Теперь все переменилось. В исступленном порыве разрушения мужчины набросились на древние стены Дзекки – монетного двора и конторы. Они стали сбивать древние камни, пока в проеме не показалось желтеющее небо – брешь, которую огонь не мог преодолеть.

Фейра отчаянно искала Аннибала и увидела его в гуще мужчин, окутанного дымом, с почерневшим лицом, как у мавра. Скинув свой плащ, она возглавила цепочку женщин, призывая их удвоить усилия, чтобы восполнить нехватку мужчин. По ходу она старалась облегчить людям страдания: лёгкие ожоги, отравление дымом и даже кровотечение у одной женщины, на которую обрушилась черепица.

Вернувшись в цепочку, Фейра подивилась ироничности всей этой сцены: она вместе со всеми этими людьми спасала их золотую церковь – церковь с четырьмя бронзовыми конями, которые в безумном галопе мчались по галерее, отливая золотом в отсветах пламени. Фейра поняла, что это их работа, что четверый рыжий конь господствовал этой ночью. Зачем же ей спасать этих четырехногих демонов? А Святой Марк, чей день праздновали сегодня горожане, который лежал внутри церкви, завернутый в свинину? Пусть он сварится там, словно главное блюдо праздника. Но она продолжала упорно передавать ведра с водой, не давая себе передышки ни на секунду.

К рассвету они уже предвкушали победу. Поглотив немалую часть дворца, прожорливое пламя, насытившись, пошло на убыль, пощадив церковь с её скачущими стражами, окутанными их дымом. Когда рассвет посеребрил небо, взору предстал совсем иной город. Все было черным – дворец, горожане, и даже с неба сыпался черный пепел. Единственным ярким пятном были лепестки красных роз на площади Сан-Марко, которые ветер кружил вперемешку с пеплом.

Фейра выронила своё ведро и, пошатываясь, направилась к церкви. Мужчины расходились, и она в отчаянии искала Аннибала. Он стоял, прислонившись к углу базилики. Согнувшись чуть ли не пополам, он кашлял, а лицо его было красновато-коричневым, как камень. Она оттащила его, усадила на упавший столб и внимательно присмотрелась к нему, пока он переводил дыхание. С первого дня своей медицинской практики он всегда укрывал лицо; теперь же он не только подверг себя опасности заражения, но и рисковал задохнуться в дыме. Пожар потушили, дож, как она надеялась, в безопасности, а Такат мёртв. Им пора идти. Она протянула ему руку. «Пойдем домой», – сказала она.

Не успел Аннибал подняться – он не мог произнести ни слова и только хрипел, – как вдруг человек, за которым, словно комета, тянулся дымовой хвост, выбежал из-за угла со стороны Рива дельи Скьявони и остановился, еле дыша, около седовласого мужчины.

– Томмасо, – сказал он, положив свою длинную руку на плечо прибежавшего человека, – успокойся. Пожар потушен, мы победили.

– Ещё нет, – произнес человек в почерневшей ливрее. – Огонь охватил Пьомби, и заключенные сварились в своих камерах, как курицы в тесте, а пламя теперь перекинулось на насыпь и движется к Мерчерии.

– Риалто! – седовласый человек поспешил туда, и те, кто ещё был в состоянии, последовали за ним.

Фейра повернулась к Аннибалу.

– Палладио! – воскликнула она.

Они бросились за толпой горожан. Пробегая мимо базилики, Фейра в последний раз взглянула на бронзовых коней. Они блестели, словно раскаленные в горниле, четыре скакуна, бьющие своими огненными копытами, красные пасти разинуты, будто базилика – гигантская золоченая колесница, которую они тянут за собой изо всех сил. Пожар не повредил их церковь. Кони уберегли своё.

Она отвернулась от них, спеша на помощь архитектору, чей дом в Кампо Фава стоял как раз на пути пожара. Они мчались, обгоняя пламя пожара, через рынок, на котором оказалось много народу, как обычно бывает в праздники. Обернувшись на мгновенье, Фейра увидела пылающие лотки и прилавки и услышала треск лопающегося стекла, расплавленные капли которого падали на мостовую.

Прежде чем они добрались до старого моста, Фейра с Аннибалом, оторвавшись от толпы, поспешили к небольшой площади, где стоял дом с золотым циркулем на двери. За ними следовала пелена дыма, словно крадущаяся тень. Фейра забарабанила в дверь, и когда на пороге показалась кухарка, она заговорила вместо Аннибала, увидев, что ему все ещё тяжело дышать.

– Корона Кучина, – сказала она. – Зови всех слуг и уходите в безопасное место. Там страшный пожар, и он идёт сюда. – Она подняла руку, чтобы пресечь поток вопросов Короны. – Хозяин дома?

– Да, и Сабато тоже.

Фейра протиснулась мимо неё и направилась прямо в хорошо знакомый ей кабинет. Она нашла Палладио в его любимой позе, склонённым над своими чертежами и обсуждающим что-то с Сабато, – две седые головы вместе, как она часто видела их. Внезапно она почувствовала решимость – сделать всё возможное, чтобы спасти этих двоих. Они подняли головы.

– Фейра? – тёмные брови Палладио нахмурились, когда он взглянул на того, кто стоял за ней. – А это кто?

Фейра вспомнила, что лицо Аннибала ему не было знакомо.

Аннибал вышел вперед.

– Я ваш врач и собираюсь выполнить возложенную на меня задачу. Во дворце дожа был пожар, и огонь идет в сторону Мерчерии к Риалто.

Палладио отреагировал на удивление быстро. Он схватил сумку из мягкой кожи, в которой позвякивали его инструменты.

– Сабато, веди слуг к Академии.

Чертежник встал.

– А вы куда?

Палладио направился к двери.

– Если пламя переберётся через Риалто, сгорит другая часть города. – Он обернулся к двери. – Нужно разрушить мост.

* * *

Фейра и Аннибал едва поспевали за Палладио, который мчался перед ними по улице.

Вскоре очертания моста выступили из предутренних сумерек – огромная черная деревянная арка на фоне оранжевого неба, стоявшая на каменных подпорках. Фейра разглядела высокую фигуру седовласого человека, который выстраивал людей с ведрами в цепочку, готовясь встретить огонь, и даже призывал детей затаптывать искры, которые падали уже совсем близко, грозя спалить деревянное строение.

Палладио подошёл к седовласому и начал убеждать его, размахивая руками и указывая на мост. Фейра почти не слышала их слов из-за треска горящего дерева, но вот Палладио повернулся к ним.

– Доктор, идите за мной. Фейра – переходи мост вместе с остальными.

Фейра не двинулась с места, похолодев от предчувствия беды.

– Что вы задумали?

Палладио положил свою сумку наземь, достал долото и протянул его Аннибалу. Для себя он выбрал тяжёлый молоток.

– Главное – разрушить сваи. Тогда мост рухнет.

Они оба соскользнули в воду и набросились на мост снизу, хотя женщины и дети все ещё переходили на тот берег, где было безопасно. Палладио нацелился на две огромные балки, поддерживавшие сваи с обеих сторон моста. Они заработали молотками, но огонь наступал. Седовласый приказал людям разрушить несколько деревянных хижин на берегу, но пламя вскоре отогнало их. Затем несколько мужчин во главе с ним спустились в воду, чтобы помочь разрушить сваи моста. Фейра до крови искусала пальцы и с ужасом прислушивалась, как мост стонал и скрипел. Она беспокоилась, что он может рухнуть прямо им на головы. Впереди она видела отражение пламени, превратившее воду в огонь, но всё ещё оставалась на месте. Солнце поднялось уже высоко в небе, когда, наконец, удалось выбить балки. Когда арка моста накренилась, Фейра не в силах больше ждать, вошла в воду, чтобы оттащить обоих мужчин – с силой, которая удивила её саму. Как только мост начал оседать, с противоположного берега раздались крики собравшейся там толпы: разрушение символичного деревянного моста предвещало большие несчастья.

Фейра задумалась, что чувствовал Палладио, когда уничтожал что-то, – он, рождённый строить. Но когда старик выпрямился, в его глазах читалось нечто, похожее на удовлетворение. «Разрушенное всегда можно построить заново», – сказал он и улыбнулся.

Аннибал подошел к нему. «Пойдемте. Надо выбраться на безопасное место».

* * *

Когда Палладио отправили в постель, Фейра и Аннибал направились через площадь в сторону Рива дельи Скьявони – домой. Глаза у них покраснели и воспалились, волосы спутались и покрылись пеплом, лица и руки – черные от копоти. Они шагали по пеплу и лепесткам роз.

Проходя мимо разрушенного дворца дожа, они увидели художника, который рисовал на холсте углем – резкими штрихами стараясь отразить картину разрушений.

В клетке у подножия кампанилы лев Святого Марка превратился в обуглившийся скелет. Заточенный, как и всю жизнь, за почерневшей решеткой.

Глава 37

«Что случилось, Салве?» – спросила Фейра.