Аннэ Фрейтаг - Вечность в тебе

Если бы я сейчас могла посмотреть на себя со стороны, то, наверное, смутилась бы. Того, как я плачу, прижавшись к нему. Как зарываюсь руками в его футболку. Как неистово рыдаю. Но мне все равно. Мое тело словно сопутствующее явление, нечто, что просто существует.

Джейкоб поднимает меня, и мои ноги безвольно болтаются над землей, пока моя душа лежит между нами как на ладони.

– Все будет хорошо, – снова и снова бормочет он.

Я чувствую его голос – он как гул в моей грудной клетке – и его руки, которые окружают меня, как стена. Он удерживает меня так крепко, как никто никогда меня не держал. Даря ощущение, что со мной ничего не может случиться. Что я в самом безопасном месте на свете.

Не знаю, как долго мы так стоим, грудь к груди, сердце к сердцу, но в какой-то момент слезы заканчиваются, и я перестаю рыдать. Я лежу щекой на его плече, кончик носа касается его шеи, и мы не двигаемся. Просто дышим. Он придерживает мой затылок. Его ладонь теплая. Я никогда не была так близко к мальчику. Да и не хотела этого. Тело Джейкоба касается моего в тех местах, которых раньше никто не касался. Даже в одежде. Я жду, что мне будет неприятно, но ничего подобного.

Наконец, я отпускаю его футболку. Мои пальцы словно задеревенели из-за того, как крепко я цеплялась за него. И тогда Джейкоб снова ставит меня на пол. И момент уходит.

Джейкоб

Я смотрю в ее красные, остекленевшие и грустные глаза. Ее взгляд потерянный и ни на чем не задерживается. Она сейчас совсем не похожа на воительницу.

– Ты голодна? – спрашиваю я. Ее нос заложен, а лицо покраснело. Она кивает. – Хорошо. Я что-нибудь нам приготовлю.

– Не стоит, – быстро говорит она, указывая в сторону коридора. – Я могу поесть и дома.

– Или ты останешься, и я что-нибудь нам приготовлю.

Она смотрит на меня.

– Хорошо. Чем я могу помочь?

Обычно я готовлю один. Я все делаю один. Луиза смотрит на меня, выглядя смущенной.

– В основном нарезкой овощей, – отвечаю я.

– Резать овощи я умею, – говорит она, и я не могу сдержать улыбку.

Лазанья в духовке, в кухне пахнет плавленым сыром, а моя футболка еще влажная от ее слез.

Я делаю салат, пока Луиза накрывает на стол. Она отрывает два бумажных полотенца от рулона на кухне и складывает их как салфетки в ресторане. Я тронут тем, что она это делает. Вдруг она поднимает глаза, и наши взгляды встречаются прежде, чем я успеваю отвести свой. Тут срабатывает кухонный таймер, и мы вздрагиваем.

Еда готова.

Луиза

Никогда бы не подумала, что Джейкоб умеет готовить. Еще и без рецепта. Он занимается боксом. И готовит. И хорошо разбирается в искусстве. И в германской мифологии. Странная смесь.

Я смотрю, как он ест. Кристофер считал, что то, как человек пользуется столовыми приборами, может многое о нем рассказать. «Запомни одно, Лиз, – говорил он. – Человек обращается с вилкой так же, как он обращается с людьми. Хуже всего те, у кого оттопырены мизинцы. С ними ты должна быть особенно осторожна. Они всегда считают себя лучше других». У моего брата было много таких теорий. И эта мне особенно нравилась.

Джейкоб ест медленно. Он отрезает от лазаньи кусок за куском. Его длинные пальцы и большие ладони обхватывают ручки столовых приборов. Не то чтобы он судорожно вцепился в них, но держит их крепко. Так же, как до этого меня. Кристофер сказал бы: «У него есть стиль». Моему брату нравились люди со стилем. По его словам, это вымирающий вид. Что-то вроде динозавров.

Кто-то открывает дверь квартиры, и Джейкоб на мгновение закрывает глаза.

– Джейкоб? Ты дома? – кричит мужской голос. Он не похож на голос отца, так как звучит моложе. – Пахнет настоящей едой, так что ты должен быть тут.

Джейкоб усмехается и качает головой.

– Я на кухне, – говорит он.

– Я чую запах лазаньи? – в комнату входит парень с темными волосами. Почему-то он напоминает мне писателя. Усталый и в очках. Заметив меня, он резко останавливается, как будто ожидал чего угодно, но только не меня. – У тебя гости, – отмечает он.

– Ого, ты заметил, – сказал Джейкоб.

– Естественно. Я всегда замечаю красивых девушек с выбритыми налысо головами. – Я не могу не рассмеяться. – Я Артур, – говорит он, – брат Джейкоба.

– Я Луиза, – отвечаю я.

– Луиза, – повторяет он и улыбается. – Приятно познакомиться.

– И мне, – говорю я отчего-то застенчивым голосом.

– Вы не возражаете, если я сяду? – спрашивает он, но ответа не ждет, а падает на стул рядом со мной и опирается локтями о столешницу.

– Как прошли курсы? – спрашивает Джейкоб.

– Какие еще курсы? – спрашивает Артур.

– Ну, те, на которые тебе пришлось пойти.

– Не знаю, – отвечает он, вынимая из руки Джейкоба вилку и съедая кусочек лазаньи с его тарелки. – Я там не был.

– В смысле ты там не был? Разве твое присутствие не обязательно?

Артур на это беззаботно смеется. Кристофер мог быть таким же. Таким же счастливым и беззаботным. Тем, кто не думает о завтрашнем дне. Только о текущем моменте. Джейкоб совсем другой. Гораздо серьезнее и жестче.

Хотя эти двое очень похожи: темные глаза и волосы, длинные ресницы, характерная челюсть. Но глаза Джейкоба намного темнее. У обоих узкие носы, но у Артура он прямой, а нос Джейкоба выглядит так, будто он его уже ломал. Джейкоб на полголовы выше своего брата. И спортивнее. Артур худощавый, но приземистый. Он говорит и жестикулирует гораздо больше, чем Джейкоб. Все в нем громко. Его смех, его мимика. Он наполняет комнату жизнью. Джейкоб – нет. Он тихий. Он наблюдает. Если уж так сравнивать, он почти не двигается. Только кивает или качает головой. Лишь малейшие изменения показывают, что он слушает. Нюансы. Артур растрепан и хаотичен. И у него такая естественная уверенность в себе, которой нельзя научиться. Он – артист. Тот, кто легко заставляет других смеяться. В Джейкобе, напротив, есть что-то неясное. Он молчалив. Скептичен. Похоже, он никому не доверяет. Но может быть, я сейчас говорю о себе.

Внезапно Джейкоб разражается смехом. И этот смех затмевает все остальное.

Джейкоб

Иногда вещи начинают жить своей собственной жизнью. Особенно когда руку к этому прикладывает Артур. Сегодня утром, когда мы завтракали, он спросил, что случилось у Луизы. Почему у нее были такие заплаканные глаза. Мой брат только притворяется таким невнимательным. На самом деле от него ничего не ускользает.

И я бы с удовольствием рассказал ему все, но не сделал этого. Лишь сказал, что дела у Луизы дома сейчас идут не так просто и что на прошлой неделе у нее был день рождения, поэтому было бы неплохо его слегка отпраздновать. Может быть, вчетвером. Он, Джулия, Луиза и я. С этого момента Артур взял на себя планирование.

Он: Так, нас четверо, собираемся в пятницу вечером к восьми. Как насчет раклета?[4] Джулия любит раклет.

Я: Хорошо.

Он: Отлично. Мясо, соусы, гуакамоле, сыр… Нам нужен торт. Если мы будем праздновать ее день рождения, нам понадобится торт. Какой она любит?

Я: Понятия не имею.

Он: Шоколадный торт любят все.

Я: Хорошо, шоколадный торт.

Он: Нам нужны свечи. Сколько ей лет?

Я: Шестнадцать.

Он: А-а-а… Sweet Sixteen[5]. На тебе еда, на мне – декор.

Я (неуверенно): Только, пожалуйста, не переусердствуй.

Он (подмигивая): Ты же знаешь, какой я деликатный.

Нарезанное и замаринованное мясо уже ждет своего часа в холодильнике, торт и салаты приготовлены, а я даже не знаю, будет ли у нее время. Я должен был спросить ее номер. Когда проводил ее домой и мы стояли на пороге ее квартиры, то мог бы спросить. Но я не думал об этом.

Я смотрю на часы. Сейчас 12:58. Если она выйдет в час, а дорога домой займет у нее минут двадцать, я смогу успеть вовремя. По крайней мере, если потороплюсь. Быстро накрываю салатницы тарелками, выбегаю в коридор, надеваю ботинки и хватаюсь за куртку. Когда закрываю за собой дверь, на часах ровно 13:00.

Луиза

Синяк на лице Изабель почти зажил, и осталась только зеленоватая тень. В отличие от того, что у Фабиана на подбородке. Он напоминает половинку груши с фиолетовыми пятнами. Я знаю, что это не должно меня радовать, но тем не менее радует. Все это. Что он сейчас выглядит вот так. Что даже не смеет дышать в мою сторону. Словно боится, что в любую минуту из ближайшего куста выскочит Джейкоб и превратит его в целую грушу. Мне смешно. Симметричное лицо – красивое лицо.

Я думаю о Джейкобе с тех пор, как он проводил меня позавчера домой. Не постоянно. Но много. Некоторое время мы стояли перед моим домом. Не возле фонтана. С другой стороны. Было бы преувеличением сказать, что мы разговаривали, но мы смотрели друг на друга. Оказавшись в квартире, я подошла к кухонному окну и смотрела ему вслед. Он становился все меньше и меньше, а потом пропал. После этого мы с Минг полтора часа проговорили по скайпу. И, когда я рассказывала ей обо всем, что произошло, это звучало не как моя жизнь, а как история, которую я придумала, чтобы ее развлечь.

Под конец Минг потеряла дар речи. Она засыпала меня вопросами типа «Он действительно ударил его?», «Ты показала ему письмо Кристофера?», «Какие именно части тела соприкоснулись во время ваших долгих объятий?», «Он проводил тебя до дома?» и «И что ты теперь будешь делать с первым заданием Кристофера?». Ответа на этот вопрос я не знала. Зато у Минг был: «Один человек у тебя уже есть. Значит, нужно найти еще одного. Хотела бы я быть там».

В школе было так же скучно, как всегда. А теперь я иду с трамвайной остановки домой и думаю, чего бы поесть. Тротуар расчищен. Снега почти не осталось. Я перехожу дорогу. Можно приготовить макароны. Макароны с маслом. Не хочу знать, сколько тарелок макарон с маслом я съела за свою жизнь.