Джейкоб

Парень валяется на земле. Я уже много лет никого не бил. Только на тренировках и больше нигде. И это были мешки с песком. Часами. Я хочу пнуть его ногой, но не двигаюсь. «Правило номер десять: если противник находится на земле, вы отступаете в нейтральный угол». Он упал. Я должен остановиться, потому что у него рассечена губа, и кровь капает в грязный снег. Его друзья неподвижно стоят рядом. Я чувствую, как они смотрят на меня.

– Джейкоб?

В голосе Луизы звучат слезы, и я оборачиваюсь. Она корчится на земле, держась обеими руками за голень, и плачет. «Правило номер десять: если противник находится на земле, вы отступаете в нейтральный угол». Она вытирает щеки, а я опускаюсь перед ней на корточки и поднимаю ее шапку. Она грязная.

Луиза похожа на ребенка. Она сидит передо мной с этой своей лысой головой и большими темными глазами и смотрит на меня. Я мог бы убить его. Держась за скамью, Луиза пытается подтянуться, но у нее не получается, поэтому я помогаю ей подняться. Руки у нее холодные.

– Давай, – говорю я, – пошли.

Луиза

Он заваривает чай. И не говорит ни слова. Не думаю, что я когда-либо видела кого-то, кто был бы так зол. Так контролируемо зол. Он ставит на стол две чашки. И делает это совершенно спокойно. Но я чувствую, что больше всего на свете он хотел бы швырнуть их о стену.

– Тебе нужно прижать пакет со льдом как можно крепче. – Это инструкция, и я следую ей. – Что этот парень хотел от тебя? – спрашивает он, садясь рядом со мной. – Кто это был?

– Фабиан, – говорю я.

– Фабиан, – повторяет он.

– Да.

Молчание.

– Тебе нужно прижать этот чертов лед, – говорит он и кладет свою руку на мою. – Так.

– Хорошо, – киваю я.

Молчание.

– Где ты научился так драться? – спрашиваю я через некоторое время.

– Тренировки по боксу, – отвечает он односложно, а затем добавляет: – Чего этот парень от тебя хотел?

– Думаю, напугать, – говорю я. – На самом деле я сама во всем виновата.

– Сама виновата? – ревет он, вскакивая. Его стул падает, чай переливается через край чашки, и я вздрагиваю. – Черт возьми, да что бы ты ни сделала, он не должен был прикасаться к тебе! – Джейкоб огромный, как башня. Его сонная артерия пульсирует. – Этот мерзавец на полторы головы выше тебя и весит вдвое больше! – его голос срывается. – Нельзя бить кого-то, кто слабее тебя самого!

Я только смотрю на него, продолжая прижимать пакет со льдом к голени. Дыхание Джейкоба неровное, руки сжаты в кулаки, а глаза непостижимо черные.

– Он не имеет права прикасаться к тебе. Никто не имеет права тебя трогать, если ты этого не хочешь. – Пауза. – Ты это понимаешь?

Я снова киваю. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, затем он поднимает свой стул, достает тряпку и, вытерев чайные лужи, снова садится.

– И что же ты сделала? – наконец, спрашивает он.

– Я избила его девушку.

Он поднимает брови.

– Ты избила его девушку? – Я киваю. – По твоему виду не скажешь.

– Знаю. До этого случая я никогда никого не била. – Короткая пауза. – Это основная причина, по которой мне нужно проходить терапию. – Еще одна пауза. – На самом деле родители хотели, чтобы я прошла ее еще раньше, но я отказывалась. А теперь это обязательно. В противном случае меня исключат из школы.

– Они исключили бы тебя за то, что ты однажды кого-то ударила? – хмурится он. – Я бы сказал, это чересчур.

Я думаю об Изабель и этой странной ситуации, которая теперь кажется мне совершенно нереальной. Как будто это случилось не со мной, а с кем-то другим.

– Почему ты это сделала? – спрашивает он.

– Она сказала что-то, что… – не могу продолжать говорить, иначе начну плакать. А я не хочу снова плакать перед ним.

– Что она сказала? – тихо спрашивает он.

Я сглатываю и все-таки говорю:

– Спросила, когда я, наконец, покончу с собой, как мой душевнобольной брат.

Джейкоб

Я смотрю на нее, а она смотрит в сторону.

– Я думал, твой брат в Берлине, – говорю я спустя некоторое время.

– Нет, – она откладывает пакет со льдом, – тут я солгала. – Молчание. – Кристофер мертв.

Я смотрю на нее. Мне не хочется смотреть на нее, но не могу отвести взгляд.

– Когда? – спрашиваю я.

– В конце января, – говорит она.

– Января этого года? – Она кивает и смотрит на свои колени. – Он… это были таблетки?

– Их он пробовал чуть меньше года назад, – глухо говорит она. – Но ему не удалось. В этот раз он действовал наверняка. – Она делает паузу. – Мой брат выпрыгнул из окна.

Я открываю рот и снова закрываю. Луиза тянется к своей чашке, но не пьет. Только крепко держит ее.

Взяв себя в руки, я спрашиваю:

– Почему? Я имею в виду, почему он это сделал?

– У моего брата было биполярное расстройство, – тихо говорит она. Ее голос едва ли громче шепота.

Я хочу взять ее за руку, но не двигаюсь. Вместо этого просто смотрю на нее. Ее взгляд мечется по сторонам, быстрый и беспокойный. Как будто она спит с открытыми глазами. Луиза проводит пальцем по ручке чашки, делает глоток, задумывается.

– Он написал мне письмо, – наконец говорит она. – На день рождения. А вчера вечером пришло еще одно.

– Как это возможно? – хмурюсь я.

– Через веб-сайт, – говорит Луиза. – Он называется Futureme.org.

Внезапно она смотрит на меня очень прямо, как будто ее взгляд может меня удержать, и спрашивает:

– Знакомо ли тебе чувство, когда ты так зол, что не узнаешь сам себя? Как будто ты вдруг стал кем-то другим?

Я киваю. В квартире абсолютно тихо. Только слышно, как тикает счетчик отопления.

– На кого ты злишься? На себя или на него?

Она на мгновение задумывается и говорит:

– На нас обоих. Но больше – на него.

Луиза продолжает смотреть на меня. Секунду, две, три. А затем тянется к рюкзаку, достает из переднего кармана телефон и набирает пин-код.

– Это вчерашнее письмо, – говорит она и протягивает мне телефон.

Сначала я колеблюсь, но потом беру его. И начинаю читать.

Futureme.org

Кому: [email protected]

Небольшой отчет о путешествии


Дорогая Лиз.

В своем последнем сообщении я не написал тебе, где нахожусь в данный момент: это было бы неуместно. В конце концов, это был твой день рождения. Но теперь скажу: я нахожусь в промежуточном мире.

Ты, скорее всего, представляешь себе это, как в греческой мифологии, где неподкупный перевозчик Харон преправляет мертвых за монету на своей лодке через мертвую реку Ахерон. Ну, здесь не все так по-гречески.

На его лодку допускаются только те, кто получил и может оплатить погребальный обряд. Значит, ко мне это не относится, потому что я покончил жизнь самоубийством. Здесь, внизу, этого совсем не любят. Я поговорил со своим паромщиком – есть тайная дверь, своего рода черный ход. Серия заданий. Если я выполню их, он возьмет меня с собой на другую сторону, а если потерплю неудачу, мне придется сто лет тенью бродить по берегу реки.

Поверь мне, это не для меня: ты не видела людей здесь, внизу. Довольно мрачные фигуры. И все они хотят сесть в эту лодку. Они ни перед чем, действительно ни перед чем не остановятся.

Поскольку у меня больше нет тела, ведь я мертв, мне нужен союзник. И вот в игру вступаешь ты. Без тебя у меня нет шансов. Ты мой телефонный джокер, моя связь с реальным миром, мой туз в рукаве. Перевозчик говорит, что самоубийцам нужен кто-то живой, чтобы заступиться за них. Тот, кто выполнит поставленные перед ним задачи. Это единственный путь на другую сторону. План Б для тех, кто не очень-то желанен. Ты знаешь, что меня ждет, если ты скажешь «нет». Что мне тогда придется терпеть. Сто лет – это долгий срок, Лиз. Но ты – это ты, и не подведешь меня. Ты никогда бы так не поступила. В конце концов, спасение моей души в твоих руках.

Так вот, первое задание. На самом деле оно очень простое. Тебе просто нужно отпраздновать день рождения. Ничего больше. Единственное условие: вас должно быть как минимум трое. Мама не в счет. Папа и Флегмарион тоже. Ты можешь праздновать так, как хочешь, но обязательно праздновать. Задание считается выполненным только в том случае, если ты получишь удовольствие. Если будешь смеяться. И забудешь обо всем остальном на несколько часов.

Конечно, ты не обязана этого делать. Это всего лишь электронное письмо, не так ли? И я мертв. Кто узнает, действительно ты сделаешь это или нет? Но теперь только представь, что мой лодочник действительно существует. Как и лодка. И я, который стоит внизу, у реки, и не может перейти на другую сторону. Ты не можешь желать этого для меня.

Через неделю жди новое письмо.

Береги себя.

Кристофер.

Я сглатываю и с улыбкой опускаю телефон.

– Твой брат, должно быть, и в самом деле очень любил тебя.

– Что, прости? – ошеломленно спрашивает она. – Ты ни в коем случае не пошлешь ничего подобного тому, кого любишь!

– Такие вещи посылают только тому, кого любят, – говорю я.

Она встает и смотрит на меня, став ростом ненамного выше, чем я, когда сижу.

– Одно дело, что он покончил с собой. Это я даже еще могу как-то понять. И, может быть, даже когда-нибудь прощу ему, что мне пришлось видеть его таким, – говорит она вслух, – но теперь я к тому же должна нести ответственность за это проклятое спасение его души…

Ее голос срывается, и она прижимает руку к губам, отворачиваясь от меня. Ее плечи дрожат, но она, такая маленькая и изящная, не издает ни звука. Как будто за прожитые годы научилась быть храброй.

Не задумываясь, я встаю, и, развернув к себе, обнимаю. На мгновение она напрягается, но все же поддается. И я крепко сжимаю ее в своих руках.

Луиза

Со дня смерти Кристофера я почти не плакала. Ну, по-настоящему. Вот так. Но сейчас я уже не могу остановиться. Из носа течет, глаза горят. По-моему, я никогда прежде так не рыдала. Если только в детстве. Безудержно и громко. Как будто никто не видит.