Аннэ Фрейтаг - Вечность в тебе

Иногда мне кажется, что у меня два мозга, и они ничего не знают друг о друге. Один из них понимает, почему мой брат так поступил. Что другого выхода он не видел. Что для него существовало только это окно и свободное падение. Что это был уже не он, этот бледный человек, который больше не смеялся.

Другой мозг этого не понимает. Потому что он не думает. В этом мозгу нет ни смысла, ни логики, ни контроля. Он забит чувствами, которые я не хочу испытывать. Чувствами, которых у меня не должно быть. Которых я не выдерживаю. Но боль терпелива. И гнев тоже. И тоска. И одиночество. Они просто ждут.

– Луиза? – доктор Фалькштейн наклоняется в мою сторону, глядя обеспокоенно и заботливо. Интересно, есть ли у него дети? – Что творится у тебя внутри? – тихо спрашивает он.

Я смотрю на него. Несколько пустых секунд. Не знаю, почему именно сейчас мне вспоминаются рисунки, которые Кристофер рисовал шариковой ручкой. Так много линий и всегда того же синего цвета. Я чувствую давление изнутри на глазные яблоки. Такая тупая боль. Ощущение, что они вот-вот лопнут. Ребра сжимаются, мне трудно дышать, но я дышу.

– Тебе что-то нужно? – спрашивает доктор Фалькштейн.

«Мой брат», – думаю я.

– Может быть, стакан воды?

– Нет, – говорю я. – Я хочу уйти прямо сейчас.

И он отпускает меня. Едва заметным кивком и полным сожаления взглядом.

– У тебя есть кто-то, с кем ты можешь поговорить?

– Да, – говорю я, быстро переводя взгляд на потолок. – Кое-кто есть.

Джейкоб

Я открываю дверь. За ней стоит она, с таким взглядом, что у меня чуть не разрывается сердце. Ее глаза мерцают чернотой и глубиной. Как мокрый уголь. Или шифер. Она еще никогда не казалась мне настолько маленькой, как в этот момент. Такой хрупкой и одинокой.

Она смотрит на меня, а я ничего не говорю, только развожу руки в стороны. Слезы бегут по ее лицу, тихо, почти украдкой. Одна за другой. Как прозрачная кровь из раненой души. Луиза делает шаг ко мне, и я обнимаю ее. Прямо на пороге. Она снаружи, а я внутри.

Когда она плакала в последний раз, все было по-другому. Она сопротивлялась, была переполнена собственными чувствами. Это было громко и отчаянно, но теперь она плачет тихо и ее дыхание ровное. И почему-то это едва ли не хуже. Эта окончательность в ее взгляде.

В этот момент я не думаю о воде для макарон, которая, наверное, уже выкипает. И о нераспечатанном письме, которое ждет меня на кухонном столе. Я здесь и сейчас. Наполовину на лестничной площадке, наполовину в прихожей. Целиком и полностью с Луизой.

Джейкоб

Луиза сидит на моей кровати, подтянув к себе ноги и спрятав лицо в ладонях. А я стою рядом и не знаю, что делать. И тогда я включаю музыку.

Луиза поднимает голову. Ее подбородок дрожит, глаза красные, и все внутри меня сжимается от беспомощности.

– Он никогда не вернется, – тихо говорит она.

– Знаю, – говорю я, садясь на край кровати.

– Но я хочу, чтобы он вернулся.

– Я знаю.

Она снова начинает плакать, и я разрываюсь между порывом обнять ее и желанием выбежать из комнаты. Луиза очень несчастна, а я абсолютно ничего не могу предпринять, потому что вообще не знаю, что можно сделать. Я встаю, и она хватает меня за руку.

– Не уходи, – говорит она.

И я не ухожу.

Вместо этого ложусь рядом с ней. Я напряжен и взволнован. Мне тоскливо. Но я ничего не говорю, потому что дело не во мне. Не в моих чувствах. Не в нас, а в них. Песня заканчивается, и начинается новая. «The Night We Met» группы Lord Huron. Она грустная и тоскливая. Как и это мгновение.

Луиза кладет голову мне на плечо, а руку – мне на грудь. Я чувствую ее короткие волосы на своей шее и пульс на своем плече.

Музыка и этот момент словно ремень, стягивающий мои ребра. Я вздыхаю и закрываю глаза. Мы оба полностью одеты, но никто никогда не был со мной так близок.

Я нежно целую ее в лоб. А потом крепко обнимаю. Пока она не засыпает.

Луиза

Я просыпаюсь, словно выныривая из теплой воды. Во рту пересохло, так как я слишком часто хватаю ртом воздух. Чувствую оцепенение и в то же время пребываю в каком-то странном возбуждении. Открываю глаза – они сухие, опухшие и горячие, что бывает, если вы слишком много плакали накануне.

Это не мое окно. Не моя кровать. Не моя подушка. Я узнаю подбородок с короткой щетиной и губы, и шею с выступающим кадыком. И тогда понимаю, где нахожусь. В постели Джейкоба, на его плече. Его рука лежит на моем бедре. Не смея пошевелиться, я рассматриваю щетину, которая так отличается от обычных волос. Она гораздо более колючая и жесткая, чем волосы на голове, и выглядит как-то странно. Я осторожно убираю руку с груди Джейкоба и, задержав дыхание, выжидаю. Он продолжает спокойно дышать, его сердце бьется ровно, а веки плотно закрыты. Я протягиваю указательный палец и робко касаюсь его подбородка. Щетина вонзается в мой палец, как крошечные тупые иглы. Приятное ощущение.

Внезапно Джейкоб вздыхает, его тело напрягается, и я смотрю на него. Мой вытянутый указательный палец парит всего в нескольких миллиметрах от его подбородка. Я задерживаю дыхание, моя рука неподвижна. Секунду, две, три. Но он по-прежнему спит, и его тело похоже на обогреватель. Футболка прилипает ко мне, а я к Джейкобу.

Поворачиваю голову немного в сторону от изгиба его шеи. Солнечные лучи вонзаются мне в глаза, подобно световым мечам, и я отвожу взгляд. Во рту чувство голода и ощущение нечищеных зубов, еще и нога онемела. Когда я встряхиваю ее, рука Джейкоба соскальзывает с моего бедра, и он просыпается, как будто его включают. Он хмурится, несколько раз моргает и затем смотрит на меня заспанными глазами. Мой взгляд падает сначала на него, а потом на цифровой будильник на ночном столике. 8:37 утра.

И в эту секунду мне на ум приходят две вещи:

1. Я не сообщила маме, что останусь здесь на ночь.

2. Я проспала почти тринадцать часов. Без таблеток.

Джейкоб

Обычно я начинаю свой день в одиночестве. С путающимися мыслями за чашкой кофе. Но сегодня все не как обычно. Я никогда не просыпался рядом с Луизой. Еще никогда не открывал утром глаза, дыша воздухом, пропитанным ее запахом. Луиза опирается на локоть и улыбается мне, и эта улыбка трогает меня особенным образом. Я никогда не испытывал ничего подобного. Что-то в моей, обычно стесненной, груди вдруг раскрывается. Мне словно становится легче дышать.

– Доброе утро, – говорю я, и мой голос звучит хрипло и грубо, так, будто я слишком долго им не пользовался.

– Доброе утро, – говорит она, и ее голос звучит так же.

Луиза садится на кровати. Глаза у нее красные, но все равно красивые. Она потягивается и зевает, заражая зевотой и меня. Несколько секунд мы сидим рядом и молчим. Я гадаю, о чем она думает, а сам думаю о том, как мне приятно, что она со мной. Здесь, в моей постели. Такая сонная, уязвимая и полностью одетая.

В этой постели я бывал уже со многими девушками. Все они были обнаженными, и некоторых из них я даже находил великолепными, но ни с одной из них не было такого, как с Луизой. Не было такого, чтобы я с кем-то просто спал. Вдруг она поднимает взгляд и смотрит мне прямо в глаза.

– Спасибо за вчерашнее, – говорит она.

– Я ничего не сделал.

– Нет, сделал. Ты был со мной.

У нее опухшие глаза, и я не могу не улыбнуться.

– Всегда пожалуйста.

Наши взгляды встречаются. Я должен отвести свой, но не делаю этого. Мы смотрим и смотрим друг другу в глаза, пока связь не обрывается.

– Можно зарядить телефон? – спрашивает Луиза, указывая на зарядный кабель рядом с тумбочкой. – Батарея разрядилась, а мне нужно позвонить маме. – Пауза. – Она, наверное, уже волнуется.

– Конечно, давай.

Луиза перелезает к краю кровати и подключает телефон. А я встаю.

– Я оставлю тебя одну, чтобы ты могла спокойно поговорить по телефону.

«Есть матери, которые волнуются за своих детей», – думаю я, закрывая за собой дверь.

Луиза

После второго звонка она отвечает. Ни тебе «Привет», ни «Как дела?».

– Слушай, я иду в операционную, – шепотом говорит она. – Это важно?

– Я… – начинаю я и прерываюсь. – Значит, тебя вообще не было дома?

– Была, была, я просто не хотела тебя будить.

– Ты даже не заглянула ко мне?

– Луиза, я очень поздно вернулась домой, а вставать пришлось рано, – говорит она. – Кроме того, дверь твоей комнаты была зак-рыта.

Дверь моей комнаты всегда закрыта.

– Пчелка? Ты еще там?

– Да, – говорю я.

Она даже не заметила, что меня нет.

– Сегодня я, наверное, закончу пораньше, – говорит она. – Мы могли бы вместе что-нибудь приготовить. Как считаешь? Может, в семь?

– Ладно, – говорю я и кладу трубку.

Когда вхожу в кухню, Артур и Джулия сидят за столом, но Джейкоба нет.

– Луиза, – говорит Артур, усмехаясь своей широкой ухмылкой. – Доброе утро.

– Доброе утро, – здороваюсь я.

Джулия смотрит на меня, и ее взгляд говорит все.

– О нет, бедняжка, у тебя сенная лихорадка? – спрашивает она. – Если да, то у меня есть таблетки, которые очень хорошо помогают.

– Нет, – отвечаю я, – у меня нет никакой лихорадки.

– Но ты наверняка голодна, – говорит Артур.

Дверь открывается, и входит Джейкоб. Он улыбается, но его улыбка отличается от прежней. И мне интересно, имеет ли это какое-то отношение к письму, лежащему на его столе.

– Земля вызывает Луизу, – говорит Артур, и я смотрю на него. – Ты голодна или нет?

– Да, я проголодалась.

И тут Джейкоб оказывается рядом со мной.

– Ты любишь блинчики? – спрашивает он.

– Я люблю блинчики, – эхом отзываюсь я.

– Я тоже, – говорит Артур. – Вообще-то, мне мало что нравится больше, чем блинчики.

Джейкоб усмехается, а затем смотрит на Джулию.