«В чем дело? – спросил я равнодушно, когда поймал скрытный взгляд его глаз. – Что-нибудь связанное с финансами? Прошу вас, обращайтесь ко мне! Я буду вашим самым любезным банкиром!»

Он улыбнулся тревожно, но с благодарностью:

«Спасибо, граф, но это совсем другое, это – Боже мой! Что за невезение!»

«Надеюсь, – и здесь я приложил выражение глубочайшего беспокойства, – надеюсь, что прекрасная графиня вас не обманула? Она отказалась выйти за вас замуж?»

Он засмеялся с презрением и легкомыслием:

«О, насколько обстоит дело, здесь нет никакой опасности! Она не посмеет меня обмануть!»

«Не посмеет? Это довольно смелое выражение, мой друг!» И я погладил бороду и пристально посмотрел на него. Он и сам, казалось, понял, что высказался слишком откровенно и поспешно, поскольку покраснел, когда отвечал с небольшим замешательством:

«Ну, я не совсем это имел в виду, конечно, она абсолютно свободна делать, что хочет, но она не сможет, я думаю, отказать мне после всех своих знаков внимания».

Я махнул рукой с жестом дружеского понимания.

«Конечно же нет, – сказал я, – если только она не пустая кокетка и поэтому нестоящая внимания женщина, а вам, кто прекрасно знаком с ее внутренним совершенством и чистотой, нет никакой причины бояться. Но, если не любовь и не деньги, то что же вас так обеспокоило? Судя по вашему лицу, это что-то серьезное».

Он рассеяно поиграл с кольцом, которое ему подарил я, провернув его вокруг пальца несколько раз перед ответом:

«Дело в том, – сказал он наконец, – что я вынужден покинуть Неаполь на какое-то время».

Мое сердце радостно подпрыгнуло в груди. Уезжает прочь из Неаполя! Покидает поле сражения, отдавая победу в мои руки! Удача определенно мне сопутствует! Однако я спросил с притворным беспокойством:

«Уезжаете! Не может быть. Почему? Зачем? И куда?»

«Мой дядя умирает в Риме, – ответил он с раздражением. – Он назначил меня своим наследником, так что я обязан соблюсти приличия и оставаться при нем в течение последних дней. И они могут оказаться довольно продолжительными днями, однако юристы говорят, что мне лучше присутствовать там, поскольку старику может взбрести в голову оставить меня ни с чем на последнем издыхании. Полагаю, что не буду отсутствовать долго – не больше двух недель, и в это время…»

Здесь он заколебался и взглянул на меня озабоченно.

«Продолжайте, мой дорогой, продолжайте! – сказал я в нетерпении. – Если я что-нибудь могу для вас сделать в ваше отсутствие, то только скажите».

Он поднялся с кресла и, подойдя к окну, где сидел я в наклонной позе, он поставил маленький стул напротив меня и, присев на него, доверительно положил одну руку на мое запястье.

«Вы можете сделать для меня очень многое! – ответил он страстно. – И я чувствую, что могу всецело на вас положиться. Приглядите за ней! Она останется без защитника, а она столь красива и легкомысленна! Вы можете охранять ее: ваш возраст, титул и положение в обществе, факт вашего давнего знакомства с семьей – все эти вещи выступают гарантами вашего бдительного покровительства над ней, и вы сможете оградить ее от внимания прочих мужчин».

«Если только кто-то посмеет, – воскликнул я, вскакивая с кресла с насмешливо трагическим видом, – я не смогу спать до тех пор, пока мой меч не обагрится его кровью».

И я громко рассмеялся, хлопая его по плечу, когда говорил. Это были те же слова, которые он сам произнес, когда я стал свидетелем их с моей женой разговора на ночной аллее. Казалось, он заметил что-то знакомое в этой фразе, поскольку выглядел удивленным и озадаченным. Видя это, я поспешил повернуть его подозрения под другим углом. Резко остановив свой смех, я напустил на себя серьезный вид и сказал:

«Нет, нет! Я вижу, что этот предмет столь священный для вас, что не стоит над ним шутить, простите мое легкомыслие! Уверяю вас, мой друг Феррари, я буду присматривать за вашей леди с братским ревнивым усердием, даже как старший брат, что будет выглядеть еще более пристойно. Хотя, если честно, я признаю это задание не совсем мне подходящим и даже несколько неприятным, тем не менее, я сделал бы и больше ради вашего удовольствия и ради того, чтобы вы смогли уехать из Неаполя со спокойной душой. Обещаю вам, – здесь я взял его руку и тепло ее пожал, – что я буду достоин вашего доверия и оправдаю его с той же точно привязанностью и преданностью, какую вы сами столь благородно выказали вашему покойному другу Фабио! История не могла снабдить меня лучшим примером!»

Он замер, будто получил неожиданный удар, и вся кровь до последней капли отлила от его лица, оставив его почти прозрачным. Он посмотрел на меня с выражением удивления и сомнения, однако я излучал такое добродушие и дружелюбие, что он пересмотрел несколько поспешных выражений, которые уже готовы были сорваться с его губ и, овладев собою усилием воли, кратко сказал:

«Благодарю вас! Я знал, что могу рассчитывать на вашу честность!»

«Конечно! – ответил я решительно. – Как на самого себя!» И снова он вздрогнул, как от невидимого удара. Выпуская его руку, я сказал с выражением горького сожаления:

«И когда же вам придется уезжать, дорогой мой?»

«К сожалению, немедленно, – ответил он. – Я отправляюсь завтра утренним поездом».

«Что ж, я рад, что вовремя обо всем узнал», – сказал я, глядя на свой письменный стол, который был набит неотправленными приглашениями и сметами декораторов и устроителей балов. «Я не смогу даже думать об увеселениях до вашего возвращения».

Он с благодарностью посмотрел на меня: «В самом деле? Как любезно с вашей стороны, однако мне было бы жаль нарушать ваши планы…»

«Ничего не говорите больше об этом, друг, – легко прервал я его. – Все это может подождать до вашего возвращения. Кроме того, я уверен, что вы предпочли бы знать, что графиня останется в некотором уединении в продолжение вашего вынужденного отсутствия».

«Я бы не хотел, чтобы она заскучала!» – с жаром воскликнул он.

«О нет! – сказал я с легкой улыбкой от его порыва: как будто она, Нина, позволила бы себе заскучать! – Я об этом позабочусь. Небольшие развлечения, как, например, поездки на природу или спокойные музыкальные вечера. Я понимаю, предоставьте это мне! Но танцы, ужины и прочие развлечения пусть подождут до вашего возвращения».

В его глазах вспыхнул радостный огонек. Он был чрезвычайно польщен и доволен.

«Вы необычайно добры ко мне, граф! – сказал он горячо. – Я никогда не смогу вас отблагодарить».

«Когда-нибудь я взыщу с вас этот долг, – ответил я. – А сейчас, не лучше ли вам отправиться упаковывать вещи? Завтра наступит быстро. Я зайду, чтобы проводить вас утром».

Получив эти заверения, как еще одно доказательство моей дружбы, он ушел. В тот день я больше его не видел; легко догадаться, где он был! С моей женой, конечно! Несомненно, заклиная ее всеми возможными священными клятвами, какие только мог придумать, чтобы она была честной с ним, настолько же честной, насколько он был лживым со мной. В своем воображении я мог представить, как он обнимает и страстно поцелует ее, заставляя помнить о верности день и ночь до тех пор, пока он не вернется обратно, чтобы снова упасть в ее объятия! Я холодно улыбнулся, когда эта пылкая картина предстала в моем воображении. Ах, Гуидо! Целуй ее и прижимай к сердцу – ведь это твой последний раз! Никогда больше этот чарующий взгляд не повернется к тебе даже с тенью благосклонности, никогда больше это нежное тело не окажется в твоих ревнивых объятиях, никогда больше твои поцелуи не обожгут этих насмешливых сладких губ! Твое время вышло, настают последние моменты твоего грешного наслаждения – получи от них все! Никто тебе не помешает! Испей последнюю каплю сладкого вина, моя рука не вырвет эту чашу из твоих рук, это последняя ночь твоей любви! Предатель, лжец и лицемер! Поторопись насладиться счастьем в те краткие мгновения, что у тебя еще остались, закрой дверь плотнее, чтобы светлые звезды не смотрели на твой любовный экстаз! Но позволь ароматным лампам утратить свой мягкий искусственный блеск на фоне той сияющей красоты, что заставила разрушиться твою чувственную душу, и на которую тебе теперь дозволено бросить последний взгляд! Пусть также играет музыка – музыка ее голоса, которая наполняет уши столь очаровательной ложью! «Я буду верна», – обещает она. Ты должен ей верить, Гуидо, как верил и я, и в таком заблуждении езжай прочь спокойно и с нежностью в сердце, уезжай от нее навсегда!

Глава 17

На следующее утро я сдержал слово и встретил Феррари на железнодорожном вокзале. Он выглядел бледным и измученным, хотя при виде меня немного просветлел. Он обращался странным образом раздраженно и суетливо со швейцарами, таскавшими его багаж, упрямился и спорил с ними по каждому пустяку, как глухая старуха. Его нервы были определенно взвинчены и напряжены, так что когда он наконец занял свое купе, то все вздохнули с облегчением. Он нес в руке обернутый в желтую бумагу предмет. Я поинтересовался, не лежит ли внутри какая-нибудь интересная книга.

«На самом деле, я не знаю, – ответил он безразлично. – Я ее только что купил. Это Виктор Гюго».

И он показал мне титульный лист.

«„Последний День Осужденного“, – прочитал я вслух четко и медленно. – Ах, конечно же! Отличный выбор вы сделали. Очень занимательное чтение».

Поезд уже готовился к отправлению, когда он выглянул из окна купе и подозвал меня поближе.

«Помните! – прошептал он. – Я доверяю вам заботу о ней!»

«Ничего не бойтесь! – ответил я. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вас заменить!»

Он улыбнулся бледной озадаченной улыбкой и подал мне руку. Это были последние слова, поскольку поезд издал предупреждающий гудок и тронулся с места, а через минуту уже скрылся из виду. Я остался один, один с полной свободой действий, теперь я мог делать что хотел с моей женой! Я мог бы даже убить ее, если бы пожелал, никто не помешал бы мне. Я мог приехать к ней тем же вечером и объявить правду о себе, мог обвинить ее в неверности и нанести удар прямо в сердце! Любой итальянский судья нашел бы «смягчающие обстоятельства» для меня. Но зачем? Почему я должен попасть под обвинение в убийстве даже ради такого правого дела? Нет! Мой хитроумный план был идеален, и я должен был терпеливо следовать ему, хоть и нелегко было терпеть. И когда я таким образом размышлял, шагая от вокзала к дому, то был поражен внезапной встречей с моим камердинером, который неожиданно натолкнулся на меня. Он задыхался от бега, так как нес для меня сообщение с пометкой «Срочно». Оно было от моей жены, и я быстро пробежал его глазами: