– Это все, что у нас… просто секс?

Блядь. Я не готов к этому.

Я встаю и иду к холодильнику.

– Ты будешь прохладительный напиток?

Я вытаскиваю соду, и, когда я оборачиваюсь, она стоит прямо за моей спиной.

– Эй, вернись туда, где чисто. Я не хочу, чтобы ты подхватила кошачью шерсть или что-ебать-нибудь такое. Схватив её за локоть, я веду её обратно в столовую.

– Ты уклоняешься от ответа, – обвиняет меня она.

– Таби…

– Вэндал. Все в порядке, если это так. Просто будь честным.

Я смягчаюсь и падаю на свой стул. Будь честным. Должен ли, если даже не знаю, как это?

– Нет, не только это, – говорю я наконец, но я понятия не имею, что еще добавить, потому что я честно просто не знаю, что чувствую прямо сейчас, но уверен, что это больше, чем просто секс, и что это пугает меня до усрачки.

Она смотрит на меня своими большими глазами:

– Правда?

– Да.

Она соглашается с этим. Сейчас.

Мы решили сделать левостороннее крыло сегодня, а завтра правую сторону. Я делаю фотографию на свой телефон, она прыгает от нетерпения и когда видит его, обвивает меня своими руками. Я обрабатываю её спину и помогаю надеть футболку.

– У меня есть идея, – бросаю я, когда стерилизую свое оборудование.

– Скажи.

– Почему бы нам не посмотреть фильм сегодня вечером? Как ты хотела тогда.

Ее возбуждение растет еще больше.

– Мне бы понравилось это! Может, сделаем попкорн? У тебя он есть?

Я притворяюсь раздраженным:

– Блядь, еще и попкорн? Есть ли что-то, чего ты не хочешь?

Позже той ночью я делаю то, что никогда не думал, буду делать. Сидя на диване с чикой, лежащей на мне, ем попкорн и шоколад, смотря глупую комедию. Я не знаю, как я попал сюда или что, блядь, происходит. Иногда это случается.

Под конец фильма она засыпает, и я с легкостью поднимаю её и отношу в спальню. Последние несколько дней и татуировка утомили её, потому что она даже не просыпается, когда я снимаю с нее спортивные штаны и укрываю одеялом. Может быть, это и есть любовь. Просто заботиться о ком-то и пытаться сделать их счастливыми.

Я заползаю к ней в постель и притягиваю её к себе, стараясь не потревожить спину. Стерлинг запрыгивает на кровать и сворачивается калачиком в ногах. Хотел бы я, чтобы Кэти была здесь. Если бы это было так, она бы полюбила Табиту и была бы без ума от Стерлинга. Но ни один из них не находился бы здесь, если бы Кэти осталась жива.

***

Ужасные крики разбуди меня от мертвого сна, и я выпрямился, думая, что Кэти снится кошмар. Мои ноги почти оказались на полу, когда я понимаю, что это не Кэти, а Табита. Она мечется рядом со мной в кровати, скуля и плача.

Я осторожно трясу её:

– Таби…

Она отталкивает и пинает меня, продолжая кричать. Я хватаю ее за руки, чтобы избежать очередного удара в лицо.

 – Таби, проснись.

Проснувшись с дикими глазами, она смотрит на меня, будто бы не узнавая, и пытается выбраться из моих рук.

– Эй... все хорошо. У тебя был плохой сон.

Ее глаза медленно сосредоточиться на мне, и она немного успокаивается.

 – У меня снова был сон об аварии, – говорит она, все её тело дрожит.  – Я вижу свет, приближающийся нам на встречу, и я кричу, но не могу заставить их остановиться. Они просто продолжают наступать! Почему он был на нашей полосе? Почему он не отъехал в сторону?

Бля, она помнит. Я не помню ничего из этого.

– Иди сюда, – мягко говорю я, и через несколько мгновений она оказывается в моих объятиях, но не обнимает в ответ. Я крепко оборачиваю руки вокруг её маленького тела и прислоняюсь щекой к её макушке, желая, чтобы мое прикосновение отняло всю боль и страх.

– Я ненавижу его, Вэндал. Это ужасно. Все, что я могу увидеть - это свет, а затем я лежу на дороге... и все болит так сильно, я вся в крови и не знаю, где Ник... плач ребенка, и я не могу остановить это. – Она рыдает на моей груди, не обращая внимания на то, что ее слова просто превратили мои вены в лед.

Ребенок плачет ...

Как я мог быть настолько глуп, чтобы думать, что только потому, что я ничего не помню об аварии, то и она не будет? Ребенок плачет, значит, Кэти не умерла сразу же, как я убедил сам себя. Как все позволили мне верить. Она была жива и была совершенно одна в гребаном скрученном беспорядке. Плач. Где, ебать, я был?

Я с трудом сглотнул.

 – В аварии был ребенок? Где? Я стараюсь сдерживать дрожь в голосе.

– Я не знаю… в другой машине, я думаю, а может, на дороге. Я не видела её. Это было ужасно. Не хочу думать об этом.

Нет. Только не на дороге. Пожалуйста, пусть это не будет правдой.

– Дерьмо. – Я держу Таби, задыхаясь в собственных слезах. Знание, что Кэти было страшно, больно и одиноко в последние минуты её жизни, разрывает мне сердце.

– Я так по нему скучаю, – произносит она мне в грудь.

Мерзкая ревность разжигается внутри меня, извиваясь вокруг моего горя. Зажимая в руке её волосы, я поднимаю её голову, находя её губы в темноте, пока мой язык ищет её. Её руки цепляются за мои плечи, а ногти впиваются в плоть. Сильно опрокинув её, я опускаюсь на неё, зверски целуя, используя ногу, чтобы удержать её.

– Ау! – резко вскрикивает она. – Моя спина.

Я немедленно отстраняюсь от нее, выходя из оцепенения, в котором нахожусь. Что со мной случилось? 

– Блядь! Мне очень жаль, я забыл о твоей татуировке. Прости меня, – повторяю я, извиняясь за много большее, чем просто причинение боли её спине. Я скажу это еще тысячи раз.

Она поворачивается на свою сторону, подальше от меня, плача в подушку. Ее пальцы, которые всего несколько минут назад были на мне, теперь судорожно сжимают одеяло. Глажу ее волосы в надежде успокоить ее.

 – Мне очень жаль, Таби. Я не хотел тебя обидеть.

– Я знаю... пожалуйста... Я хочу побыть одна.

Слова врезаются в меня, словно горящее лезвие. Она хочет побыть одна, чтобы думать о нем.

Я неохотно оставляю ее в моей постели наедине со своим горем и кошмаром. Схватив одеяло с дивана, я выхожу на задний двор и усаживаюсь в один из шезлонгов под черным, как смоль, небом, на котором полно звезд, похожих на драгоценные камни, как и яркий полумесяц. Все тихо, за исключением стрекотания сверчков и совы вдали. Иногда ночь успокаивает меня, и я уверен, что это дерьмо необходимо мне сейчас.

Кэти. Табита слышала, как она плачет, и я хочу знать, где был мой ребенок. Была ли она в машине, как в ловушке? Выброшенной на дорогу? Я хочу заставить Табиту рассказать мне все, что она помнит, где она была и откуда исходил звук плача. Я хочу захватить ее и требовать, чтобы она рассказала мне, что она видела, что еще слышала. Она должна помнить больше.

Однако я не могу делать подобное. Ни один нормальный прохожий никогда не стал бы спрашивать об этом, и она поймет, что это я что-то сделал с ней, или она будет думать, что я какой-то гребаный лунатик, который задает сумасшедшие вопросы.

Если я зациклюсь на этом, то потеряю остатки разума. Я так сильно хочу выпить, что прямо сейчас могу чувствовать ожег алкоголя в горле, лишь думая об этом. Или я могу принять таблетку, позволив ей усыпить меня и заставить эту боль уйти снова.

Не делай этого. 

Подумай вместо этого о Табите. Сфокусируйся на ней.

Глубоко дыша, я закрываю глаза, перенаправляя свои мысли. Моя голова готова взорваться из-за этой девушки. Я не имею права ревновать ее к умершему мужу. Возможно, я отвлек ее в течение нескольких дней, но она до сих пор скорбит по нему, ей его не хватает. Сны об аварии не помогают. Я слишком хорошо знаю, как это - чувствовать подобное.

Я привел ее сюда, чтобы заставить забыть, дать ей что-то новое, и теперь я не хочу быть только развлечением, потому что отвлечения носят временный характер. Впервые в моей жизни я хочу быть больше, чем просто заменой. Я хочу быть больше, чем простое развлечение для кого-то или кем-то, кто просто приносит новизну в их жизнь.

Я ненавижу то, что Таби в постели одна, преследуемая своими собственными ужасами и воспоминаниями об аварии. Она плачет по человеку, которого она любила и потеряла, хорошему человеку, заслуживающему её любовь. Человеку, который не является чудовищем из ее кошмаров.

Это я.

Глава 17

Вэндал

Когда я просыпаюсь на следующее утро, она лежит со мной в кровати, прижавшись ко мне под одеялом. Она, должно быть, пришла сюда посреди ночи, когда я уже уснул. Она пришла ко мне.

Я разминаю свои затекшие ноги, и вдруг она открывает глаза.

– Привет, – говорю я, заправляя ей волосы за ухо так, чтобы я мог видеть её лицо, и оборачиваю свою руку вокруг нее. – Что ты здесь делаешь?

Она прижимается к моему плечу:

– Я скучала по тебе.

– Прости, – говорим мы одновременно.

– Тебе не за что извиняться, Табита. Это я был мудаком.

– И я была слишком эмоциональна, как обычно.

– Тебе это позволительно. Ты через многое прошла, и я, вероятно, не помогаю.

Она опирается на руку, чтобы смотреть мне в глаза в то время, пока говорит.

– Это не правда. Знаю, что мы знакомы всего несколько дней, но ты многое пробудил во мне. Дело в том, что… – она прикасается к своему ожерелью, глубоко погруженная в свои мысли. – Я хочу сказать, что это правильный путь, но я не знаю, есть ли вообще какой-нибудь правильный путь.

Я чувствую жжение в груди, когда понимаю, что она собирается уйти и пытается сказать мне: «Прощай».

– Я имею в виду, что это пока что единственный способ привести меня в чувство, хорошо? У нас с Ником были особенные отношения.

Боже, я не хочу слышать о Нике. Я не хочу слышать, как сильно она любила его. 

– Он был хорошим парнем, относился ко мне великолепно, всегда был вежлив и в хорошем настроении. Вот, каким он был, его легко было любить. Все, связанное с ним было просто и легко. Не было ни сражений, ни догадок. Я знаю, что никогда не встречу похожего парня и никогда снова так не полюблю, – она пожевывает губы.