Джейкоб

Я опускаю сумку на пол и снимаю ботинки. Пахнет краской. Прихожая темная и тесная, потому что все двери, кроме одной, закрыты. Большая часть пола завалена мешками с мусором.

– Освобождаюсь от лишнего, – говорит Луиза.

– Вижу. А в чем причина?

Она крутит колечко своего пирсинга.

– Таково было очередное задание, – говорит она после паузы.

– Понимаю.

Луиза указывает на единственную открытую дверь:

– Это моя комната.

Она входит туда, а я следую за ней в комнату, лишенную души. В центре – кровать, пустая полка и шкаф. Стены белые. Даже слишком. Как новое начало. Или пустой холст, ожидающий применения.

– Я мог бы помочь, – спустя несколько секунд роняю я.

– Знаю, – говорит она, – но ты и так уже во многом мне помог.

Я не говорю ничего. Мы просто стоим рядом друг с другом в опустошенной комнате Луизы и молчим. Здесь нет никаких личных вещей, никаких фотографий… Ничего, в чем можно было бы узнать Луизу, ничего, что делало бы это помещение ее комнатой. Отчего-то мысль, что прошлое можно стереть, по крайней мере частично, с помощью всего лишь нескольких мешков для мусора и небольшого количества краски, странно утешает. Как будто можно вырвать из своей жизни отдельные страницы и оставить их в прошлом.

В этот миг Луиза еще помнит, как все выглядело раньше, но в какой-то момент ей станет трудно вспомнить точно. Со временем картинки станут неясными и смутными. Они потускнеют и сотрутся. Это благословение прошлого. И в то же время проблема. Уже нельзя будет посмотреть, как все было на самом деле. Прошлое основано исключительно на воспоминаниях и, следовательно, на множестве субъективных истин. Думаю, для моей матери прошлое представляется совершенно иначе, чем для меня.

– А твоя мать хоть бывала дома в последние несколько дней? – спрашиваю я.

– Мы говорили по телефону, – отвечает Луиза. – Она только спросила меня, как дела, но не о том, где я. Так что мне не пришлось лгать. – Она делает паузу. – Хочешь чего-нибудь выпить? У меня особо ничего нет, но… – она пожимает плечами. – Может, чаю или минеральной воды?

– А есть тот твой травяной чай? – спрашиваю я.

– Он у меня есть всегда, – кивает она.

– Тогда я с удовольствием выпью чая.

Джейкоб

Мы стоим на кухне и ждем, когда закипит вода. Комната маленькая и не особо уютная, но чистая.

– Значит, твоя мать даже не знает, что ты дома, – говорю я.

– Нет.

– И тебе не хочется все прояснить?

– Нечего тут прояснять, – отвечает она.

– Но ты же скучаешь по ней.

– Скучаю, конечно. Но не больше, чем обычно.

Я прислоняюсь к раковине. Мой желудок урчит, и Луиза смотрит на меня большими глазами.

– Это у тебя в животе? – в ужасе спрашивает она.

Я не могу не улыбнуться.

– Да. Я только что с тренировки. Проголодался.

Луиза вытаскивает из кармана брюк телефон:

– Можем что-нибудь заказать.

– Или что-нибудь приготовить.

Она избегает моего взгляда и смотрит себе под ноги.

– Я же сказала, что у меня почти ничего нет, – тихо говорит она.

– Готов поспорить, ты преувеличиваешь, – отвечаю я, открывая холодильник.

Она не преувеличила. Он почти так же пуст, как и ее комната. Я невольно смеюсь, но Луизе не смешно. Сначала она серьезно смотрит на меня, а потом отводит взгляд.

– Давай просто закажем что-нибудь, окей? – говорит она, и я чувствую, как ей неудобно. Как будто я смеялся над ней, а не над холодильником. Я такой идиот.

– Прости, я рассмеялся только потому, что…

– Все в порядке, – перебивает она меня. – Нет проблем.

Когда вода закипает, Луиза наливает ее в две чашки и устанавливает кухонный таймер на десять минут. Через несколько секунд по комнате распространяется запах солодки и мяты.

– Ну, хорошо, – говорю я. – Что думаешь, если я сделаю нам бутерброды, а когда мы проголодаемся снова, что-нибудь закажем?

– Я не хочу бутербродов, – угрюмо говорит она. – Но себе делай, если хочешь. Я отойду ненадолго в ванную и вернусь.

Луиза уходит, а я инспектирую кухню. Есть немного хлеба, остатки ветчины и открытая упаковка сыра. И яблоко. Оно уже немного пожухло, но вкус будет приятным. В кладовке, помимо нескольких консервных банок, я обнаруживаю банку персикового джема. Комбинация всего этого может оказаться удачной. Или ужасной. Но я надеюсь на лучшее.

Я ищу тарелки и столовые приборы и сразу нахожу и то, и другое, потому что большинство кухонь следуют определенной логике. Эта – не исключение. Потом нарезаю все ломтиками. Хлеб попадает в тостер, сверху немного масла, которое медленно тает на румяной поверхности, затем ветчина, ломтики яблока, немного варенья и, наконец, кусок сыра. Ингредиентов хватает ровно на два ломтя хлеба. По одному для Луизы и для меня.

Кухонный таймер издает писк. Я отключаю его и выбрасываю чайные пакетики в мусорное ведро. Когда я снова поднимаю глаза, Луиза стоит рядом со мной. Выражение ее лица – смесь обиды и любопытства.

– Вот, – подталкиваю к ней тарелку.

Мгновение она колеблется, словно отказаться ей следовало бы из принципа, но потом спрашивает:

– И что там?

– Ну, все, что мне удалось найти.

Луиза

На часах половина одиннадцатого, и пахнет сладким попкорном. А еще сырными начос. И людьми, обрызганными разнообразным парфюмом и дезодорантами, а также свежевымытыми волосами. Джейкоб стоит рядом со мной. Мы – безмолвный остров, окруженный разговорами. Мне нравится думать, что этот остров представляем мы. Такие непохожие на остальных, и в то же время среди других.

Меня вообще удивляет, что мы оказались здесь. Двое людей, которые в свободное время почти не выходят из дома. Которые склонны избегать общества других людей. Которые предпочитают колотить мешки с песком, чем разговаривать с кем-то. И все-таки мы здесь. Несмотря на всю маловероятность.

Несколько часов назад мы еще стояли на кухне и ели бутерброды. Окруженные четырьмя стенами, отрезанные от остального мира – так, как мы любим, или, точнее, как привыкли.

Джейкоб помог вернуть мой почти опустошенный шкаф и кровать на свои места. Мы спустили мешки с мусором вниз и отнесли оставшуюся краску и малярное оборудование в подвал: Кристофер купил слишком много. После этого мы разговаривали и слушали музыку в моей необычно пустой комнате. Наши слова словно наполняли ее новыми воспоминаниями. Как будто комната – это аквариум, а мы – рыбки, плавающие в нем. Мы говорили о фильмах, сериалах и песнях, которые изменили нашу жизнь. А незадолго до девяти вдруг снова проголодались. Вот тогда мы и пошли есть пиццу. И было приятно, что в виде исключения мне удалось кое-что показать Джейкобу. Чаще всего бывает наоборот.

У меня за углом есть закусочная со службой доставки. Называется Pizza Verde. Первым этот ресторанчик обнаружил Кристофер. Это было прошлым летом, вскоре после его открытия. Мы часто заказывали там еду и время от времени сами забирали пиццу, но в основном заказывали доставку. В самом ресторанчике мы не ели никогда. Так что это было ново и для меня. Как новый эпизод уже знакомого сериала.

Новым было и еще кое-что: мы с Джейкобом разделили один напиток на двоих. Апельсиновый лимонад: у них оставался последний. Мы пили из одной бутылки. До сих пор я всегда делала это только с Минг или с братом. Или с родителями, но ведь это совсем другое. Это не в счет. И каждый раз, отпивая из бутылки, я чувствовала тепло его губ. Он ненадолго задерживал их у горлышка после каждого глотка, а потом передавал мне. Это было как тайна. Секрет, рассказанный шепотом.

В ресторанчике всего один длинный стол. Мы сели рядом с другой компанией, и Джейкоб был в восторге от того, что все продукты здесь местные и что тесто делается из спельтовой муки, и что здесь есть такие необычные виды пиццы. Когда Джейкобу что-то нравится, он внезапно становится более шумным. Я заметила, что это происходит почти всегда, когда дело касается еды или приготовления пищи.

Некоторое время мы сидели за столом и изучали меню. Джейкоб все не мог решить, что взять. В конце концов он выбрал Pizza Capra (крем-фреш, козий сыр, моцарелла, мед и грецкие орехи), а я – Salame di Agnello. С салями из баранины. Свою любимую пиццу.

Ближе к десяти мы отправились обратно. Я была сыта, в хорошем настроении и, по моим меркам, довольно говорлива. Но чем ближе мы подходили к квартире, тем теснее становилось ощущение в моей груди, и я сама становилась все более и более молчаливой. Мне еще не хотелось возвращаться. Я чувствовала себя пленницей, которую снова возвращают в камеру. Но настоящая причина была не в этом. Во всяком случае, она была не единственной. По правде говоря, я не хотела, чтобы Джейкоб уходил. Я еще не хотела прощаться.

Возможно, я могла бы попросить его остаться. Может быть, он даже остался бы. Но моя кровать слишком мала для нас обоих: всего девяносто сантиметров в ширину. И это было намного ближе, чем я могла бы оправдать. Дружбой, по крайней мере.

В конце концов, какими-то обходными путями, мы оказались здесь. В кино. Окруженные морем людей, в котором мы тонем вместе. Мы стоим у кассы, и грудь Джейкоба у меня за спиной.

Когда подходит наша очередь, я вручаю кассирше свой подарочный сертификат на день рождения. Мне не нужно говорить, что нам хочется посмотреть, потому что есть только один кинозал, один фильм и один сеанс. Кроме того, дело совсем не в фильме. Мне все равно, что мы будем смотреть. Я просто рада находиться вне своей квартиры. С Джейкобом.

– Внизу, к сожалению, соседних мест не осталось, – говорит кассирша. – Только наверху, на балконе.

– Хорошо, – отвечаю я, – тогда на балконе.

– Это будет стоить на четыре евро больше.

Джейкоб кладет деньги на стойку прежде, чем я успеваю это сделать, и кассирша заглядывает поверх меня ему в лицо, а потом улыбается. Эта улыбка так отличается от той, что была адресована мне. Она какая-то настоящая. С искорками в глазах.