли? – буркнул Лев. Он совершенно точно злился на меня по-настоящему. Впервые за все время нашей пусть недавно зародившейся, но все-таки дружбы.

– О родителях бы подумал, о сестре, – обескураженная его тоном, пробормотала я.

Марвин тоже примолк и теперь ковырял ногой песок.

Лиля заливисто хохотала в стороне. А потом закричала:

– Ребята-а! Суп почти готов! Только Ляля его страшно пересолил. Влюбился, наверное!

Я обернулась на ее голос. Непривычно смущенный Ляля дул на ложку с супом, а затем попробовал его и недовольно поморщился.

После обеда с посудой мне вызвался помогать опять-таки Марвин. Лев разбирал нашу горемычную палатку, а Лиля с Лялей учесали вглубь леса, чтобы набрать ягод в дорогу.

Поначалу мы с Максимом мыли посуду молча. Вокруг шумели камыши и поскрипывала осока. Речка ослепительно сверкала на солнце.

– Наверное, ты считаешь меня избалованным и самовлюбленным индюком? – спросил вдруг Максим, принимая из моих рук алюминиевую чашку и протирая ее ярким полотенцем.

– А разве это не так? – заглянула я Марвину в глаза. Они у него были светлыми, небесно-голубыми. И в эту минуту самодовольно и азартно сияли.

Макс немного помолчал, а затем улыбнулся белозубой улыбкой.

– Это так. Но что плохого в том, что человек знает себе цену?

– Главное, чтоб он и про цену другим не забывал, – сказала я, звякнув ложками.

– Но ты ведь меня совсем не знаешь, – продолжал улыбаться Макс. – И я не думал, что ты такая зануда, Сима.

Волосы лезли в глаза, но я не могла их убрать, потому что руки были в пене. После того как я пару раз неудачно сдула прядь со лба, Максим протянул к моему лицу руку и сам осторожно заправил за ухо волосы.

– Какая есть, – смущенно буркнула я. – Зачем ты цепляешь Илью?

– Лялю-то? Никто его не цепляет. Он сам ко всем липнет как репей. А ты… Вроде как его мамочка?

– Ага. Папочка. Пусть мы с ним нередко ссоримся, но Ляля – мой друг. И, пожалуй, самый близкий в жизни человек.

– Ого, – обескураженно произнес Марвин. – Извини, не знал, что у вас все так серьезно. На свадьбу пригласите?

Я снова сердито посмотрела на Макса, но тот ничуть не смутился. Только шире заулыбался, а затем нагло мне подмигнул. Я не сдержалась и тоже улыбнулась в ответ. А потом зачем-то провела ладонью в мыльной пене по его щеке. Потом по другой… Для симметрии. Получилось что-то вроде бороды Деда Мороза. Я снова рассмеялась, и Марвин – тоже.

Тут за нашими спинами послышалось недовольное покашливание. Мы обернулись. Рядом стоял нахмуренный Стахович.

– Все вещи собрал, осталась только посуда, – сказал он.

Я тут же опустила голову и принялась смывать пену с тарелки. А Макс, поспешно стирая свою «бороду», спросил:

– А эти голубки еще не вернулись?

– Не вернулись, – сухо ответил Лев.

Ляля и Лиля пришли только спустя час, когда мы втроем в напряженной тишине сидели на сумках около машины. Впервые за время нашей поездки Ляля был таким довольным. Лиля несла ягоды прямо в подоле сарафана. Ляля тащил в руках ведерко и большую пластмассовую чашку.

– Там целая поляна! – восторженно произнесла Лиля. – Мы еще просто так ели. Мне кажется, ягоды там никогда не закончатся…

Когда я укладывала сумку в багажник, Лев остановился за моей спиной и бесцеремонно кинул свой рюкзак сверху.

– Почему ты злишься? – спросила я, выпрямляясь. При этом едва затылком не въехала в подбородок Стаховича.

– Я не злюсь, – ответил Лев. – Просто не выспался. Дождь мешал. Марвин храпел, а Ляля твой развалился как барин.

– Все ясно, – холодно ответила я.

Уже вечерело, и летний воздух становился свежее. В высокой траве громко застрекотали кузнечики.

Лев еще что-то хотел мне сказать, но тут подошел Макс, красноречиво взглянул на нас обоих и захлопнул багажник.

– Сима, тебя не укачивает? – вдруг спросил у меня Марвин.

Ребята в этот момент собирались рассаживаться по местам.

– Да вроде нет, – растерянно отозвалась я. – Все хорошо.

– Ну, смотри. А то можешь сесть вперед.