Я шагнула к нему, остановилась совсем рядом, чуть касаясь ногой его колена.

— Что это на тебе?

— Не нравится?

Обычное платье до колена, чуть приталенное, с пышной юбкой, да и цвет темно-синий, в глаза не бросается.

— Не нравится. В моём доме целыми днями бродят мужчины, а ты позволяешь себе так одеваться, — заиграл скулами, а я опустила взгляд. У кого-то очень плохое настроение.

— Но оно же до колена.

— Мм, — подался вперёд, потянул меня за руку на себя и, усадив на колени, запустил руку в разрез на груди. — А это что?

Осознав, что проще согласиться, посыпать голову пеплом, чем спорить с ним, кивнула.

— Я поняла. Больше его не надену.

Хаджиев взглянул на браслет, затем на кулон и отпустил меня.

— Можешь идти.

В этот же момент дверь с шумом распахнулась, и в кабинет влетел Виталик, таща своего огромного пушистого медведя.

Ох, нет… Только не это. Вскочила, перевела испуганный взгляд на Марата, но тот лишь вздохнул.

— Прости, я сейчас его заберу…

Но Виталику не было никакого дела до наших с Хаджиевым проблем. Таща грузную игрушку по полу, он подошёл к нам, внимательно посмотрел на Марата и… Протянул ему любимую конфету с орешками.

Хаджиев отчего-то застыл, словно его молнией ударило. Я видела, как задрожала его рука, а потом резко сжалась в кулак. Не моргая смотрел на конфету, а потом медленно взял её, словно это бомба какая-то.

— Спасибо, — прохрипел, задыхаясь, и стиснул зубы.

Мне стало не по себе из-за его более чем странной реакции, и где-то под ложечкой засосало от страха.

— Марат…

Он поднял на меня абсолютно безумный взгляд и, сжав в своей огромной ладони конфету, встал. Прижав Виталика к себе, отшатнулась назад, а Хаджиев широкими шагами устремился к двери. Казалось, он сейчас совершенно не в себе. Ему навстречу бежала домработница, упустившая Виталика, но увидев лицо Марата, вдруг вскрикнула и отскочила в сторону, а он прошёл мимо.

— Простите, мальчик сбежал от меня…

— Побудьте с ним, — оставив сына с ней, бросилась за Хаджиевым, который почти скрылся из виду.

Тяжело и громко ступая, совсем не как обычно, он направлялся в левое крыло здания, в котором я не была ни разу. Заметила, что туда кроме домработницы никто не ходит. Лишь она изредка убирается.

Бежала за ним на цыпочках, опасаясь быть замеченной. На данный момент Марату явно было не до меня, но всё же…

Он вошёл в какую-то комнату, оставив дверь незапертой, а я подкралась ближе, аккуратно заглянула внутрь. Спортзал. Тренажёры, маты. Ничего необычного. Но когда Марат с размаху ударил по большой боксерской груше, что висела в центре зала, отскочила от двери.

Он замахивался снова и снова, лупил по груше так, что через несколько минут она сорвалась с крепления и грохнулась на пол. Но Хаджиев не остановился. Рыча, как раненый зверь, он продолжал месить её ногами, пиная и толкая в угол. Оставив истерзанную грушу, из которой посыпалось что-то вроде песка, он стал бить кулаками по стене, а я, зажав рот руками, приросла к полу. Не могла убежать, не могла оставить его здесь одного. Каким бы он ни был… Никто не заслуживает одиночества в такие моменты.

На белой стене оставались кровавые пятна и, казалось, что он бьёт по ней уже одними костями. Не знаю, сколько продолжался этот ужас, но когда он остановился, я уже держалась за дверь, чтобы не упасть. По щекам текли слёзы, а горло словно щипцами сжали.

Марат закричал, словно из него вырвали душу, упал на колени, разжал окровавленный кулак, и на пол упала расплющенная нечеловеческой силой конфета.

Наверное, я сошла с ума вместе с Варваром, потому что в следующий момент бросилась к нему.

— Марат! — упала на колени рядом и, обняв его за плечи, заглянула в лицо. Оно перекошено от злости, слепой ярости и… Слезы в глазах.

Это тот Варвар, что дробил своими кулаками кости противников на ринге? Или тот Марат, что скормил живого человека собакам? Кто из них? В ком живёт эта страшная боль, пожирающая его сердце?

Такая адская боль… Её может причинить лишь жуткое горе…

— Что с ним? Что с твоим сыном? Скажи мне…

Взревев, как медведь, он оттолкнул меня от себя и вскочил на ноги. Шагнул ко мне и, схватив за предплечье, дёрнул вверх.

— Не смей, — прорычал сквозь стиснутые зубы, и вся его агония на меня хлынула. Я прочувствовала каждую её невидимую молекулу, протащила сквозь себя и застонала от того, как больно в груди трепыхнулось сердце.

— Прости… — обняв его, прислонилась к широкой, часто вздымающейся груди и закрыла глаза, слушая бешеный ритм сердца Варвара.

Одна его рука уверенно легла мне на спину, прижала крепко, а вторая зарылась в растрёпанные волосы.

— Я отпускаю тебя, — прошептал еле слышно и неожиданно отпустил, мягко отталкивая меня от себя.

— Что?

— Отпускаю. Ты свободна. Иди в свою комнату, завтра вас перевезут в новый дом.

— Почему? — задала наиглупейший вопрос, который можно было задать в подобной ситуации. Наверное, он просто застал меня врасплох.

— Я так решил, — упёрся в измазанную его кровью стену, опустил голову и тихо выдохнул. Кажется, уравновешенный, трезвомыслящий Марат вернулся.

— Но…

— Убирайся! — рявкнул в мою сторону, повернув голову вбок. — Слышишь меня?!

Нет. Не вернулся. Там всё ещё Варвар сидит, злобный и отчаянный, заблудившийся в своём горе.

— Вам лучше уйти, Снежана, — Али подошёл сзади незаметно, легко отстранил меня. — Я сам с ним поговорю.

ГЛАВА 38

Он пришёл, когда ребёнок уже спал, сунув палец в рот и тихо им причмокивая. Снежана беспокойно ворочалась, видимо, видела страшный сон с участием Варвара. Пусть. Так даже лучше. Быстрее забудет о нём.

Стоял над ними, не в силах уйти. Боль, разрывающая каждую его клетку, не утихала. Эта грёбаная конфета пробудила всё то, что столько времени хоронил в себе. Весь тот яд, которым пропитана его чёрная душа, хлынул наружу, и теперь он им захлёбывался. Горело всё внутри, требовало выхода. Хотелось крови и возмездия. Хотелось драться.

Зря он позволил привезти сюда ребёнка. Не следовало испытывать себя.

Развернулся, чтобы уйти прочь, но, услышав её голос, остановился.

— Мне очень жаль, Марат.

— О чём ты?

Он услышал, как Снежана поднимается с кровати, идёт к нему. Прильнула, обнимая его со спины.

— О твоей боли, — коснулась прохладной ладонью его груди. — О той, которая здесь.

— Не стоит, Снежана, — но руку её не убрал. Она словно остужала пламя, что полыхает в нём, разъедает кожу.

— Почему? Ты ведь никогда ни с кем не говоришь об этом. Никогда не рассказывал, да? Так поделись со мной. Это нормально, Марат. Расскажи.

Он напрягся всем телом, стиснул челюсти, но не смог оттолкнуть её. Не хотел. И уходить не хотелось сейчас. Ещё совсем немного постоять так с ней. Чтобы трогала его своими прохладными, тонкими пальцами. Совсем немного. Пять минут.

— Мой сын дал мне конфету. В тот день, когда я видел его в последний раз. Моя жена забирала его, а он плакал, не хотел, чтобы я уезжал. Я всего на один день оставил их. В этом доме, — каждое слово давалось с таким трудом, что разрывало от боли глотку. — Ты хотела знать, кто тот ублюдок, которого я скормил псам? Он был моим другом. Как все те, кого ты видела за столом. Я называл его братом. А он пришёл в мой дом с наёмными убийцами, чтобы грохнуть меня, — Снежана вздрогнула, и футболка на его спине пропиталась её слезами. — Я вернулся на следующее утро. В свой день рождения. Привёз сыну игрушку, — рвано выдохнул, сжимая кулаки до хруста. — Шёл к дому, переступая через трупы охранников. А его… Моего сына не было в кроватке. Я нашёл его в саду. На том самом месте. Моя жена лежала в луже собственной крови. Её пытали. Хотели знать, где я. Видимо, она не сказала. Ублюдок изнасиловал её. Все камеры видеонаблюдения были уничтожены, а отпечатки стёрты. А потом он пришёл на похороны. Сочувствовал мне, — переживая снова тот день, Марат чувствовал, как ад внутри разверзается, и оттуда лезет черная злоба, заполняя его собой. — Я нашёл наёмников. Всех до единого. И узнал, кто убил мою семью. Он успел свалить из страны до того, как я пришёл за ним. Несколько лет прятался по разным уголкам мира, запутывал свои следы. Перед годовщиной друзья нашли его в Индии. Обманом заставили приехать.

Снежана вцепилась в него мертвой хваткой, и, казалось, не дышала, лишь иногда всхлипывала. Убрал её руку, повернулся.

— Знаешь, почему он это сделал? Он хотел быть мной. Жить моей жизнью. Владеть всем, чем владею я. Моими активами, моей недвижимостью. Моей женой, — приподняв её лицо за подбородок, посмотрел в заплаканные глаза. — А когда понял, что моя жена никогда не станет участвовать в моём убийстве, никогда не предаст… Уничтожил её и нашего сына. Он раскаялся перед смертью. Умолял меня не убивать его, — усмехнулся зло, а Снежана дёрнулась в его руках, видимо, рассмотрев на дне его взгляда бездну. — Я должен был радоваться этому, разве нет? Должно было наступить облегчение. Должно ведь. Но мне не стало легче.

— Мне так жаль… Так жаль, Марат, — прижав к своей щеке его ладонь, смотрела в глаза и плакала.

Собравшись с силами, отстранился, убрал от неё руки.

— Завтра Али отвезёт вас в новый дом. Твой муж уже подписал необходимые бумаги, на днях ты получишь документы о разводе и опекунстве. Он отказался от ребёнка. О том, где ты живёшь, будет знать только Али. Но ты можешь быть спокойна, он не даст эту информацию никому. Даже мне. По поводу лечения и денег всё решено и устроено. Как я и обещал, ты не будешь ни в чём нуждаться.

Снежана закрыла глаза, слёзы капнули вниз.

— А кулон твоей мамы… Зачем ты мне его подарил? — её голос дрожал, а Марату почему-то стало от этого ещё поганее.