Карин Монк - Ведьма и воин

– Его тоска длится уже четыре года, – возразила Кларинда. – С того дня, как умерла Флора.

– Были моменты, когда он был счастлив, – не согласилась с ней Ровена.

– Счастлив? – повторил Оуэн. Он нахмурился, размышляя. – Ему удалось относительно успешно взять себя в руки и быть усердным лэрдом, посвятив себя общему благу клана. Но я знаю парня с самого детства и не стал бы утверждать, что он был счастлив.

– Его разум поврежден, – добавил Реджинальд. – Если Дэвид умрет, он окончательно сойдет с ума. Мы потеряем его навсегда.

– Значит, мы должны позволить Гвендолин сделать все, что в ее силах, чтобы вылечить мальчика, – твердо заявила Кларинда. – И давайте позаботимся, чтобы больше ничего не случилось ни с ней самой, ни с ее платьями.

– Девушка права, – решил Оуэн. – Нам следует немного подождать. Ради Макдана и его парня.

– А если в результате ее лечения Дэвид умрет? – поинтересовалась Элспет.

– Тогда мы отошлем ее назад, к Максуинам, – твердо произнес Лахлан, – и они сожгут ее.

– Мне больно.

Гвендолин прервала рассказ и с беспокойством посмотрела на Дэвида.

– Что ты имеешь в виду?

Он сел на постели, а затем снова обессиленно рухнул на подушку.

– Я хочу сказать, что мне больно.

– Где? – настаивала она, пытаясь понять мальчика.

Его маленький лоб раздраженно нахмурился.

– Везде, – коротко бросил он, как будто считал, что это и так понятно. – Спина, ноги, руки – везде болит.

Гвендолин откинула укрывавшие Дэвида плед и простыню и осторожно подняла его руки.

– Так больно? – спросила она, медленно двигая похожую на стебелек руку из стороны в сторону.

– Нет.

Она согнула его руку в локте, а затем снова выпрямила.

– А так?

– Нет.

Она перевернула мальчика на живот, положила ладони ему на спину и принялась легонько массировать худенькое тельце.

– Тебе больно, когда я растираю спину?

– Нет, – пробормотал он, вздохнув в подушку. – Так мне даже легче.

Гвендолин усилила нажим, уверенными круговыми движениями разминая худенькую спину ребенка. На его ребрах не было ни унции лишней плоти, и каждая косточка выпирала из-под натянутой кожи, сопротивляясь успокаивающему движению ее ладоней. Постепенно она передвинулась к плечам Дэвида, затем принялась за шею, руки и наконец ноги, сильными, но одновременно нежными движениями разминая его измученное тело и возвращая подвижность мускулам. Дэвид не жаловался на боль от ее прикосновений. Наоборот, его тело постепенно расслаблялось, указывая на то, что ее манипуляции приносят мальчику облегчение.

Ее не удивило, что тело Дэвида болело. Он так много месяцев не вставал с постели, что мышцы неизбежно ослабели и стали причинять ему боль. В своих записках ее мать указывала, что телу необходим свежий воздух, солнечный свет и, если больной достаточно хорошо себя чувствовал, разумные физические нагрузки. Отсутствие движения, предупреждала мать, так же губительно для организма, как отсутствие пищи.

– Как ты себя сегодня чувствуешь, Дэвид? – спросила Гвендолин, проводя руками вдоль его икр. – Если не считать, что у тебя болит все тело.

Он пожал плечами.

– Живот тебя беспокоит?

– Нет.

– Грудь болит?

– Нет.

– Ты ощущаешь усталость?

– Я устал лежать в постели, – пожаловался он. – Я устал ничего не делать.

Гвендолин подумала, что это хороший признак. Она помолчала, продолжая делать ему массаж.

– Ты бы не хотел сегодня выйти прогуляться? – наконец спросила она.

Он перевернулся на спину и растерянно посмотрел на нее.

– Выйти из этой комнаты или из замка?

– Конечно, из замка. На улице чудесный яркий день, и даже я устала от того, что с момента своего падения не выходила во двор. Мы наденем теплую и красивую одежду, и я попрошу Камерона вынести тебя на улицу. Я даже захвачу с собой корзинку с едой, и мы сможем позавтракать, сидя прямо на траве. Немного солнца и свежего воздуха пойдут на пользу нам обоим.

Глаза Дэвида засияли от удовольствия, но он по-прежнему с сомнением смотрел на нее.

– Моему отцу это не понравится, – предупредил он.

– Отец поручил заботу о твоем здоровье мне, – ответила Гвендолин. – А я считаю, что небольшая прогулка на свежем воздухе принесет тебе пользу. Если мы повстречаемся с ним, я сумею убедить его в этом.

Она принялась разбирать одежду мальчика, аккуратно сложенную в сундучок у его кровати, раздумывая, во что бы его одеть. Гвендолин не была уверена, что Макдан поддержит ее решение вынести ребенка на свежий воздух, но если Дэвид будет себя хорошо чувствовать, то вряд ли отец лишит его удовольствия побыть на улице.

Через полчаса Дэвид, полностью одетый и завернутый в толстый шерстяной плед, уютно устроился на сильных руках Камерона. Гвендолин спускалась по лестнице вслед за рослым воином, несшим ее питомца. В руке она держала корзинку, куда положила кувшинчик со свежим молоком, несколько ломтиков сыра, немного холодного мяса и рыбы, вареные яйца. Она надеялась, что свежий воздух и умеренная физическая нагрузка помогут улучшить плохой аппетит Дэвида.

– Боже всемогущий! – воскликнул Оуэн, изумленно глядя на возникшую перед ним троицу. – Прошу прощения, милая, но что ты намереваешься делать со слабым ребенком?

– Мы собираемся выйти из дома, чтобы глотнуть немного свежего воздуха, Оуэн, – ответила Гвендолин. – Не хочешь составить нам компанию?

– Ты не посмеешь! – в неподдельном ужасе запротестовал Реджинальд. – Макдан никогда бы не разрешил такое!

– Но он разрешил! – Она лишь немного преувеличила: Макдан позволил ей делать с мальчиком все, что она посчитает нужным. Сегодня она посчитала нужным вынести Дэвида на прогулку.

– Какая тяжелая корзинка, – заметил Лахлан, с подозрением разглядывая ее. – Что за гнусности ты собираешься делать с мальчиком?

– Я намеревалась покормить его, Лахлан.

– Думаю, лучше всего будет подождать, пока Макдан не вернется с южных границ, – взволнованно сказал Оуэн, потирая руки с узловатыми пальцами. – Да, я абсолютно уверен, что это наилучший выход.

– Но мы не знаем, когда он вернется, а солнце светит ярко именно сейчас, – заметила Гвендолин. Она пинком распахнула входную дверь, и в темный коридор ворвались ослепительные лучи света.

Три старика вскрикнули от неожиданности и закрыли глаза руками.

– Ей-богу, она ослепила меня! – завопил Лахлан. – Ведьма сожгла мои глаза!

– И мои тоже! – вторил ему Реджинальд. – Они расплавились прямо в глазницах!

– Это всего лишь солнечный свет, – заверила их Гвендолин, размышляя, как давно они не выходили из темного замка. – Он не может причинить вам вреда.

Старейшины клана, поколебавшись, опустили руки и заморгали.

– Она права, – пришел к выводу Реджинальд, подумав немного. В его голосе слышалось явное облегчение. – Я опять могу видеть!

– Но все покрыто пятнами, – сказал Оуэн, удивленно озираясь вокруг. – Как большие разноцветные шары.

Он взмахнул руками, пытаясь поймать один из них.

– Ведьма заколдовала нас, – настаивал Лахлан. Он потер кулаками глаза. – Я точно знаю!

– С тобой все будет в порядке, Лахлан, – пообещала Гвендолин. – Совсем скоро пятна исчезнут.

Она вышла из замка. Камерон с Дэвидом на руках последовал за ней.

Из пекарни поднимался столб едкого дыма. Кроме того, двор был наполнен кислым неприятным запахом, источник которого стал понятен Гвендолин, когда она увидела, как из конюшни вышел юный Эрик и швырнул на огромную тлеющую кучу охапку пропитанной свежим навозом и мочой соломы.

– Так не пойдет, – сказала она Камерону. – Давай поднимемся на вершину того холма, где мы сможем спокойно сесть среди травы и цветов и насладиться завтраком.

Камерон покачал головой:

– Макдану не понравится, что мы выносим парня за стены замка.

– Я не могу здесь больше оставаться, – запротестовал Дэвид. – Пахнет, как протухшие кишки дракона.

– Ты абсолютно прав, – согласилась с ним Гвендолин, направляясь к воротам. – Мы запомним этот отвратительный запах для одной из наших сказок, Дэвид. Пойдем, Камерон. Обещаю, мы не уйдем далеко.

Камерон с неохотой последовал за девушкой. Работавшие во дворе Макданы, замерев, с удивлением смотрели на них.

– Остановите ее! Остановите ведьму!

Гвендолин обернулась и увидела бегущую к ним Элспет. Ее суровое лицо было искажено яростью.

– Немедленно верни парня в дом! – приказала она. – Он слишком болен, чтобы гулять!

– Камерон, ты не мог бы вынести Дэвида за ворота и подождать меня там? – попросила Гвендолин.

Убедившись, что Камерон и Дэвид удалились, девушка повернулась и холодно взглянула на Элспет.

– Теперь я отвечаю за Дэвида, Элспет, – твердо заявила она. – Макдан тебе уже говорил об этом.

– Ты убьешь его, – прошипела Элспет. – Ты этого добиваешься?

– Конечно, нет. Может, это и противоречит твоим взглядам, но я пытаюсь вылечить его. Немного солнечного света и свежего воздуха пойдут ему на пользу.

– Он подхватит лихорадку и умрет, как его мать.

– Дэвид и его мать – совсем разные вещи. Она заболела после того, как умерли двое ее детей. Ее убил совсем не тот недуг, что мучает Дэвида.

– Не важно. Он унаследовал хрупкое здоровье матери.

– Откуда ты знаешь?

– Достаточно только взглянуть на него. Но этого тебе, конечно, не понять. Он точная ее копия!

– То обстоятельство, что он очень похож на мать, вовсе не означает, что он унаследовал ее болезни, – заметила Гвендолин. – Дэвид плоть от плоти и кровь от крови Макдана, а Макдан могучий и сильный человек.

– Своими речами, ведьма, ты можешь ввести в заблуждение Макдана, но меня обмануть тебе не удастся. Зло окружает тебя, как ужасное облако.