– Фирдос, что случилось? Что-то с мамой?

– Нет, бейби. Умер мой дядя, ее родной брат. Мне нужно срочно лететь в Южную Африку. Сегодня или завтра.

По его опущенным глазам и дрожащим губам я поняла, что сейчас не время для разговора. «А когда будет время? Через девять дней или через сорок? Я столько ждать не могу», – подумала я про себя, но вслух произнесла:

– Мне очень жаль, Фирдос.

– Я не хочу оставлять тебя одну, я волнуюсь. Я не знаю, сколько я пробуду в ЮАР. Может быть, три дня, а может быть, неделю. А может, все затянется на месяц. – по его щекам катились слезы.

Я впервые видела, как он плакал, и мне захотелось его крепко обнять и забыть обо всем, что я хотела ему сказать несколькими минутами ранее. – Сколько действует твоя виза, бейби? – он поднял на меня глаза и размазал слезы по щеке.

– Еще неделю. Потом мне нужно будет улететь в Санкт-Петербург и ждать вызова от Даниша.

– Ты меня не дождешься… – обреченно вздохнул Фирдос. – Почему все так? Почему сейчас? – спросил он в пустоту.

Я бы хотела сказать, что обязательно вернусь, но это было бы неправдой. Я бы хотела также сказать, что не вернусь, но сделала бы ему больно. Я просто промолчала, сжимая в кулаке его цепочку. Он не заметил, что она исчезла с моей шеи.

На следующее утро Фирдос улетел хоронить своего дядю, а через пару дней, убедившись, что мой друг тремя днями в ЮАР не отделается, Даниш купил мне билет до Санкт-Петербурга.

Глава 2. Возвращение

Из Индии мы с Наташей возвращались в Санкт-Петербург – каждая со своим багажом. Я оставила в Мумбае все подаренные мне Фирдосом вещи, забрала с собой только куклу и его кепку. Мой чемодан был большой и яркий, наполненный новыми мыслями, впечатлениями и открытиями. Он уверенно передвигался сам на четырех колесах, а я шла рядом, высоко подняв голову в яркой камуфляжной кепке со стразами, синих джинсах и темной майке. Я снова чувствовала себя свободной, хоть и оставила частичку своей души в Мумбае. А может, я вернусь сюда через пару недель? Все может быть, Даниш обещал мне сделать вызов.

Я смотрела на подругу и думала о том, что не позвони она тогда, полтора года назад, не пригласи меня с собой в удивительную страну открытий, не научи симоронить в самых безнадежных ситуациях, не было бы всего этого, не было меня такой, какая я сейчас. Когда безысходность поселилась в моей душе, казалось бы, навсегда, именно Наташа оказалась для меня тем самым проводником в мир, где я начала находить себя… Я возвращалась в Россию, найдя себя в Индии цельной и уверенной в себе личностью.

За ту пару недель, что мы не виделись, у нас накопилось множество новостей, но мне хотелось говорить о чем угодно, но не о моих отношениях с Фирдосом. Точнее, о дальнейшем их развитии.

– Ну как там твой спортсмен? – подмигнула мне Наташа, когда мы прошли паспортный контроль. – Замуж зовет?

– Он улетел в ЮАР. У него там дядя умер.

– Грустно.


Я не знаю, чувствовала ли Наташа, какую огромную роль сыграл тот ее звонок в моей жизни, осознавала ли я это в полной мере? Скорее нет, чем да. Иногда, чтобы понять какие-то детали, нам нужно, подобно художнику, отойти от холста на некоторое расстояние и оценить картину в целом. Это сейчас, спустя десять лет, я все вижу и все понимаю, а тогда это вместо общей картины я видела лишь мазки событий, эмоций, чувств. Картина только начинала проявляться, но подмалевок был выполнен блестяще.