Линда Йонненберг - В постели с Хабенским

Ответить на это сообщение

Тема: Re: Делимся воспоминаниями. Эпизод 42

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 27.01.2004

Четыре часа утра. Маслянистое серое утро. Кафе на Невском. Захожу. В углу — непонятная куча тряпья. Пинаю ее ботинком. Хабенский. В глазах — собачья тоска: «Есть три рубля?» Плохо. Пьет. Достаю десять. Костик, покачиваясь, бежит похмеляться.

— Тебе бы ребенка, Костик.

— Кому он нужен? Мы все алкоголики со стажем.

— А что в театре?

Молчание.

— Знаешь, Костик, меня всегда удивляла твоя способность превращать всех твоих знакомых женщин в бутылку. Не в любовниц, не в подруг, а именно в бутылку. Может, хватит пить?

— Какой в этом смысл? Таких Костиков, как я, навалом.

— У тебя неприятности?

— Нет.

— Но ведь не с потолка же ты такой убитый?

— Что ты знаешь о потолках? Ничего? А мне там пару дней назад пришлось устраивать фотосессию — деньги кончались.

«Ни фига себе, — думаю, — обычная питерская зима, и сразу такое похоронное настроение». Стараюсь отвлечь его от тяжких, черных мыслей:

— Бутусова давно видел?

— А, — он безнадежно машет рукой, — с Юркой у нас все кончено. Финита ля комедия.

Покупаю пол-литра и соленый огурец. Костик пьет жадно, крупными глотками. Внимательно вглядываюсь в знакомое лицо.

— Может, перейти на клей? Дешевле будет.

Хабенский заразительно смеется. О, кажется, он начинает оживать. Самоирония. Неплохо, если способен еще на самоиронию. Совсем неплохо.

Через несколько часов наш столик заставлен пустыми бутылками. Хабенский мирно спит лицом в салате. Я нежно глажу его по взъерошенным волосам и ухожу на работу. В кафе робко вползает хлипковатый белесый день.

Ответить на это сообщение

Тема: Re: Делимся воспоминаниями. Эпизод 42

Автор: Кэт

Дата: 27.01.2004

Ой, млин, пролила немного апельсинового сока на клаву — произошло дрожание конечностей от переизбытка чувств-с; но это того стоило!! Класс!

Тема: Re: Делимся воспоминаниями. Эпизод 42

Автор: Вася

Дата: 28.01.2004

Урсус и Зухус, а мне в этот раз ужасно не понравилось! Что-то больно много сарказма и глупой иронии над человеком, который, в общем-то, ничего плохого вам не сделал и не собирается делать!

Тогда ваша зарисовка с Комедией, Терезой и Синемой была намного интересней, живей и веселей! А сейчас просто гадко! Расстроили тем, что вы уже издеваетесь над людьми! Хотя и раньше это можно было распознать, но данный рассказ выглядит уж совсем жестоко и противно для чтения!

Это моя точка зрения. Как видите, она не совпадает с многочисленными поздравлениями в ваш адрес. Оказывается, у вас уже появилось много поклонников!

— Зухус!

— Угу?

— А почему Женя Добровольская такая страшная?

— А ты думаешь, он ей правда ребенка сделал?

— Да ладно! Полный бред, ты же ее видела, страшная тетенька и не очень, по-моему, умная.

— М-да.

— Не повезло ей, правда, Зухус?

— Да, не очень…

— А что ты наденешь завтра?

— Джинсы, наверное…

— Я тоже, пожалуй, джинсы.

Зухус очень долго принимает ванну. Она напускает в ванну горячую воду, выливает туда полбутылки розовой пены, закалывает волосы и ложится со вздохом облегчения. Во время лежания она иногда впускает в ванную комнату меня, и мы ведем разговоры о мужчинах. Зухус становится красной и умиротворенной, от нее веет покоем и счастьем. Потом, когда я ухожу, Зухус начинает тереть конечности зеленой пушистой мочалкой и заливает весь пол вкусно пахнущими мыльными лужами.

Папа Зухус — необычайно приятный мужчина. Я с ходу назвала его просто по имени и, очевидно, допустила огромный промах: надо было и по отчеству. Папа приехал раньше на два дня. Мы с Зухус, конечно, ждали его, но на два дня позже. В квартире было грязновато, а в холодильнике не было еды.

— В офисе! — закричал папа Зухус с порога. — Вам надо работать в офисе!

Работать в офисе нам с Зухус совсем не хотелось, нам хотелось работать на ниве мощной литературы и жидковатой сценаристики мыльных опер, ведь надо же с чего-то начинать.

«Кстати, давно уже собираюсь Вам сообщить, но все как-то забываю. Я в своих египетских изысканиях дознался происхождения слова „зух“. Оказывается, это египетское слово „зухи“, что значит — крокодил. Когда греки захватили Египет и познакомились с крокодилами, это слово вошло в греческий язык и превратилось в „зухос“, приняв греческое окончание. Латинизируя это слово, Брум и получил загадочное „зухус“, которого нет ни в одном из доступных нам словарей. Итак, Ваше прозвище, надо сказать, довольно почтенно, как по древности происхождения, так и по животному, которое обозначает.

Всегда Ваш И. Ефремов»

Дача — вещь, необходимая каждому. Комфортабельная дача отличается от некомфортабельной удобствами в самой даче. Я заблудилась ночью, между грядок с морковью и цветочной клумбой в поисках сортира на не очень комфортабельной даче фанатки Хабенского. Вместе со мной блуждал огромный пес Бонни. Бонни не очень хорошо себя чувствовал — накануне его перекормили гречневой кашей с мясом, а потом он совершенно самостоятельно прихавал половину замороженной курицы, размораживаемой хозяйкой к ужину. Бонни громко пукал и слегка поскуливал, но ему не был нужен сортир, а мне он был нужен просто до зарезу.

— Где ты, Зухус, — шептала я, но пока не пукала. Как тебе там с папой?

— Где ты? Потерялась, что ли?! — раздался встревоженный трубный голос фанатки Хабенского.

— Где ты, Хабенский? — всхлипнула я и пописала куда-то в морковь, рядом с Бонни.

— Ее нет нигде! — донесся еще более встревоженный голос фанатки Почеренкова.

— Где ты, Миша? — Я, шмыгнув носом, натянула трусы и джинсы, мокрые до колен от росы, и пошла, сама не зная куда. Поникший Бонни шел рядом.

— В театре просто ужас какой-то!! — продолжало доноситься из темноты. Видимо, фанатки Хабенского и Почеренкова объединились и решили прочесать сад.

«Ужас в театре» мы сотворили с Зухус. Просто так. От скуки.

Поздней ночью в гримерке Театра имени Ленсовета сидели и пили водку двое: народный артист Сергей Мигицко и молодой артист Александр Койгеров. Мигицко недавно стукнуло пятьдесят. Был он высок, мословат, и на лице его, дряблом от обилия театрального грима, легко можно было прочитать каждую мысль. Койгеров, напротив, был молод, прыщав и зелен. Оба собеседника блондины, но шевелюры их разнились так же, как и лица: растительности на голове Мигицко практически уже не было, над ушами и на затылке сиротливо лохматилось что-то наподобие жеваного мочала. Простоватый череп Койгерова покрывали роскошные золотистые локоны, благодаря которым он частенько играл героев-любовников.

Сергей Мигицко сидел на кушетке в одних игривых белых трусиках, а Койгеров зябко кутался в нежно-сиреневую вязаную шаль, заимствованную у артистки Камчатовой.

— И т-ты утверждаешь это на полном серьезе? — Мигицко почесал подмышку и широко осклабился.

— Конечно, Сергей Григорьевич! Я понимаю, вы мне не верите. — Койгеров опрокинул в себя полстакана водки и закашлялся.

— Закусывай! — пододвинул ему тарелку с нарезанной ветчиной Мигицко.

Койгеров закивал, торопливо прожевал кусок ветчины и продолжал:

— Я видел его так же близко, как сейчас вижу вас. Я вышел в туалет после спектакля, открыл дверь кабинки, а там… — Он торопливо сжевал еще один кусок ветчины и снова закашлялся.

— Т-ты жуй к-как следует, Саша, — по-отечески заботливо похлопал его по спине Мигицко.

— Я жую, жую. Спасибо, Сергей Григорьевич. Оно черное, огромное, лохматое, и такой запах…

— Может, к-кто п-пошутил? — Мигицко наполнил стаканы водкой.

— Да какое пошутил, Сергей Григорьевич! Там оно было, там. Клыки еще такие у него. — Койгеров развел руки в стороны сантиметров на сорок.

— А х-хвост?

— Да не видел я никакого хвоста! Я так испугался, в ступор вошел. Смотрю на него, смотрю, прям в его глаза, а они у него — во! Красные, горят.

— В т-туалете видел? И никого т-там больше не было, к-кроме тебя?

Мигицко вылил в себя водку и не спеша закусил черной маслиной из жестянки.

— Никого, Сергей Григорьевич. — Койгеров последовал его примеру.

— Вот ч-что я тебе с-скажу, Санек. — Артист Мигицко поднялся и стал натягивать щегольские бледно-голубые клешеные джинсы. — Это тебя напугал кто-то. Подшутил. Т-точно тебе говорю. К-кто-то из наших. Может, Олежа Андреев, может, Ш-шура Новиков, а может…

— Да нет, Сергей Григорьевич, оно точно воняло. Абсолютно неземным запахом…

— Ну, неземным запахом, Саша, все ч-что угодно может пахнуть. Анекдот с-слышал?

— Какой анекдот? — Койгеров тоже поднялся и тоскливо смотрел, как Мигицко надевает стильный полосатый свитер.

— Встречаются два актера. Ну, скажем, — Мигицко хихикнул, — Хабенский и Почеренков. Хабенский спрашивает: «Ты после того, как пот-трахаешься, моешься?» «Ну да», — отвечает Почеренков. «С-сходи, п-потрахайся».

Мигицко довольно засмеялся, влезая в ботинки из мягкой черной кожи.

— Ты чего не смеешься? Не п-понял? Глупый ты еще, Саша.

— Да не, Сергей Григорьевич, я его точно видел, честное слово!