На тот момент я не мог предположить одного — насколько в действительности велико безрассудство Марины. Поехав следом за её машиной, я рассчитывал догнать девчонку и обсудить все волнующие меня вопросы, и меньшее из того, что я ожидал, оказалась гонкой. Видя безумные маневры Чики на дороге, ощущал, как в венах холодела от ужаса кровь. Наблюдая за дикой ездой Марины, и став свидетелем того, её машину заносило в разные стороны или как лихо она подрезала другие тачки, понимал, что любое неверное движение могло стать последним. В те бесконечные мгновения, взвинченный и напряженный, я мысленно молил её остановиться.

Сумев обогнать Марину и услышав визг тормозящих по асфальту шин, благодарил неизвестного мне Бога, что всё самое страшное позади. Каким же удивлением для меня стал её побег. Когда вместо того, чтобы удостовериться в её целостности, мне пришлось догонять ненормальную девчонку по какому-то заброшенному заводу. Я не понимал её действий и злился на бездумность и легкомыслие, с какими она относилась к своей жизни. Догоняя её, забыл о словах, приготовленных для убеждения следовать здравому смыслу и быть со мной, как и не думал, куда она бежит. Я видел её удаляющуюся спину, пытающуюся скрыться от меня. Она снова ускользала от меня. А этого не могло произойти дважды, тем более таким способом. На этот раз я должен был поймать её.

Даже после того, как сжал Марину в руках, не мог отделаться от ощущения, будто она вот-вот выпорхнет из моих рук и, как птица, превратится лишь в маленькую точку высоко в небе. Она пыталась вырваться из моих объятий, а я думал лишь о том, чтобы удержать её. Только когда Марина замерла, смотря на меня раскрытыми от ужаса глазами, весь страх за ее жизнь вновь охватил меня, растекаясь по венам от самого сердца, отравляя своими токсинами каждый орган. Бездумные нерациональные поступки, совершенные Чикой, ставили меня в тупик. Внезапно я понял, что после её возвращения совершенно не понимал, чем она руководствуется, совершая то или иное действие, и что последует за этим. От объяснений Марины не стало легче. Скорее наоборот. Разлука превращала нас обоих в безумцев. Как бы она ни старалась утверждать обратное, ее тянуло ко мне с той же силой, что заставляла меня забыть обо всем кроме нее. Так дальше не могло продолжаться! Рано или поздно вся эта ситуация приведет к настоящей трагедии. И я не допущу чего-то непоправимого. Плевать, насколько она не согласна с моей позицией, но продолжать с содроганием ждать день ото дня звонка с дурными вестями мало походило на счастливые перспективы на будущее.

Настал момент забрать Марину под свою опеку. Оставались лишь некие формальности, позволяющие смягчить последствия моего решения. Я больше не собирался ждать подходящего момента для решения вопросов с Пересом, так как, начиная с этой минуты, верным будет то, что безопаснее для Чики. И единственное надежное место — возле меня.

Марина бежала, с трудом поспевая за моими шагами, спотыкаясь и повиснув на моей руке. У нас не оставалось времени на промедление и внимание к её комфорту. Я всё еще злился на неё за такую безрассудность. И не мог выдохнуть до тех пор, пока не буду спокоен, круглосуточно зная о местонахождении Котёнка и каждом её шаге. Марину явно не устраивала моя затея, но и спорить она все же не решалась. Я не знал, имела ли к этому отношение моя вспышка гнева или то, что я не трахнул её, воспользовавшись случаем. Но весь путь до машины она не проронила ни слова. Остановившись рядом с автомобилем, я открыл дверь, дожидаясь, пока она сядет внутрь.

— Ты же понимаешь, что из твоей затеи не выйдет ничего хорошего ни для тебя и, уж тем более, для меня? — встала напротив, заглядывая мне в глаза, игнорируя открытую дверь.

— Это не твоя забота.

— Ты собираешься в очередной раз разрушить мою жизнь, и это не моя забота? — слегка повысила голос Марина.

— А чем, по-твоему, ты занимаешься сама? Наставлять рога жениху и быть на прицеле у врагов любовника, разве это соответствует описанию счастливой и гармоничной жизни? — сжал зубы, чувствуя, как медленно сатанею от её глупости. — Ты занимаешься саморазрушением, Чика. И пришла пора просто быть счастливой, не оглядываясь на прошлое.

Марина замолчала, кидая в меня взглядом молнии, обдумывая услышанное. Она прекрасно понимала, что каждое мое слово — правда, и не могла возразить в ответ.

— Почему ты решил, что я хочу быть с тобой, а не с ним? — вздернула подбородок вверх, холодно посмотрев на меня.

— Ты сейчас серьезно? — усмехнулся, не понимая, откуда в ней взялось столько упрямства. — Решила наконец-то обсудить, почему бегаешь ко мне?

Марина не отвечала, скрестив руки на груди и плотно сжав губы в линию.

— Даже если на мгновение представить, что я тебе действительно безразличен, то зачем появляться рядом с клубом, желая натолкнуться на меня? Или просить увидеться с тобой, когда, расстроенная неожиданной встречей, ты не захотела поделиться чувствами с Ним, а пришла ко мне? — с каждым новым вопросом злился все сильнее на её непоследовательность.

— Зачем ты с ним? Отомстить мне? Превратить мою жизнь в сущий ад? Тогда тебе это удалось, потому как я именно там, зная каждую гребаную секунду, что ты с ним играешь в любовь, отдаешь свое тело, в то время как я готов на все, мать твою! На все! — шумно сглотнул, во рту пересохло от переполнявших эмоций, — лишь бы прикоснуться к тебе, вдохнуть твой запах, увидеть твои глаза.

Марина опустила взгляд на несколько мгновений. Я видел, что мои слова произвели на неё эффект. Она расслабила губы, задышав тяжелее. Её ресницы дрожали, выдавая волнение. Она вновь посмотрела на меня, но уже без прежней бравады. В её глазах явно читались неуверенность и ранимость. Мне не хотелось причинять ей боль, но иначе не выходило достучаться до её упрямой головы.

— Я не понимаю, почему ты с ним, — выдохнул, чувствуя накатившую усталость.

Слишком долго приходилось держать эмоции в себе, а теперь, выпуская их наружу, не чувствовал ничего кроме опустошения. Сложившаяся ситуация забирала не только все силы, но и разум, медленно уплывающий от меня с каждым новым днем вдали от Марины.

— И не говори, что любишь его. Не поверю. Ни единому слову. Тогда что? Деньги? Мьерде, Чика! Я могу дать тебе абсолютно все. Стоит лишь попросить. Просто ответь, почему?

— Он не способен на жестокость, — тихо произнесла она.

Глаза Марины заблестели от выступивших слез. В них застыло все, о чем она молчала, и чего не скрыть никакой улыбкой. В её взгляде не осталось и следа от той беззаботной девочки, смотревшей на мир широко раскрытыми от восторга глазами. Я помнил, с какой жадностью она познавала новое и шла против норм и правил приличия. А теперь от неё не осталось ничего. Во взгляде я не видел больше жажды новых ощущений или радости от прожитого момента. Его заполняли тени перенесенных страданий и страх будущего. И только я — причина подобных перемен.

— Котёнок, — протянул руку, дотрагиваясь до её подбородка. — Я не знаю, что должен сделать, чтобы стереть все, через что ты прошла по моей вине. Дьяволу известно, как сильно я хочу повернуть время вспять и прислушаться к тебе, а не к хору ярости, ревности и мести. Я должен был услышать тебя. А теперь, черт, мне так жаль, Марина. Мне так чертовски жаль, — её боль и моя вина отозвались у меня в груди, скручивая в узел все внутренности. Меня мучили призраки прошлого ничуть не меньше, чем её. И только вместе мы могли попробовать побороть их.

Губы Марины задрожали, и по щекам покатились слезы.

— Дай мне один лишь шанс все исправить. Всего один, — провел большим пальцем по щеке, вытирая соленые ручейки.

— Как? — выдавила она, проглатывая вырывающиеся рыдания. — Как я могу это сделать? Мне страшно, Диего. Не просто страшно, а я прихожу в ужас, представляя, чего может стоить одно неверное слово. Как я могу быть с тобой, находясь в постоянном страхе.

— Я не знаю, Котёнок. Я хочу твоего прощения больше всего на свете и в то же время не понимаю, как должен заслужить твоё доверие.

— Вот и я не знаю, — отстранилась от моей руки, вытирая ладонями слёзы. — Не могу.

Слыша её отказ, не шевелился, ощущая, будто кто-то вскрыл грудную клетку, вырывая один орган за другим. Глядел в её глаза, и меня тошнило от самого себя. Даже убивая и пытая людей до смерти, никогда не испытывал подобного отвращения к тому, кем являлся. А рядом с этой девчонкой чувствовал лишь отвращение от своей истинной сущности. Никто не заставлял меня стыдиться своих желаний и своего образа жизни. Даже Марина. Но именно то, как я поступил с ней, вызывало стыд и раскаяние за того человека, который смог причинить мучения моей Чике.

— Я понимаю это умом, Котёнок, пусть моё сердце и разрывается на части.

Марина усмехнулась, продолжая вытирать всё еще бегущие слёзы.

— Что? — не понимал причин такой внезапной перемены настроения.

— Знаешь, я уже сомневалась, что у тебя есть сердце.

— Я сам не знал об этом до встречи с тобой, — почувствовал укол в то самое, несуществовавшее еще год назад сердце.

Остальные слова выветрились из головы. Всё, о чем я хотел ей сказать, засосала воронка разочарования в себе и в безуспешности своей попытки. Дождавшись, когда Марина успокоится, спросил, страшась услышать ответ:

— Что теперь?

— Ничего, Диего. Я вернусь к Пабло.

— Я еду с тобой, — выпрямился, приготовившись к новым спорам.

— Мне казалось, что мы все прояснили, и тебе нет причин совершать подобные безумства, — сурово посмотрела на меня.

— Возможно. Но есть кое-что, о чем мне требуется поговорить с ним.

— Боже, Диего! Можешь ты хотя бы раз послушать то, чего я хочу, и сделать так, а не иначе. Хотя бы один раз! — вцепилась в крышу машины. — Даже не смей заикнуться ему о нас с тобой, — резко изменилась в лице, принявшем более острые очертания.