Аннэ Фрейтаг - Вечность в тебе

Я сказал, что у нас где-то есть надувной матрас и что я могу спать на нем, но Луиза так не захотела. Она сказала: «Если так, то на надувном матрасе буду спать я, а не ты». В конце концов, я его так и не нашел, и Артур сказал: «Почему бы вам обоим просто не поспать в твоей постели? Она достаточно велика для вас двоих».

И вот мы лежим здесь. Не знаю, как давно. Чтобы посмотреть время, мне придется сесть. Но я не хочу будить Луизу на случай, если она спит.

Одеяло рядом со мной шуршит.

– Джейкоб, ты еще не спишь? – шепчет она, и я улыбаюсь. Широкой и глупой улыбкой, и даже не знаю почему.

– Нет, не сплю, – шепчу я в ответ. – Не можешь уснуть?

– Не могу, – говорит она.

Снова повисает тишина. Я соображаю, что бы сказать, но в голову ничего не приходит.

– Джейкоб, – шепчет она.

– Да?

Пауза.

– Можно к тебе на плечо?

Я сглатываю.

– Само собой.

Она подбирается ко мне, и, когда я ее обнимаю, мое сердце не может решить, биться ему быстрее или спокойнее. Я чувствую дыхание Луизы на своей шее. Влажное и теплое.

– Спокойной ночи, – говорит она.

– Спокойной ночи, – отвечаю я.

Через пару минут рука Луизы дергается, и дыхание ее становится ровным и спокойным. Как будто, чтобы заснуть, ей нужно было очутиться именно в этом месте.

Джейкоб

На часах 6:49, и Луиза еще спит. Она лежит на боку, лицом ко мне, обхватив пуховое одеяло руками и ногами, как будто это ветка, а она – маленькое животное, которое цепляется за нее. На Луизе футболка с надписью «АЛЛЕРГИЯ НА ИДИОТОВ» и розовые пижамные брюки, а ее лицо настолько умиротворенное, что можно подумать, будто у нее никогда не было никаких забот. Я люблю смотреть, как она спит. И мне кажется, это не единственное, что я люблю.

6:51 утра. Через четыре минуты зазвонит будильник, и закончится еще одна совместная ночь. Больше всего мне хотелось бы отключить его и просто остаться лежать рядом с ней. Я смотрю на ее губы. Они розовые и полные, с резко очерченным контуром, будто нарисованы карандашом. Я протягиваю палец и, слегка коснувшись серебряного пирсинга, снова убираю руку. Я громко сглатываю, во рту ощущается сухость.

6:54. Еще минута. Закрываю глаза и делаю вид, что сплю, делаю вид, что будильник разбудит нас обоих. А потом он звонит.

Луиза

Пронзительный звук вырывает меня из сна. Я распахиваю глаза, но тут же снова закрываю их, потому что свет в комнате слишком яркий. Последние несколько дней все вокруг было серым. Бесконечное небо, полное монохромных облаков. Теперь же солнце светит так, словно ничего этого не было.

Писк прекращается, и я осматриваюсь. Мои глаза уже высохли, а взгляд Джейкоба такой же усталый, как и мой. Он улыбается, и его волосы растрепаны после сна. Воздух в комнате затхлый. Это смесь наших запахов. Запахов тел, дыхания и стирального порошка. Мы смотрим друг на друга. А после встаем.

Джейкоб исчезает в ванной, и я одеваюсь. По какой-то неведомой причине я трачу на это слишком много времени. Вчера было так же. Если нажать на ручку, она издает короткий скрип. Едва слышный. Но если знать, то можно услышать. Я стою посреди комнаты – в джинсах, лифчике и босиком – спиной к двери и жду этого звука. Жду Джейкоба. Мое сердце бешено стучит, хотя я не двигаюсь. Я немного взволнована. И счастлива.

И тогда я задаюсь вопросом, нормально ли это для меня, быть счастливой. Можно ли мне? Но у меня нет ответа. Я знаю, что Кристофер не увидел бы проблемы в том, что я так чувствую. Но голос где-то очень глубоко внутри меня говорит, что это неправильно. Что я ни за что не смогла бы быть счастливой, если бы действительно любила своего брата.

Позади меня раздается тихий скрип, и тогда я наклоняюсь к своей футболке и надеваю ее. Спиной я чувствую взгляд Джейкоба и ощущаю запах его дезодоранта. Мне нравится, как он пахнет. Чисто и по-мужски. Безопасно.

Я сажусь на край кровати и натягиваю носки. Никто из нас не говорит ни слова. И атмосфера в комнате почему-то кажется одновременно и напряженной, и расслабленной. Такое ощущение, что я чего-то жду. Но чего, не знаю.

Мой телефон вибрирует. Это опять моя мать. Она звонит и звонит. Постоянно. И волнуется. Хотя, вообще-то, ничего не изменилось. Тогда она тоже не знала, где я. Ей просто так казалось.

– Я пойду на кухню, – говорит Джейкоб.

– Хорошо.

Он улыбается мне, после чего закрывает за собой дверь, и я отвечаю на звонок.

– Привет, мама.

– Доброе утро, – говорит она, и голос ее звучит так же устало, как и вчера. – У тебя все хорошо?

– Да, – говорю я, – все в порядке.

– Тебя снова не было дома.

– Ты знаешь почему, – отвечаю я.

Тишина.

– Где ты?

– У Джейкоба.

– И его родители не против, чтобы ты оставалась на ночь?

– Джейкоб больше не живет с родителями, – говорю я.

– Момент, – ее голос звучит встревоженно. – Он живет один?

– Нет. Они живут вместе с братом.

И в тот момент, когда это говорю, я впервые задаюсь вопросом, почему Джейкоб так рано ушел из дома. А еще мне интересно, как они с Артуром могут позволить себе такую квартиру. Три комнаты, дом старой постройки, к тому же в этом районе.

– А где именно эта квартира?

– Зачем тебе? – спрашиваю я. – Хочешь забрать меня домой?

– Нет, Луиза, я просто хочу знать, где ты. Я твоя мать.

– Несколько дней назад тебе было наплевать, где я, – говорю я.

Тишина.

– Это неправда. И ты это прекрасно знаешь. – Она умолкает. – Я думала, ты дома.

– Да. Одна. В квартире, которую ты не выносишь.

В дверь стучат. Раздается тихий скрип, а потом Джейкоб просовывает в комнату голову и стучит по воображаемым часам на запястье. Я киваю, и он снова уходит.

– Мама, мне пора. Иначе я опоздаю в школу.

– Хорошо, – говорит она.

– Ну, тогда… – начинаю я.

– Луиза, подожди.

– Что еще?

– Когда ты вернешься домой?

Я делаю глубокий вдох:

– Зависит от обстоятельств.

– От чего? – спрашивает она.

– От того, когда вернешься домой ты, – говорю я и отключаюсь.

Луиза

Я сижу в кабинете доктора Фалькштейна и жду. Он все еще разговаривает по телефону. Но на этот раз я просто слишком рано пришла.

Прислоняюсь к спинке кресла и рассматриваю картину с оленем. И тогда я задаюсь вопросом, связан ли мой сон с этой картиной, или он все равно приснился бы мне, даже если бы я ее не увидела. Это ведь могло начаться и с Бойса. Или все это не имеет абсолютно никакого отношения друг к другу.

Так или иначе, прошлой ночью я снова видела тот же сон. Сон про пруд и тусклый голубоватый свет. И про меня, стоящую в траве. Спустя какое-то время появился олень. Я знаю, это был мой брат, потому что у него было такое же выражение глаз. Смесь скептицизма и хитрости.

С тех пор, как поселилась у Джейкоба, я больше не принимаю таблетки. Это не было осознанным решением. Я просто прекратила делать это, потому что с ним у меня получается засыпать. Но с отказом от таблеток вернулись и сны. Никаких кошмаров, ничего такого, чего мне пришлось бы бояться. Большую часть времени я все равно не могу ничего вспомнить, по крайней мере, ничего конкретного. Единственное, что остается после пробуждения, – это смутное ощущение сновидения. Словно тень, набегающая на сознание.

Но сегодня утром все было по-другому. Сегодня сновидение осталось в разуме, еще совсем свежее в моей памяти. Я отчетливо запомнила оленя со взглядом моего брата. И то, что он остался со мной. На моей стороне. Как будто хотел сказать, что я не одна. Что какая-то часть его осталась в этом мире и будет все время присматривать за мной.

Когда я проснулась, моя голова покоилась на плече Джейкоба, а его футболка была мокрой от моих слез. Я и не знала, что можно плакать во сне.

Я оглядываю кабинет доктора Фалькштейна, потом встаю и подхожу к окну. Небо голубое, как водная гладь, а облака будто нарисованные. Как длинные белые волосы, развевающиеся на ветру. Когда я пришла сюда впервые, листьев на деревьях еще не было, и из окна открывался прямой обзор на трамвайную остановку. Теперь между густыми кронами деревьев виднеется лишь кусочек рекламного щита. Его заменили. В тот день, когда Фабиан толкнул меня, там была афиша фильма «1+1». Теперь на щите красуется реклама шоу «Топ-модель по-немецки». Я представляю, как должна была выглядеть, когда сидела на земле рядом с этой скамьей. Редко, когда до этого я чувствовала себя настолько маленькой. И вдруг появляется Джейкоб. Огромный, как башня.

Кристофер однажды сказал мне: «Постоянно помни о том, Лиз, что ты всегда лишь в одном решении от совершенно другой жизни». Тогда я подумала, что он имеет в виду крупные решения. На кого учиться, где жить, жениться ли, выпрыгнуть ли из окна. Но теперь я думаю, что он имел в виду все.

Если бы Джейкоб не помог мне в тот день, все вышло бы по-другому. Я бы ничего не сказала ему о письмах, мы бы не праздновали мой день рождения, и я не ходила бы дважды в неделю на бокс. Я понимаю, что все это были его предложения, что он проявлял инициативу, но в какой-то момент я все же решила довериться Джейкобу. Позволила ему подобраться ко мне сквозь защитную оболочку. К той части меня, которая герметично изолирована ото всех остальных.

Я поднимаю глаза к потолку комнаты. Прямо надо мной – кухня Артура и Джейкоба. Должно быть, в тот момент, когда это все случилось, Джейкоб стоял у окна. Я никогда не спрашивала его, почему он там стоял и было ли это связано со мной.

Дверь открывается.

– Извини за опоздание, Луиза, – говорит доктор Фалькштейн, указывая на диван. – Если ты готова, можем начинать.

Я сажусь на жесткую диванную подушку напротив него, а потом слышу свой собственный голос: