Следом за дядей приехали гости со стороны невесты – дедушка Тани со своей пассией и неизменная Ершова, казавшаяся Роберту уже едва ли не неотъемлемой частью его будущей жены. А вместе с Леной в пыльное тихое помещение словно ворвались краски и сама жизнь – и от этого Роберт впервые ощутил, что даже рад ее присутствию.

– Я все привезла! – оживлённо заявила Ершова, пока Левицкий обменивался цепкими изучающими взглядами с будущим родственником. И только теперь понял вдруг – Таня ничего не говорила ему о своих родителях. Не было ли их уже в живых, как и его, или они просто не ладили? И что он вообще, черт возьми, знал о женщине, с которой собирался вступить в брак? Пусть даже всего лишь на время и по деловому расчету. Но в присутствии ее деда, вопреки своему явно преклонному возрасту державшегося очень бодро, казалось сейчас совершенно ненормальным, что он собирается взять в жены ту, о которой не знал даже самых банальных вещей.

Роберт перевел взгляд на своего дядю, заставляя себя вернуться мыслями к тому делу, ради которого все это и было затеяно. Он напомнил себе, что ничто больше не имело значения, кроме фирмы, в которую вложил столько времени и сил – ни чужие ожидания, ни чьи бы то ни было надежды. Во всяком случае, так было прежде. И так и должно было оставаться впредь.

– Я тебе такое платье прикупила, Роберт твой ахнет! – продолжала, тем временем, тараторить Лена и Левицкий, отвлекаясь от собственных мыслей, едко заметил:

– Вообще-то я ещё тут.

– Вот именно! – обвиняющим тоном заявила Ершова, оборачиваясь к нему. – Почему это ты ещё здесь? Жених не должен видеть невесту до свадьбы!

– Тебе не кажется, что для этого правила уже слишком поздно? – вздернул Роберт издевательски бровь, но рыжую его замечание ничуть не смутило:

– Ничего не поздно. Марш отсюда, пока мы переодеваемся!

– И чего я там не видел, – фыркнул Роберт, тут же поймав на себе тяжёлый взгляд дедушки. Господи, он надеялся, что старик не считает, будто они имели право трахаться только после свадьбы? Пусть даже между ними ничего и не было, эти старомодные понятия о жизни успели его порядком утомить.

Ершова выразительно шикнула на него ещё раз и Роберту не осталось ничего иного, как в сопровождении деда покинуть каморку, выйдя в коридор, где он смог наконец вдохнуть полной грудью, словно пыль, пропитавшая всю эту маленькую комнатушку, мешала ему свободно дышать до данной минуты. Пусть даже дело было, вероятно, и не в ней вовсе.

– Александр Константинович, – представился ему будущий родственник и Роберт пожал его крепкую и твердую, несмотря на возраст, руку.

– Роберт Левицкий, – ответил он коротко, не зная, что ещё добавить.

– Значит, это ты жених моей внучки, – сказал дед.

– Значит, я, – подтвердил Роберт, чувствуя себя от этого разговора по-идиотски.

– Любишь Таню-то мою? – строго вопросил Александр Константинович, немигающе глядя ему прямо в глаза и Роберт, не отводя взгляда, ответил:

– Безумно.

Здесь он, во всяком случае, не соврал. То, что происходило с ним и Таней со дня знакомства и все, что он наворотил после, иначе, как безумством, было и не назвать.

– Ну ладно, – подвел итог дедушка и угрожающе добавил:

– Только смотри мне, не обижай девочку мою. А то я ружье свое расчехлю.

– Учту, – ответил Роберт серьезно, хотя ему дико хотелось ржать. Никогда прежде он и представить себе не мог подобных угроз в свой адрес. Но до Тани он, в общем-то, много чего не мог себе и вообразить.

И это пугало куда сильнее какого-то там ружья.


Полчаса спустя Роберт стоял в поспешно украшенном сотрудниками ЗАГСа зале, ожидая появления своей будущей жены – не слишком традиционный церемониал, но, в общем-то, в их отношениях все с самого начала было не как у людей. И ему, наверное, давно стоило перестать чему-либо удивляться.

Но, как оказалось, удивляться ещё было куда.

– Ой, а можно нам свою музыку включить? – поинтересовалась у регистраторши Елена Викторовна, которую Александр Константинович представил ему с гордостью как свою невесту.

– Вообще-то нельзя, – ответила регистраторша, кинув на него вопросительный взгляд и, не получив возражений, добавила, расплываясь в фальшиво-услужливой улыбке:

– Но вам – можно!

Знал бы Роберт, о какой музыке речь, вероятно, бежал бы с собственной свадьбы тотчас же. Или хотя бы отобрал у Елены Викторовны телефон. Но он и не подозревал о том, что его ждёт, поэтому оказался застигнут врасплох, когда двери зала распахнулись, пропуская внутрь Таню, и одновременно с этим из динамиков смартфона раздалось:

– В мое-е-ей судьбе есть только ты, одна-а-а любовь и боль моя…

Левицкий прикрыл глаза, страшно жалея, что не может прикрыть ещё и уши и, сделав глубокий вдох и про себя молясь – впервые в жизни! – чтобы это поскорее кончилось, поднял взгляд на свою невесту, сосредоточиваясь на ее лице.

Надо сказать, в этот раз вкус Ершову не подвел. Платье, в которое оказалась облачена Таня, было простым и одновременно стильным. Чистейшего белого оттенка, плотно облегающее фигуру, оно было длиной чуть выше колена, с глубоким треугольным вырезом и рукавами три четверти. Красота, не требовавшая никаких дополнительных украшений.

И тут Роберт с ужасом понял, что не купил своей невесте даже кольцо. Благо ещё, что обычные обручальные кольца успела привезти его секретарша.

Он всматривался в лицо Тани, ища там то ли спасения от завываний Михайлова, то ли причины напряжения, ясно читавшегося в серых глазах. Хотя понять ее он мог – происходящее мало походило на свадьбу мечты, пусть даже тысячу раз фиктивную.

Перетерпев речи регистраторши о том, как и сколько они должны любить друг друга, и согласившись взять Таню в жены, Роберт почти было выдохнул с облегчением, но тут эта чудесная женщина решила добавить их и без того ненормальной церемонии ещё немного самодеятельности.

– Если кто-то из присутствующих знает причину, по которой эти двое не могут быть вместе, прошу огласить ее сейчас… – начала тетка-регистраторша торжественным тоном и именно этот момент выбрал Печенька, чтобы хоть и с огромным опозданием, но все же заявиться на церемонию бракосочетания.

– Я тут! – громогласно объявил Славик, врываясь в двери и заставляя регистраторшу чуть ли не подпрыгнуть на месте так резко, словно она, балуясь спиритизмом, наконец добилась успеха и призвала самого черта из ада.

– Вы кто? – взвизгнула тетка испуганно.

– Я – свидетель! – гордо заявил взъерошенный Печенька, подлетая к столу.

– Свидетель чего? – поинтересовалась регистраторша таким тоном, словно речь шла как минимум об убийстве.

– Кого! – поправил Славик торопливо и, указав пальцем на Роберта, пояснил:

– Его! Где подписывать?

– Объявляю вас мужем и женой! – задушенно откликнулась регистраторша и в этот самый момент Елена Викторовна снова подключила к делу Стаса, который, к сожалению, Михайлов:

– Все для тебя-а-а, рассветы и туманы…

Надевая на безымянный палец Тани обручальное кольцо, Роберт с неожиданной досадой осознал, что их фарс превратился в самый настоящий цирк. И это отчего-то злило.


– Она тебе за что-то мстит? – спросил Левицкий новоиспеченную жену, когда они, к его облегчению, наконец покинули зал и, оторвавшись от гостей, первыми, рука об руку, вышли на улицу.

– Ты о чем? – поинтересовалась Таня внешне спокойно, хотя он дорого бы дал, чтобы узнать, что сейчас творится у неё в голове на самом деле.

– О невесте твоего деда и ее плейлисте, – откликнулся Роберт насмешливо.

– Почему же мстит? Она искренне любит Стаса, – сказала Таня и, все-таки не сдержавшись, хмыкнула.

– Жаль, что всех остальных она не любит настолько, чтобы не заставлять его слушать, – ответил Роберт ей в тон.

– Да какая разница? – передёрнула воспитательница плечами, – ты же сам сказал – это все не по-настоящему. – И, прежде, чем он успел что-либо ответить, спросила:

– Что теперь?

Хотел бы он сам знать, что теперь. Причем вовсе не в том смысле, в каком об этом говорила она.

– А теперь – ресторан, – объявил Левицкий, подводя свою жену к ожидавшей их машине. – Надеюсь, хоть отпразднуем по-человечески.

Однако, как показали следующие несколько часов – надеялся он зря.

* * *

Сидя рядом с Робертом и периодически бросая на него взгляды, которых, как я надеялась, мой новоиспечённый муж не замечал, я пыталась уложить в голове всё, что произошло. Вроде должна была быть к этому готовой, а на деле оказалось, что свыкнуться с мыслями, что я теперь фиктивная жена Левицкого, не так-то просто.

Я спрашивала себя, жалею ли о том, что случилось? И тут же отвечала – нет. Не жалею. И дело было совсем не в сумме, обещанной мне за этот фарс, спектакль, цирк – называйте как хотите. Дело было в том, что я не чувствовала себя не в своей тарелке, когда стояла рядом с Робертом, слушала голосящего из динамиков телефона Михайлова и пыталась представить, что это моя настоящая свадьба. А мне бы очень не помешало напомнить себе лишний раз, что всё это понарошку.

И о том, что дедушка присутствовал на этой свадьбе, я тоже не жалела. Кто знал, выйду ли я замуж ещё раз? Так что лучше уж вот так, чем никак.

– Ты уже заказал столик? – уточнила я, когда молчание стало мне в тягость.

– Нет. Едем в тот, где для меня всегда найдётся бронь. А что? У тебя есть какие-то особенные предпочтения?

Да, столовая рядом с детским садиком, где можно купить обед за двести пятьдесят шесть рублей. Вот бы посмотреть на лицо Роберта, если бы он там оказался.

– Нет. Никаких. Предоставляю выбор места тебе.

И мы снова замолчали. Я отвернулась к окну и принялась смотреть на оживлённый город. Дорого бы дала сейчас за то, чтобы узнать, о чём думает Роберт. Но это было невозможно. Даже если бы он захотел со мной поделиться, вряд ли бы сказал всю правду. Потому мне пока оставалось ни о чём не расспрашивать и сделать то немногое, на что я могла повлиять – наслаждаться собственной свадьбой.