Вот на что следует обращать внимание.

Я в задумчивости доехала до своей станции, вышла из метро, но картинка идеального образа азиатской девушки не покидала мою голову чуть ли не до обеда. Глеб даже поинтересовался причиной моей рассеянности – я недостаточно оперативно реагировала на его комментарии при работе над правками в тексте.

…Ещё много дней после этого явления в метро я подходила в торговых центрах к бежевым тренчам, внимательно изучала их. Было множество похожих, но всё это было не то, не то – увы…


«Человек сидячий» постепенно обрастал плотью, увеличивался в объёмах.

Работоспособность Глеба меня поражала. Иногда я слышала, как Маша зачитывает фрагменты его расписания. Глеб оперативно реагировал на услышанное: отменить, перенести, позвонить, заказать другой билет, забронировать отель, отказаться от переговоров.

И всё это – легко, будто играючи, будто это не серьёзный и процветающий бизнес, будто от прибыли компании (читай: востребованности бренда «Глеб Петелин») не зависят ни его деловая репутация, ни зарплаты многочисленных сотрудников.

Интересно, Глеб когда-нибудь бывает в плохом расположении духа?

По-настоящему плохом?

Не то что бы я горела желанием увидеть его раздражение или почувствовать на себе его гнев…

Но неужели он такой всегда и со всеми?

Лояльный, дружелюбный, непосредственный, при этом выдержанный и уравновешенный? (Если не считать его дресс-кода в отношении меня, но на это сложно было обижаться.) Энергичный – казалось, что ему всё удаётся держать под контролем.

И как он добивается всего этого, не напрягаясь?

Не верится, что на это не уходит уйма сил и нервов.

Хотя… если учесть, что некоторые сотрудники из кожи вон лезут, чтобы ему угодить… Предупредить его желания. Облегчить его существование.

Как он там говорил? Сотрудники получают свои бонусы в виде отличных обедов, укороченного рабочего дня и премий, а босс в ответ получает куда большую отдачу.

Может, он и прав. Может, такая политика действительно приносит свои плоды. Хотя, знай я об этом понаслышке, предположила бы, что в нашей стране подобное отношение к людям только поспособствует их расхлябанности.

Другими словами, сотрудники не видят строгости по отношению к себе, но принимают человечность за слабость.

И начинается злоупотребление, невыполнение обязанностей, и бесконечные чаепития в рабочее время – это ещё меньшее из зол. Конечно, можно уволить такого сотрудника – но на поиски нового, на его обучение уходит время. И не лучше ли предупреждать эти проблемы, эту текучку, заранее определяя сотрудникам рамки дисциплины, контроля, ответственности?

Впрочем, не зря, наверное, эйчары Глеба часами маринуют соискателей самыми разными тестами. Сомнительный народ отсеивается в самом начале.

Тьфу, куда меня занесло?! Начинаю мыслить точь-в-точь как Елизавета, которая вытягивается в струнку при одном упоминании Глеба. Не хватало ещё продолжить свою карьеру в отделе персонала, разрабатывая для сотрудников «систему мотивации». Ведь тебе этого совсем не хочется, не правда ли, Вера?

Мне не хотелось. Мне было интересно на своём месте. Работа над «Человеком сидячим» очень захватывала.

Книга росла не постепенно, а скачкообразно. Глеб то и дело отдавал мне в работу либо черновики, исписанные стремительным ровным почерком, либо диктофон с очередными записями. Какие-то главы были практически закончены. Какие-то представляли собой микс из подходящих цитат, выводов из статистических данных, ярких и образных «примеров из жизни». Учитывая круг общения Глеба, я не сомневалась в том, что многие из этих примеров были реальными.

Кажется, теперь я приблизилась к пониманию того, в чём заключается секрет успеха его книг… Они не просто были очень лёгкими для чтения и восприятия. Они не просто содержали в себе множество ценной и актуальной информации. В них было кое-что поважнее.

В них был посыл.

Да, наверняка существует множество книг – более фундаментальных трудов по той же физкультуре, по здоровому образу жизни. Есть масса научной статистики. Есть исследования специалистов по социальной политике. Есть сайты, посвящённые благотворительности бизнесменов. Да уйма всего есть.

Но тексты Глеба были очень заразительными.

Редактируя новую книгу, мне самой хотелось начать действовать – немедленно воплощать всё в жизнь.

Как минимум – начинать и заканчивать работу вовремя, посвящать обеденный перерыв прогулкам, выкинуть картофельные чипсы и заменить их морковными палочками, обливаться холодной водой после принятия душа… Как самый, самый минимум.

Раз уж я не была крутым бизнесменом и не могла оплачивать своим сотрудникам абонементы в бассейн или тимбилдинги в загородных пансионатах на свежем воздухе.

Рассуждения Глеба почему-то зарождали уверенность в том, что довольно легко реализовывать принятые решения.

Конечно, свою роль в убедительности Глеба играло его обаяние. Его харизма.

Но эта убедительность каким-то образом отражалась в его текстах.


В древние времена харизматичные и уверенные в себе люди становились полководцами.

Если бы Глеб родился раньше, интересно, захотел бы он вести за собой какой-нибудь народ?

Это означает битвы, приказы о кровопролитных сражениях, о казнях…

Смог бы он вести людей на смерть?

Интересно, во что трансформировалось бы его дружелюбие при других обстоятельствах?

Я совсем забыла о том инциденте, когда Глеб орал на меня посреди дороги…

Вот Глеб выходит на арену: в руках – огромный щит, тяжёлый меч, брови нахмурены, шлем надвинут низко, забрало мешает, но без него никак – убьют в первые же секунды.

Впрочем, арена – это уже про гладиаторов, а Глебу нужно бы быть полководцем…

– Вера?

Я вздрогнула.

– Что?

– Я тебя уже второй раз спрашиваю: готов кусок про западных меценатов?

– Нет, – пробормотала я, – но осталось совсем немного… И ещё должны прислать перевод по этой же теме. То есть пришлют данные, а я переработаю… в том контексте, в котором нам нужно…

– Отлично, – кивнул Глеб, – я на обед. Можешь тоже пообедать, только не забудь, что этот кусок нужно доделать до конца дня.

Я молча кивнула.

Придётся мне запереть свою фантазию под замок – примерно до конца дня. Чтобы всё успеть.

Чтобы полководец не отдал приказ меня четвертовать.


Чем более насыщенными становились мои дни, тем больше я боялась вечеров.

Рабочее время пролетало совершенно незаметно.

Казалось, я только включила компьютер – а уже наставало время собираться домой. Я постоянно переключалась с одной деятельности на другую. Нужно было искать информацию, расшифровывать диктофонные записи, набирать текст с черновиков или под диктовку, редактировать абзацы и главы – причём к редактированию Глеб предъявлял самые высокие требования.

– Хороших редакторов или корректоров сейчас по пальцам пересчитать можно, – объяснил он, – поэтому лучше я сам доведу текст до совершенства.

Я старалась как можно чаще приезжать в офис. Я уже избегала работать дома. В офисе кипела жизнь, работа, были приветливые лица, часто звучали шутки, то и дело рассказывалось что-то интересное. Отдел социальных сетей сильно поубавился в численности. Поубавившись, он слился с отделом маркетинга и пиара. Насколько я поняла, оставили самых адекватных ребят. По крайней мере, услышать заковыристое выражение в мансарде теперь стало проблематично.

Как-то за ланчем я решилась задать Глебу вопрос о причине расформирования отдела.

Глеб расхохотался, едва не поперхнувшись морковным фрешем:

– Вера, а почему ты этим интересуешься?

– Ну… – Я дожевала кусок омлета. – Они сильно выделялись на общем фоне… И сравнение было не в их пользу.

Глеб даже отложил вилку.

– Давай-ка поподробнее.

Я смутилась, но пересказала боссу свои впечатления от обитателей мансарды.

– А, вот ты о чём. Не знал, если честно. Могла бы и раньше сказать.

Я с удивлением взглянула на него:

– Сказать? На каком основании? И потом, откуда я знаю – может, у вас так принято…

– Я всё-таки за более вменяемых людей. Как они общаются между собой на кухне – это их личное дело. А здесь – мой офис… И неплохо бы соблюдать правила приличия. Я не ханжа, но мат приятен не всем. А почему тебе следовало поделиться… На мой взгляд, ты достаточно здравомыслящая девушка. И потом, кто заставлял тебя стучать? Могла бы сказать: в мансарде матерятся через слово, в «Лидершип» так принято? А я бы ответил…

Я засмеялась:

– Но ведь отдел разогнали не поэтому!

– Вера, долго рассказывать. Если в общих чертах… На специалистов по работе в соцсетях сейчас бум. Но я посмотрел на результаты работы, проанализировал эффективность за несколько лет… Будущее покажет, но в данный момент мне кажется, что значение сетей сильно преувеличено. Можно разрабатывать стратегии, но никто не предскажет, как сработает та или иная кампания в Facebook или ВКонтакте. Внятного прогноза не дадут ни маркетологи, ни фанаты соцсетей – а именно такие и работали в отделе. Чтобы информировать сообщества о новостях, вполне достаточно пиар-менеджера. Куча подписчиков в сети совершенно не означает, что эти люди действительно интересуются тем, что мы предлагаем. Иными словами, совсем забрасывать деятельность в аккаунтах мы не будем, но делать на это ставку, как на глобальный маркетинговый инструмент, я бы не стал. Это своего рода представительство. А социальные сети через некоторое время вызовут пресыщение… Кстати, десерт будешь?


Так или иначе, я постоянно бегала из мансарды в кабинет Глеба и обратно, так что уже не было повода переживать из-за «микроклимата» в бывшем пристанище соцсетей.


Но вот время, когда я собиралась домой, заставляло меня чувствовать необъяснимое беспокойство.

Я выходила из офиса без задержек. Но вместо метро я направлялась к Садовой улице. Я вглядывалась в витрины, всматривалась в лица людей. Не в силах бороться с собой, я заглядывала в какую-нибудь из пекарен. Я подолгу стояла перед прилавками, будто выбирая. Я отлично знала свои предпочтения – и вкусы Никиты тоже. Хрустящие макаруны, свежайшие багеты с оливками, хлеб с орехами и инжиром или с вялеными томатами. Я доставала кошелёк, покупала что-нибудь к чаю – я делала это, чтобы продлить своё пребывание среди людей, голосов, обрывков чьих-то фраз и смеха.